Читаем без скачивания Ворон. Сыны грома - Джайлс Кристиан

– Эльдред! Эльдред! Где ты, червь? – кричал Сигурд сквозь грохот битвы.

Саксы стали просить пощады. Поняв, что им ее не видать, некоторые из них бросились за борт. Викинги догнали их и насадили на копья, как рыбу. Какой-то англичанин, заламывая руки и лопоча, пал на колени перед Пендой, но тот взмахнул мечом, и голова врага, исторгая кровь и подскакивая, покатилась по палубе. Увидав это, другой сакс, бросивший свое оружие, подобрал его и снова сжал кожаную рукоять. Если он знал Пенду, то должен был понимать: ждать от него милости так же бесполезно, как пачкать штаны. Уж лучше выбрать достойную смерть.

– Передай Сатане, что твой ублюдок хозяин скоро будет сосать то, чем делает детей! – прорычал Пенда, отталкивая вражеский меч в сторону и нанося противнику удар, который тот успел отбить.

Проворство неприятеля вызвало на лице моего друга подобие улыбки. Пенда сделал шаг назад и развел руки, словно нарочно открывая грудь, чтобы враг мог попытать счастья. Когда тот закричал и яростно замахнулся, Пенда отскочил, описал полный круг, развернувшись на пятках, и пронзил ему шею. Противник рухнул на колени. Обломок его ключицы, задетой мечом, остался торчать вверх наподобие страшной белой лучины. Алая кровь струей забила из раны, челюсть отвисла. Открытый рот зазиял черной дырой на черной бороде.

– Хочешь есть? – прорычал Пенда. – Попробуй вот это.

Острие меча вонзилось в череп поверженного спереди, а вышло сзади, но вытаращенные глаза так и не закрылись.

Едва мною успела овладеть жажда крови, как почти все было кончено. Мы с тошнотворной легкостью пропахали толпу англичан и теперь стояли среди изрубленных тел. Распоротые животы испускали зловоние. На искаженных от ужаса белых лицах застыла боль. Не дожидаясь приказа, мы сами выстроились стеной в четыре ряда перед мачтой «Фьорд-Элька». Асгот и семь или восемь викингов остались на «Змее» (на захваченном нами корабле было слишком тесно для того, чтобы мы все могли участвовать в битве, не мешая друг другу). Те наши воины держали наготове луки или копья и не спускали глаз с выживших англичан, которые, сжавшись в единый тугой узел, стояли на носу перед своим господином. Это были дюжие, зловещего вида мужи. Маугер, телохранитель Эльдреда, должно статься, знал, что ему уготовано: скоро черви будут глодать его плоть. Но если он и боялся, то виду не подавал. Их, приближенных олдермена, было пятеро. Видно, все они надевали кольчуги, пока мы резали их соплеменников. Такие ни перед чем не останавливаются, и с нашей стороны было бы глупо отнестись к ним, как к мелкой рыбешке. Они выстроились в плачевно короткую плотную стену перед темным деревянным крестом, который возвышался на месте гордой головы Сигурдова змея. Длинные усы Эльдреда лоснились от жира, темные глаза злобно таращились.

Сигурд шагнул вперед. Меч его был черен от крови. Мне не составило труда догадаться, какого он мнения о кресте на носу «Фьорд-Элька».

– Ты ничтожен, Эльдред, – сказал ярл по-английски. – Твое слово стоит меньше, чем коровье дерьмо. Ты предал меня. Ты – убийца собственного сына. – Последнее было в глазах Сигурда столь отвратительно, что он плюнул. – Для таких, как ты, у меня в запасе только сталь. Пусть ворон клюет твое мясо, волк выедает мозг из костей, а черви дожирают оставшуюся пакость, пока ты не превратишься в жалкое пятно, грязь среди грязи.

Саксы крепко держали щиты, ожидая нападения. Глядя в глаза собственной смерти, они сохраняли горделивый вид, и, признаюсь, мне не хотелось их убивать. Эти люди были отцами и мужьями, но прежде всего они были воинами и потому не выказывали страха, не молили о пощаде. Злая судьба дала им ничтожного господина, и я надеялся, что они спасутся, хотя знал, что им не спастись.

За нашими спинами послышались всплески: викинги принялись бросать тела англичан за борт «Фьорд-Элька», пока кровь не въелась в дубовые доски. Даже морской бриз не смог рассеять вонь дерьма, смешанного с кровью, и я с неудовольствием подумал о том, как долго нам предстоит скрести палубу, когда все будет позади.

Эльдред взошел на боевую площадку, сооруженную на носу. Теперь он больше чем на целую голову возвышался над своими людьми и был соблазнительной мишенью для наших лучников и копьеносцев.

– Я уэссексский лорд! – возгласил он. – А ты кто такой? Ты – языческая мразь, что копошится в темноте, как муха в бараньей туше! С такими, как ты, я дела не имею. Христианин не должен связываться с тебе подобными, если не хочет получить нож в спину. Давай, Сигурд, козлиный сын! Подойди и отведай английской стали! Или ты дерешься только с невооруженными людьми?

По правде, речь Эльдреда была недурна, хотя мало кто из викингов оценил его остроумие. Мы подняли щиты и двинулись вперед, однако Сигурд велел нам стоять на месте.

– Хорошо, Эльдред, – сказал наш ярл. – Я готов был поспорить, что ты станешь умолять о пощаде, как трус, ведь трус ты и есть. – Такое оскорбление – тяжелый камень. – Но я рад, что ты решил умереть, как мужчина, хотя жил, как ничтожество. Уэссекс – славный край. Такой земле нужны воины, готовые погибать с мечом в руках, не то через двадцать лет ее наводнят викинги. За юбки ваших женщин будут держаться норвежские дети, которые вырастут мужами, верными Одину и Тору. А твоего Белого Христа, как пятно от мочи, никто и не вспомнит.

Эльдред свирепо вытаращил глаза, длинные усы затряслись.

– Я буду драться с тобой, Сигурд! – рявкнул Маугер, чье широкое лицо побагровело от ненависти. – К черту богов! Поглядим, на что способны люди!

Кое-кто из викингов заворчал: мол, пора бы уже прикончить этих собак, вместо того чтоб с ними разговаривать. Норвежцы поняли немногое из того, что было сказано, но угрозу они распознали и пришли в возбуждение. Маугер слыл лучшим ратником Эльдреда, гранитным мужем, прошедшим множество битв. О нем говорили как о величайшем воине Уэссекса, и я не хотел, чтобы Сигурд с ним сражался. Мой господин тоже был прирожденным воителем; и потом, даже ярл порой оказывается пленником собственной чести. Вызов, что бросил ему Маугер, затмил сияние сундука, доверху набитого серебром.

– Эльдред! Ты сразишься со мною сам. Тогда я убью тебя, а людей твоих отпущу. Они, я вижу, преданные воины и заслуживают лучшей доли, нежели умереть за такого, как ты. – Сигурд поднял меч и направил острие в олдермена: – Что скажешь? Будешь со мною драться?

Верхняя губа Эльдреда сморщилась, как старая кожа.

– Не буду, – фыркнул он. – Вместо себя я пошлю Маугера. Он сразится с тобой или с любым из твоих людей.

Маугер тряхнул головой, исполненный решимости. Мышцы его голых рук налились кровью под браслетами и нательными узорами. Это был грозный седовласый боец с каменным лицом, и я не завидовал тому, кому предстояло скрестить с ним меч.