Читаем без скачивания Психология убийцы. Откровения тюремного психиатра - Теодор Далримпл

Юмор тюремных служащих явно можно было бы отнести к категории «юмор висельника». В эпоху применения смертной казни это выражение имело не только метафорический смысл. (Рассказывают — вероятно, это выдуманная история, не могло же такое случиться на самом деле, — как один узник по пути в так называемый палаческий сарай заметил в разговоре с сопровождавшими его тюремщиками, что погода выдалась не очень-то хорошая. «Тебе-то ладно, — ответил один из них, — тебе хоть назад не возвращаться».)

Как-то раз к нам прибыл заключенный с большим количеством пирсинга. Татуировки и другие формы декоративного самоуродования статистика связывает главным образом с преступным миром. Так было с давних пор: Ломброзо отмечал это еще столетие с четвертью назад. Свыше 90 % белых британских заключенных имеют татуировку (более распространенной среди них является лишь одна особенность — курение), хотя за пятнадцать лет моей работы в тюрьме природа этих татуировок изменилась.

Поначалу татуировки были в основном любительские — одноцветные, выполненные тушью. Их делал либо сам заключенный, либо кто-нибудь из его дружков, нередко в самой тюрьме (где это, впрочем, считалось правонарушением), причем такой «художник», как правило, не обладал профессиональными навыками татуировщика. Татуировки зачастую состояли из нескольких слов — к примеру, «Сделано в Англии» вокруг соска на груди, LOVE и НАТЕ («ЛЮБОВЬ» и «НЕНАВИСТЬ» — или «ЛЮБЛЮ» и «НЕНАВИЖУ») на фалангах пальцев каждой руки, с тыльной стороны (кроме больших пальцев). Любимой аббревиатурой была АСАВ, что расшифровывалось как «All Coppers Are Bastards» («Все копы — сволочи»); правда, если носитель этой надписи попадал в участок, там он уверял, что это означает просто «Always Carry A Blade» («Всегда носи с собой нож»). Иногда мне случалось увидеть на предплечье примитивное изображение полисмена, висящего на фонаре, что вряд ли помогало обладателю картинки при аресте. На фалангах пальцев также часто писали LTFC и ESUK, и, если сдвинуть пальцы, получалось lets fuck (давай потрахаемся) [12]. Это показывали женщинам в каком-нибудь пабе. Я спрашивал их носителей, сработал ли хоть раз этот метод обольщения. Они отвечали, что иногда работает, и, когда это случается, выходит, что все эти татуировочные усилия были не напрасны.

Еще одним излюбленным вариантом таких самодельных татуировок была пунктирная линия вокруг шеи или запястья, с надписью «РАЗРЕЗАТЬ ЗДЕСЬ», в более изощренных версиях — с изображением ножниц. Узники любили также надпись «НЕ БОЮСЬ» большими синими буквами сбоку на шее: зачастую ее носили на себе маленькие или тщедушные люди, которые мало что значили в социальном мирке, где в основе иерархии лежит насилие. Увы, эти слова часто воспринимались как вызов, а не как предупреждение, и на их носителей иногда нападали исключительно по этой причине. Один из моих пациентов получил трещину в черепе в качестве отдаленного последствия своей татуировки.

В последнее время обычай обзаводиться татуировкой стал модным далеко не только в тюрьме, взлетая по социальной лестнице стремительнее любого карьериста. Заключенные, следуя за модой (если считать, что это не они сами ее породили), перешли от простеньких наколок, сделанных тушью, к сложнейшему многоцветью боди-арта, создаваемого профессиональными мастерами. Как ни странно, «дизайн» при этом, как правило, очень напоминает картинки, которые рисуют (карандашом, пером, кистью…) заключенные, когда они начинают осваивать в тюрьме изобразительное искусство. Похоже, эстетика криминального китча все больше проникает в самые разные слои общества.

Этот новый боди-арт кое-что говорит нам об эмоциональной жизни узников. К примеру, на предплечье может значиться имя подружки, обычно в сочетании с листьями и сердцем, пронзенным стрелой, что означает вечную преданность ей. Увы, эта вечная преданность часто оказывается совсем не вечной, и ее сменяет чувство более долговременное — ненависть. В таком случае имя бывшей возлюбленной включают в состав другой татуировки (что делает его почти неразличимым), а иногда просто изничтожают, перечеркивая крест-накрест. Что касается выполнения отцовского долга, то его демонстрация доходит до всех мыслимых пределов: на тело наносятся имена детей узника (обычно чуть ниже плеча, на внешней стороне руки). Более смуглые заключенные тоже все чаще обзаводились татуировками, подражая своим белым собратьям, хотя вообще-то темная кожа не очень подходит для татуирования. Вот вам отличный пример интеграции или взаимного влияния культур.

Но вернемся к нашему арестанту с большим количеством пирсинга. Министерство внутренних дел постановило, что каждый заключенный имеет право лишь на один пирсинг, не больше. Оно не указывало, в какой части тела должен находиться пирсинг, оставляя это на усмотрение самого узника. «Моя бы воля, — заметил один сотрудник тюрьмы, увидев прибывшего обладателя множества пирсингов, — я бы их всех за серьги подвешивал». Вообще, тюремные служащие часто высказывали мнения, которые ужаснули бы тех, кто полагает, будто все всегда надо понимать строго буквально: таких людей в наше время все больше. Другой сотрудник тюрьмы, которому вот-вот предстояло уйти на пенсию, заявил мне, что их, заключенных, надо бы три раза в день до отвала кормить «ничем».

Несмотря на все эти презрительные замечания насчет своих подопечных, большинство сотрудников тюрьмы ревностно исполняли свой долг и даже были готовы рисковать собственной жизнью ради спасения жизни арестантов. В тюрьме выстроили новое больничное крыло, потратив на это колоссальные средства, однако архитектор (типичный современный представитель этой профессии), в отличие от своих викторианских предшественников, не учел проблему вентиляции в случае пожара. Вскоре после открытия нового крыла один легковозбудимый узник поджег матрас в своей камере. Похоже, долгие годы научных изысканий пошли на то, чтобы опровергнуть давнюю поговорку «Нет дыма без огня» и в конце концов разработать матрас, который после поджигания стал бы испускать плотные клубы черного дыма без всякого пламени. Именно с помощью дымовой завесы такого типа линкоры когда-то скрывались от преследователей.

Едкий черный дым начал просачиваться из-под запертой двери камеры несчастного. Увидев это, один из тюремных служащих помчался открывать. Наружу вырвалось черное облако, и служащий вбежал в камеру, чтобы вытащить заключенного в безопасное место. Вероятно, тем самым он спас ему жизнь.

Я прибыл на место происшествия практически сразу же после этого. Узник страдал от последствий вдыхания дыма, его спаситель — тоже (пусть и в меньшей степени). Пока они ждали скорую, которая должна была отвезти их в больницу, я похвалил служащего тюрьмы за его героизм и заметил, что он, видимо, удостоится официальной благодарности коменданта. Будучи по натуре человеком тихим и сдержанным, он лишь лукаво улыбнулся.

Дня через два он вернулся на службу. Я поинтересовался, объявил ли ему благодарность комендант.

— Наоборот, я выговор схлопотал, — ответил он.

— Что? — Я искренне поразился. — Но вы же спасли человека!