Читаем без скачивания Счастливый неудачник - Вадим Шефнер

5. Гибель "Магнолии" и "Моржа" Когда через день я пришел на берег Смоленки, двухименной и двухцветной шлюпки там не оказалось. Но Маргарита была там. - Колька взял да уехал, - сказала она. - Он мотор пробует. Он этот мотор из разного утиля собрал. Он у нас будущий полярный механик. А ты кто будущий? - Я в мореходку пойду. - А я еще не знаю, кем буду. Это плохо? - Нет, ничего. Только не становись какой-нибудь очень серьезной. - Ну, серьезной я не стану. А ты давно был в зоосаде? Идем туда. На билеты у меня хватит. - У меня тоже хватит. Идем. - Только идем пешком. Ты любишь ходить по городу? - Очень. Мы с Толькой часто шляемся, весь город исходили. - Я тоже люблю город. В прошлом году я летом в деревне жила, там хорошо, но скучно. Через какой мост пойдем? - Давай через Биржевой. Мы дошли до Среднего и прошли по нему до Малой Невы. Когда мы шагали между Шестой и Пятой линиями мимо парикмахерской, я сказал Маргарите: - Вот сюда я стричься хожу. Здесь один старый парикмахер есть, у него левый глаз обыкновенный, а в правом зрачок продолговатый, как у кошки. Это единственный такой человек в городе. Хочешь, пойдем посмотрим на него? Я взял Маргариту под руку и подтолкнул ее к дверям парикмахерской. - Нет, но пойду, - сказала Маргарита. - Ведь это мужская парикмахерская. И мы пошли дальше, но уже под руку. Это было очень приятно - идти с Маргаритой под руку. До этого я ни с кем так не ходил. Парикмахерская эта и поныне существует. Вообще парикмахерские - самые прочные заведения. Все другие магазины и учреждения меняются, закрываются, переезжают, переименовываются, а парикмахерские остаются на месте. Если я захочу назначить кому-нибудь свидание через сто лет, то назначу его у парикмахерской. Проходя мимо Толькиного дома, я сказал Маргарите, что вот здесь живет мой друг Толька. Он выучил меня курить. - Разве ты куришь? - удивилась Маргарита. - Курю по мере надобности, - ответил я. - Не дымить же мне все время. Когда мне надо о чем-то серьезно подумать, тогда я и курю. Вот Толька тот все время курит. Ты знаешь, как мы с ним познакомились? - И я начал рассказывать о дочери Миквундипа. - Постой, - перебила меня Маргарита. - У меня она тоже была. Только не такая уж она красивая, как ты расписываешь. - А к тебе-то зачем из МИКВУНДИПа приходила? Ты разве была отстающей? Что-то не похоже. - Она ко мне из-за того приходила, что я умею обеими руками писать, и умею наоборот писать, зеркальным письмом. Она узнала - вот и пришла. А потом она из пистолета стреляла и дала мне тест-анкету заполнить. После этого она у меня нашла математический идиотизм и ранний сексуальный крен. Я не знала, что это такое, записала и показала нашей учительнице. Та очень рассердилась на эту миквундипиху и сказала, что никакого крена у меня нет. Там, понимаешь, в анкете был вопрос, хочется ли иногда поцеловаться. Ну, я и ответила, что иногда хочется. Ведь это правда? Правда! Вот миквундипиха к правде и придралась. А у тебя был в детстве какой-нибудь крен? - У меня был крен к компоту. Но теперь это пройденный этап. - А у меня в детстве такой крен был; у нас лампа над столом висит, так если она качнется, мне сказалось, что весь мир качается, я очень пугалась. Колька нарочно иногда раскачает, а я кричу вовсю. Но это тоже пройденный этап. В зоосаде народу было мало. Звери важно и спокойно сидели в своих клетках. Казалось, они сами забрались за решетку посмотреть, что из этого получится. Казалось, захотят они - возьмут и выйдут и пойдут куда им угодно. - Ты каким зверем хотел бы быть? - спросила Маргарита. - Я бы зеброй. - Ты и так как зебра. Только у тебя полосы на футболке вдоль, а у нее поперек. А я бы - леопардом. Тигр очень уж громоздкий, а леопард - в самый раз. II потом он на вид не такой злой. - А по-моему, это все буржуазные выдумки, что звери злые. Кто-то когда-то сказал - и все, как попугаи, повторяют. А звери не от злости на других зверей охотятся, а просто есть хотят, а по-другому они еду себе добывать не умеют. Ты любишь американские горы? - Люблю, только у нас, наверно, денег не хватит. Мы подсчитали, сколько надо за вход в сад Госнардома и сколько - на американские горы. Не хватало восьми копеек. - Идем, походим и будем все время смотреть вниз, - предложила Маргарита. Может, и найдем какую-нибудь монетку. Мы так и сделали. Вскоре возле клетки барсука мы нашли двугривенный. - Спасибо, дорогой товарищ барсук! - с поклоном сказала Маргарита. Над американскими горами стоял визг. Некоторые катающиеся визжали так, для интереса, а некоторые взаправду. Мы с Маргаритой молча сидели в открытом вагончике, в первом ряду, и прямо под ноги нам летела пропасть; а потом мы вдруг ехали прямо в небо. Но все окончилось слишком быстро, а больше денег у нас по было. На оставшиеся от находки двенадцать копеек мы купили три арапчика и съели их на ходу. Арапчиками называются отбракованные, битые, почерневшие яблоки; стоили они очень дешево. Мы вышли из сада Госнардома и пошли проспектом Максима Горького к памятнику "Стерегущему". Когда мы поравнялись со зданием Биржи труда, мы заметили, что перед ним почти никого нет. В прошлом году здесь еще толпились безработные, а теперь их почти что и не было. - Скоро Биржу труда закроют, - сказала Маргарита. - Когда мы пойдем работать, нам уже никакой Биржи труда не понадобится. Папа мой говорит, что теперь уже от ворот принимают. Прямо на завод приходит человек - и его оформляют. Вот здорово! - У нас в квартире один бывший безработный живет, он слесарь-инструментальщик, - сообщил я. - Он уже два года работает, даже на мотоцикл копит. Он уже себе подержанного "Индиана" присмотрел. И ты знаешь, как он зимой копит деньги на это дело? - Ну как? - Он на себя не надеется, боится растратить. Он после каждой получки стучится к нам и бросает деньги в форточку - не за окно, конечно, а между рамами. Он знает, что до весны тетя Аня раму ни за что не откроет. - А по-моему, это буржуазная выдумка - рабочему покупать себе мотоциклет, - серьезно сказала Маргарита. - Ведь мотоциклет - это вроде как бы половина автомобиля, а автомобиль - это заграничная буржуазная роскошь. И значит, этот твой сосед хочет стать полубуржуем. - А я о велосипеде мечтаю, - сознался я. - Это ведь ничего? - Велосипед - это другое дело, - ответила Маргарита. - Это - спортивный прибор, ты на нем своими ногами вертишь. Папа мой говорит, что в будущем у всех велосипеды будут, как сейчас носовые платки. Я схватился за карман и убедился, что у меня сегодня носовой платок есть. Ну, значит, и велосипед со временем будет, подумал я. Тем временем мы дошли до Кировского проспекта, который тогда именовался улицей Красных Зорь и был покрыт не асфальтом, как сейчас, а деревянными торцами. Свернув к памятнику "Стерегущему", мы долю смотрели па него. Он и тогда был таким же, как теперь, - ведь на то это и памятник. Только вода из открытого кингстона тогда не текла - воду провели позже. - А страшно все-таки умирать так, - сказал я Маргарите, глядя на бронзовых моряков. - Хотя, знаешь, лучше уж так, чем как-нибудь по-другому. - Лучше уж так, чем по-другому, - согласилась Маргарита, и мы пошли домой. На обратном пути, когда мы опять шли по Среднему, я показал Маргарите киоск, где торгует папиросами дядя Боба. - Это замечательный человек, - сказал я Маргарите. - Стихи пишет за пять минут, и о чем угодно. У него даже справка о невменяемости есть. Жаль, что мы все деньги истратили, а то бы я купил сейчас папирос, а он бы стихотворение к папиросам добавил. За эти годы дядя Боба заметно постарел, но был еще бодр. Ларек его теперь был не оранжевого цвета, а зеленого. И папиросы теперь тоже были другие. Уже не было никаких "Сафо", "Американов", "Сальве" и "Трезвопов". Папиросы теперь назывались "Блюминг", "За индустриализацию", "Шарикоподшипник", "Трактор", "Беломорканал", "Кузбасс". Едва мы миновали ларек дяди Бобы, как нам навстречу попалась змея Лиза. Она шла с черной папкой для нот, вид у нее был очень деловитый. Когда она увидела нас, вид у нее стал еще деловитее. Она быстро прошла мимо. - Ты видела Эту, которая нам навстречу попалась? - спросил я Маргариту. Это мой враг номер первый. Я тебе еще расскажу о ней. - По-моему, она симпатичная, - сказала Маргарита. - Чего ты к ней придираешься? - Слишком много я от нее вытерпел, чтобы считать ее симпатичной, - ответил я. - Вот она нас заметила и теперь дома будет надо мной издеваться, что я с кем-то под ручку хожу. - Что ж тут такого, что под ручку? - Для нас - ничего такого, для нее - все такое. Она слишком серьезная. Я потому и говорил тебе, чтобы ты не становилась слишком серьезной. - Ты в субботу приходи опять к Смоленке, - сказала Маргарита. - Может быть, Колька мотор наладит, и мы под мотором в залив поедем. Приходи к одиннадцати.