Читаем без скачивания Город Эмбер: Побег - Джин Дюпро

А потом снова принималась за поиски.

В последнее время миссис Эвелин Мердо больше времени проводила с бабушкой, чем у себя дома. Бабушке она говорила, что просто приходит к ней составить компанию.

— Да не хочу я, чтобы она «составляла мне компанию», — жаловалась старушка, но Лина говорила:

— Может быть, ей очень одиноко, бабушка. Пусть уж приходит, ладно?

Самой–то Лине очень нравилось, что миссис Мердо все время рядом: как будто у тебя снова есть мама. Конечно, характером энергичная соседка ничуть не была похожа на Линину маму — мечтательную, задумчивую женщину, все время витавшую мыслями где–то далеко–далеко. Зато напоминала ее своей заботливостью: настаивала, чтобы утром все члены семьи плотно позавтракали — обычно на завтрак была картошка с грибной подливкой и свекольный чай, — аккуратно выкладывала на каждой тарелке витаминные таблетки и следила, чтобы все их проглотили.

Когда миссис Мердо оставалась с бабушкой, обувь, всегда разбросанная по квартире, чинно стояла в шкафу, на мебели не было ни пылинки, а Поппи щеголяла в чистом платьице. Лина чувствовала себя совершенно спокойно, зная, что дом оставлен на миссис Мердо. Уж она–то знала, как вести хозяйство.

Каждый четверг у Лины — как и у всех сотрудников в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет — был дополнительный выходной. В один из таких четвергов она стояла в очереди на рынке на Гарн–сквер, рассчитывая купить пакет репы, чтобы потушить к ужину. Два человека позади нее беседовали вполголоса.

— Да мне просто нужно было немного краски, — говорил один, — чтобы покрасить входную дверь. Ее сто лет не красили, вся серая, облезлая, страшная. Я слышал, что в том магазине на Найт–стрит вроде есть краска. Я–то хотел голубую.

— Голубая — это красиво, — согласился собеседник.

— Ну, прихожу туда, — продолжал первый, — а продавец говорит: нет у нас краски, и никогда, говорит, не было. Сварливый такой, неприятный. Все, что у меня есть, говорит, — это несколько цветных карандашей.

Цветные карандаши! Лина уже много лет не видела в магазинах цветных карандашей. Когда–то у нее было целых четыре: два красных, синий и коричневый. Она рисовала ими, пока карандаши не превратились в огрызки, такие короткие, что в руке не удержать. А сейчас у нее был только один простой карандаш, да и тот с угрожающей скоростью укорачивался с каждым днем.

Лина ужасно хотела нарисовать свой воображаемый город цветными карандашами. Она чувствовала, что этот город должен быть очень ярким, красочным, хотя и не знала пока, какими цветами следует передать эту яркость. Но всегда оказывалось, что деньги нужны на что–нибудь более важное. Например, единственная бабушкина кофта была вся в дырах и, казалось, вот–вот расползется.

Но бабушка так редко выходит на улицу, уговаривала себя Лина. Она либо дома, либо в лавке. Так что новая кофта ей не очень нужна, правда же? А может быть, денег хватит и на кофту, и на пару карандашей?

Вечером она взяла с собой Поппи и отправилась на Найт–стрит. Поппи уже очень хорошо умела ездить на спине у старшей сестры: обхватив ножками Лину вокруг талии, она цепко держалась за ее шею своими маленькими сильными пальчиками.

На Бадлоу–стрит им пришлось протискиваться сквозь длинную очередь в прачечную.

Вся улица была завалена узлами грязной одежды, прачки длинными шестами ворочали белье в стиральных машинах. Когда–то барабаны стиральных машин вращало электричество, но в городе давно уже не осталось ни одной исправной машины.

Лина свернула на Хафтер–стрит. Четыре фонаря по–прежнему не работали, и группа ремонтных рабочих в полумраке чинила провалившуюся крышу одного из домов. С лесов ее окликнула Орли Гордон, и Лина помахала подружке рукой. Они пробрались мимо женщины, раскинувшей на земле клубки веревки и ниток на продажу, обогнали человека, толкавшего тяжелую тачку с морковью и свеклой в бакалейную лавку. На углу горстка маленьких детей играла с лоскутным мячом, набитым тряпьем. На улицах было полно народу. Лина шла быстро, прокладывая себе путь в толпе, а Поппи в полном восторге лепетала у нее за спиной.

Но зрелище, открывшееся Лине, когда она вышла на Оттервилл–стрит, заставило ее резко замедлить шаг. На ступенях ратуши стоял человек. Он что–то кричал, и вокруг уже собралась толпа. Лина подошла поближе, и, когда она увидела, кто это, сердце ее замерло: на ступенях стоял Сэдж Мэррол. Выпучив глаза, он беспорядочно молотил руками по воздуху и высоким, срывающимся голосом кричал:

— Я ходил в Неведомые области. Там нет ничего! Ни–че–го! Совсем ничего! Думаете, кто–нибудь придет оттуда и спасет нас? Ха! Там только тьма, а во тьме — чудовища, без донные черные дыры и крысы размером с дом. Там только камни, острые как ножи! Тьма лишит вас дыхания! Нет там для нас ни какой надежды! Ни–ка–кой!

Он вдруг замолчал и рухнул на колени. Зеваки переглядывались и качали головами.

— Свихнулся! — услышала Лина голоса в толпе.

— Да, совсем обезумел!

Внезапно Сэдж вскочил на ноги и вновь начал истерически кричать. Зрители попятились, кое–кто поспешил прочь. Но несколько человек, напротив, стали осторожно подходить к Сэджу, что–то приговаривая и успокаивая его. Потом, бережно поддерживая под руки, его повели вниз по ступеням, а он продолжал громко кричать.

— Кто дядя? — спросила Поппи своим звон ким писклявым голоском.

Лина отвернулась от жалкого зрелища.

— Пойдем, Поппи. Дядя бедненький, ему плохо. Давай не будем на него глазеть.

Они пошли дальше в сторону Найт–стрит, миновали Грингейт–сквер. Человек со свалявшимися, как войлок, волосами сидел на земле скрестив ноги и играл на флейте, сделанной из водопроводной трубы. Пятеро или шестеро Верных стояли вокруг флейтиста, хлопали в ладоши и пели:

Он придет! Он придет! Скоро, скоро Он придет!

«Кто придет?» — мелькнуло в голове у Лины, но она не стала останавливаться и спрашивать.

Еще два квартала — и они на месте. У магазина не было никакой вывески. А ведь полагается, чтобы обязательно была, подумала Лина.

Витрина была темной, и сначала девочке показалось, что лавка закрыта. Но когда она толкнула дверь, дверь открылась и звякнул колокольчик, висевший у косяка. Из темноты магазина появился черноволосый человек и оскалил в улыбке большие зубы.

— Слушаю вас, — сказал он.

Лина сразу же узнала его. Это он передал ей послание для мэра в первый день ее работы. Как его — Хупер? Нет, Лупер, вот как.

— Не бывает ли у вас в продаже карандашей? — спросила Лина.

Что–то не похоже, что бывают. Полки магазина были совершенно пусты, если не считать нескольких пачек исписанной бумаги. Поппи, которой надоело сидеть на спине, завозилась и, кажется, собралась захныкать.