Читаем без скачивания Красна Марья - Наталья Ратобор

— Так где нам, собственно, найти Алексея?

— В хате, должно, или в хлеву… А то, может, в поле уехал — я ж ему не сторож.

Комиссар прошла к куреню. Она отметила перекрытую крышу, свежевыструганные наличники и обновленный забор. Судя по всему, энергичный Алексей времени даром не терял. Что-то больно царапнуло в груди, но комиссар, переборов себя, решительно взялась за железную скобу и толкнула дверь.

— Дома ли кто? — деловито осведомилась она в сенях и, не слыша ответа, кивнула следовавшему за ней Митяю и прошла в кухню, в которой разгоряченная толстая хозяйка хлопотала у печи с чугунами.

Мария Сергеевна едва удержалась, чтобы не ахнуть: в женщине с оплывшим лицом и раздавшимся бюстом она узнала когда-то статную красавицу Дарью. Беременная, на позднем сроке, та потеряла теперь всякую привлекательность. Сзади переминался с ноги на ногу смущенный Митяй. Повисла досадная пауза.

— Ты… зачем сюда… пожаловала? — с нажимом произнесла Дарья голосом, предвещавшим бурю.

— Я — комиссар тринадцатой дивизии, пришла к товарищу Ярузинскому по срочному военному вопросу. Где хозяин-то? — приступила к делу комиссар.

— Тебе… сказано было — и близко сюда не подходить, — наступала Дарья, распаляясь, с перекошенным от злобы лицом.

Комиссар быстро оценила ситуацию и, предвидя скандал и не желая связываться с беременной, повернулась к Митяю:

— Ну что ж, Димитрий, придется, видно, тебе разыскать Алексея. По старой дружбе! — Сдерживая себя, она с нарочитым спокойствием шагнула вон из хаты.

Вслед ей неслись свирепые ругательства.

Комиссар Михалёва договорилась с Митяем, что будет ждать Алексея с прочими разведчиками у навеса соседского амбара. Товарищи встретили Марию вопросительными взглядами и, хотя она держалась совершенно спокойно, почуяли неладное и не решались спросить.

— Ждем, товарищи, — невозмутимо констатировала Мария и, отвернувшись от всех, устремила взгляд наверх.

Только глядя во всеобъемлющее небо, можно было не принимать бесстрастного вида и не гасить страдания в глазах… «Как больно… Не распускаться… Дело прежде всего…» Глубоко и медленно дыша, она постепенно овладела собой, выровняла стук сердца и вытеснила предательскую, неуместную влагу, готовую хлынуть из глаз.

Издали послышался приглушенный гул приближавшейся толпы — словно растревожили улей. В нем звучали резкие, возмущенные женские голоса. Комиссар побледнела и выпрямилась. Рукой дала знак — и пулеметчики на тачанках начали спешно настраивать свои страшные механизмы; бойцы взяли оружие на изготовку, но тут же опустили — опять же, по мановению руки комиссара.

Одна тачанка тихо стронулась с места и отъехала чуть дальше — на пригорок, оттуда развернулась, изготовилась. Товарищ Михалёва подала еще один знак своим, призывая ко вниманию и сдержанности, и выступила вперед. Толпа баб и казаков мгновенно окружила ее.

— Казаки и казачки! — беря инициативу, обратилась она к ним уверенным, хорошо поставленным голосом. Комиссар преднамеренно избегала здесь слова «товарищи», которое действовало на иных казаков, как красная тряпка на быка. — Станичники! Среди вас живут и трудятся наши братья и ваши друзья — моряки Балтийского флота!

Она с удовлетворением отметила, что завладела вниманием толпы и что на некоторых лицах выражение злобы и неприязни сменилось на заинтересованность с некоторой озадаченностью, и продолжала напористо:

— Вместе с ними мы освобождали наши исконные российские земли от немецких завоевателей, любителей легкой наживы на чужой земле! — Она перевела дыхание и огляделась.

— Гладко лепит! — с удовольствием отозвался похожий на Кощея сухопарый носатый казак с серьгою в ухе и задорно подмигнул.

Напряжение толпы опало переходившим тестом.

— Не слушайте ее! — взвился истошный, истеричный Дарьин голос. — Степан, брат, это ведь она для отводу глаз дыму напускает, змеюка речистая, а сама ведь — комиссарша, холера, — вон, с пулеметами, как на татей, приехала — Алексея мово силком увести — моблизовать! И Николку Татьянина, и Сергуньку, и Митяя — да небось еще и казачат, и хлебушка прихватят, последнее отберут, что дружки и душегубы из чеки не сумели! — Дарья перешла на визг, словно резаком рассекавший воздух, и притихшая было толпа мгновенно загомонила, распалилась и угрожающе надвинулась на комиссара.

Та мгновенно оценила, что медлить нельзя, и выдернула парабеллум, но было поздно. Оружие тут же выбили у нее из рук, коней подхватили под уздцы, а бойцов на тачанке мгновенно разоружили.

Вторая тачанка дала короткую пулеметную очередь с пригорка в направлении шарахнувшейся толпы, но тут произошло непредвиденное: пристяжной, горячий и нервный необученный конь, услышав близкие выстрелы, перепугался и, заразив безумием коренного, бешено рванул вперед. Кони понесли, седоки попадали. Обстановка стала критической.

Разгоряченные казаки повалили комиссара и поволокли к амбару, на ходу срывая одежду. Тот самый высокий белобрысый, которого на подъезде к станице комиссар перепутала с Алексеем, прижал к стене хаты рванувшегося было за ней Беринга:

— А ну стой, большевистская сволочь!

(В голове краскома, несмотра на трагизм ситуации, мелькнула горькая ирония — «Недавно был белогвардейской гадиной».)

Комиссар, извиваясь в лиходейских руках, надрывно крикнула:

— Кто есть — партийные и сочувствующие… Представители советской власти — сюда!

— Вопи себе, вопи, — посмеиваясь, приговаривал носатый с серьгою, — была советская власть, да вся вышла — белый атаман батька Кремень со дня на день будет тута! Вас ему в подарок отдадим — он спасибо скажет!

Осознав, что призыв повис в воздухе, из последних сил — истошно, как никогда в жизни, — Мария издала нечеловеческий, отчаянный крик, пронесшийся над станицей:

— Алексе-е-е-ей!

Ей дали чем-то тяжелым по голове — она обмякла и погрузилась во тьму… Бесчувственное тело проворно затащили в амбар под торжествующим взглядом Дарьи и под одобрительные крики казачек:

— А неча тут…

При виде творящегося бесчинства схваченные моряки рвались и матерились, а командир Беринг, скрученный белобрысым верзилой, хрипел и бился, как обезумевший зверь. Верзила навалился на офицера всей тушей, но вдруг стал медленно оседать. Невесть откуда появившийся Алексей уже метнулся к следующему противнику. Сзади него ожесточенно бились с растерявшимися от неожиданности казаками громила Митяй и другие разведчики, выбивая наставленные на них винтовки, — в рубахах навыпуск, должно быть, только что с поля.

— Комиссар где? — стремительно выдохнул Алексей, освобождая связанного матроса Рябого.

Тот кивнул на амбар. Алексей мгновенно все понял и потемнел от гнева. В его глазах зажегся неистовый огонь, какой загорался у него чрезвычайно редко — лишь в мгновения крайнего бешенства. Не помня себя, легко, словно прутик, выдернул из плетня огромную жердь, которую, может, в другое время и поднял бы с трудом, — и, разметывая по пути казаков, ринулся к амбару. Подскочив, в приступе слепой ярости с размаху треснул жердиною по стене, от чего застонала постройка, и, свирепо пнув дверь, вломился внутрь. В памяти