Читаем без скачивания Пророк Темного мира - Сергей Волков

Молодой-то молодой, да только сморщенный весь, точно старик…

Молчит, щекой дергает, а в руке, в горсти, вместе с рыжей глиной камень зажат самоцветный, зеленый, с курячье яйцо…

— Смарагд это! — сказал тогда Ефка Баборыкасын. — Такая безделка тыщ семь стоит, Всеблагой Отец свидетель — не вру!

…Зря призывал Ефка Всеблагого Отца в свидетели — правда далеко от его слов оказалась. На ярмарке в Нижнем Новгороде камень оценили в двадцать три тысячи сто сорок монет. Сгорбленный Бойша, еще не отошедший от свидания с незнатем и мертвой землей, щедро одарил возчиков и нанял для них на целый день лучший кабак городища — гуляй, рванина!

— Бойша Логсын, а вы с нами? — чуть не плакал Гавря, провожая приказчика к коновязи.

Одетый в щегольской красный кафтан закамненского сукна, Бойша только подергивал щекой, поглядывая на времясчет у выезда с коновязи. До отхода коня к Муромскому посаду оставалось три минуты.

— Меня невеста ждет… — с трудом, ломая губы, вымолвил он и уцепился за нижнюю связку лестницы. — Не поминайте лихом, мужики…

Все время пути, пока конь, зовущийся «Байстрюком», нес его навстречу Талинке, Бойша лежал пластом, травя нутро снадобьями от невидимой смерти, что живет в мертвых землях. Был момент, думал, все, конец, не выдюжит. Но — пронесло, хвала Великому Постулату.

Талинка, увидев скрюченного, опустелого глазами Бойшу, заплакала. Зван Мехсын только глянул — и отвернулся. Но деньги, выложенные Бойшей перед отцом Талинки, перевесили все. Покрасу было отказано, другим женихам, коих набралось уже под десяток, — тоже. Бойша жил дорогим гостем в лабе Мехсынов; он отъелся, отоспался, шея выпрямилась, морщины разгладились, и Талинка рядом с ним сияла, как рассветное солнышко.

Все ждали благословения от нарука Стило, к которому Зван Мех-сын послал своего человека. Ответ пришел быстро, и десяти дней не прошло. Запретил всесильный нарук Бойше жениться на Талинке до тех пор, покуда не только деньгами, но и делом не докажет молодой итер свое право родниться с Мехсынами. И понял Бойша силу чар незнатя Атяма.

Талинка — в слезы, Покрас тут же под окнами нарисовался, одет франтом, глядит с улыбочкой. Хотел Бойша выйти и зубы сопернику посчитать, да несостоявшийся тесть удержал. Завел он Бойшу в кабинет свой, усадил в кресло, настойки налил и сказал:

— Пока Талинке семнадцать зим не минет — не отдам я ее ни за кого. Сумеешь ты к тому времени благорасположение нарука заслужить — милости просим. Нет — за Покраса пойдет. Понял?

— Понял, — ответил Бойша, одним глотком выпил горькую настойку, поднялся и ушел из лабы. С той поры не абы за златыми горами или дурной удачей бродил Бойша по Россейщине — искал он службы у верховного итера, а пуще того хотел долг перед незнатем сполнить. Службу нашел, а вот долг…

Скрипел, стонал, выл древесный корабль, влекомый туго надутым парусом в неведомые дали. Мерцал разноцветными огнями в шумящей ветряной выси перетянутый вервием пузырь. Ночь готовилась дать смену дню. За зеленеющей кормой уже вспыхнуло рассветное зарево, обагрив темную кору деревьев и уложив на землю длинные фиолетовые тени.

Тамара, поеживаясь от порывов ветра, сидела на самом носу, там, где сходились вместе комли стволов и диковинными рогами расщеперились их корневища. Мыря лазил в недрах судна, надеясь добыть какое-нибудь пропитание и питье. «Без еды человек может прожить месяц, а без воды — всего три дня», — подумала Тамара. Подумала равнодушно, словно и не про себя. Пить уже не хотелось. Губы запеклись, язык во рту лежал неошкуренным бревном. Болел живот. Болели глаза. Все болело, но пить — не хотелось. Желание ушло. А вот необходимость во влаге осталась, и организм требовал — дай, дай хоть каплю! «Если Мыря до утра ничего не найдет, придется или пробовать пить древесный сок, или бросать эту повозку и идти в леса — искать воду». Мысли в голове девушки ползли медленно, неспешно.

Небо становилось все светлее и светлее. Поднялся ветер, вступил в спор с чаровной тягой, что надувала парус, зашатал деревья. С северо-запада появилась и быстро выросла тяжелая грозовая туча с высоченной белой шапкой наковальни. Солнце, еще скрывающееся за окоемом, раскалило эту наковальню, и она стала похожа на огромное красное знамя, пламенеющее в небесах.

Глубины тучи то и дело освещали зарницы. Неожиданно короткая ослепительная молния ударила в лес. Это было далеко, в паре километров, но Тамара все равно испугалась. Она представила, что с ними будет, если в этом лесистом краю начнется пожар.

А туча тем временем разрасталась. Ее исполинские крылья заволокли все небо, притушив краски рассвета. Пошел дождь, загрохотал гром. Надо было бы спуститься вниз, взять посуду и подставить под дождевые струи, но Тамара, завороженная мощью стихии, лишь ловила пересохшим ртом холодные капли, вцепившись в кривой носовой корень, увенчанный белым лошадиным черепом.

Стемнело. Молнии ветвились над головой. После каждой вспышки тьма, удушившая нарождающийся день, казалась еще более густой, глубокой. От грохота заложило уши. Дождь хлестал наотмашь, потоки воды текли по палубе, смывая с нее кровь и мусор.

Неожиданно Тамара поняла, что справа лес кончился и она видит широкий луг, прорезанный извилистой рекой. И там, на этом лугу, в нескольких сотнях метров от нее стоит, широко расставив ноги и подняв к небесам короткие руки, огромная человеческая фигура, облаченная в развевающиеся на ветру лохмотья. Она была выше леса. Голова исполина упиралась в тяжелое брюхо тучи. Неведомый великан вышел на открытое место и спорил со стихией, бросая ей вызов. Это было страшно. Тамара ничего не замечала вокруг, полностью отдавшись созерцанию этого поединка. Она не видела, как за ее спиной Мыря, выбравшись из трюма, расставляет по палубе котлы и ведра, как натягивает между ветвей на корме полотнище ткани, устраивая водосборник.

— Тварюшки кормовые зубасты оказались — упокойников наших наполовину объели. Оно и к лучшему — меньше мороки, — пробурчал домовой, задумчиво разглядывая гиганта. — Ишь ты, какая хреновина…

«Молния всегда бьет в высокие, одиноко стоящие объекты. Его убьет, — не слушая Мыри, переживала за неведомого великана Тамара. — Он погибнет, и мы так и не узнаем, кто он, откуда. А может, и хорошо. Если он заметит нас…»

Она не успела додумать — голова титана озарилась вспышкой разряда, по всему телу промчалась извилистая голубая змея молнии и растеклась светящимся озерцом по мокрой земле у ног исполина. Одежда загорелась, ветер понес полыхающие обрывки во тьму. Девушка увидела, как обнажаются огромные плечи, шея, руки… Но под сгорающей одеждой не было живой плоти, лишь какие-то перекрещивающиеся балки каркаса.