Читаем без скачивания Пока не выпал дождь - Джонатан Коу

Жаль, что у меня нет фотографий этих пикников. Я бы с удовольствием посмотрела на нас с Беатрикс в окружении гор и долин. Впрочем, снимок кухни — более подходящая иллюстрация для моей истории. А кроме того, этот снимок предоставляет возможность приглядеться к малышке Tea, твоей матери. Вот она лежит в коляске, не сознавая, что очень скоро ее существование круто изменится, что хрупкое ощущение безопасности, которым она наслаждалась всю свою короткую жизнь вплоть до нынешнего момента, очень скоро разлетится вдребезги и уже никогда не склеится. Как же она безмятежна в своем младенческом неведении!

Восьмая карточка изрядно отличается от предыдущих. Снимала не я, и не Беатрикс, и не кто-нибудь из наших родственников. Мне ее подарили на званом ужине в Лондоне, когда мне было уже хорошо за пятьдесят. На снимке… хм, прицеп своего рода! Я только сейчас начинаю понимать, сколь важную роль в этой истории играют прицепы. Будут и другие, прежде чем я доберусь до конца. Но этот особенный, то же самое относится и к двум людям, стоящим перед ним. Оба актеры. Девушку зовут Дженнифер Джонс, а парня — Дэвид Фаррар. Возможно, тебе знакомы их имена.

Позволь-ка мне, Имоджин, собраться с мыслями… Моя Рут, с которой я прожила много-много лет, любила компании и регулярно принимала гостей. Она была художницей — в то время (то есть в конце 1980-х) ее довольно высоко ценили, — и люди, которые приходили к нам ужинать, часто обладали теми же наклонностями и темпераментом. Это были коллеги-художники, писатели, музыканты, критики и тому подобное. Однажды среди наших гостей оказался человек, который писал книги о кино, пугающе заумные, на мой взгляд. Должна заметить, приятным собеседником он не был, но это так, к слову пришлось.

Когда разговор зашел о кино, наш синефил упомянул режиссера Майкла Пауэлла и его фильм «Преданные земле». Наш гость слыхал, что этот фильм скоро снова покажут в лондонских кинотеатрах. Тут-то я наконец заинтересовалась беседой. До тех пор, признаться, я скучала (как всегда, когда обсуждают кино) и даже начала задремывать, но стоило прозвучать названию «Преданные земле», как я встрепенулась и спросила у синефила:

— Неужто кто-нибудь помнит этот фильм? По-моему, о нем давно забыли.

Он ответил, что, напротив, отношение к Майклу Пауэллу меняется к лучшему и теперь находятся люди (последнее слово он произнес с нажимом), считающие «Преданных» шедевром.

— Вы ведь его видели? — спросил он.

— Да, — ответила я. — В Бирмингеме, и даже несколько раз, — зимой 1950-го. Но с тех пор ни разу.

— Неудивительно, — подхватил наш друг, писатель, а затем вкратце изложил печальную судьбу фильма: продюсер пришел в бешенство, увидев произведение Пауэлла, и отдал приказ переснять, перемонтировать, переназвать, а заодно и обкорнать для показа в Америке. Долгое время считалось, что оригинал безвозвратно утрачен. — И вот, к моему изумлению, я узнаю, что фильм реставрировали и скоро его можно будет увидеть, всего-навсего купив билет в кино и оплатив поездку на метро до Оксфорд-стрит.

Я тут же повернулась к Рут:

— Мы должны пойти. И чем раньше, тем лучше.

— Ну, если хочешь, — вяло отозвалась она, — но почему это так необходимо? Что такого особенного в этом фильме?

— Догадываюсь, — вмешался наш приятель, — что Розамонд посмотрела его в нежном романтическом возрасте и он стал для нее откровением.

— Ты чуть-чуть ошибся, — уточнила я. — Возраст был действительно романтический, но не тогда, когда я его смотрела. А тогда, когда я в нем снималась.

Два дня спустя он прислал мне снимок из своей коллекции — рекламный кадр из фильма. Этот снимок сейчас передо мной, и я тебе его опишу. Но сперва расскажу, с чего все началось.

В июне 1949-го я получила письмо от Беатрикс, содержавшее сногсшибательную новость: в Мач-Венлок приезжает съемочная группа. Настоящая киногруппа, которая снимает настоящий художественный фильм с настоящими британскими и американскими актерами. Да, и с американскими тоже! Главную роль — и это потрясло меня больше всего — сыграет американка Дженнифер Джонс, та, что всего года два назад сразила меня наповал в каком-то вестерне (подожди немного, я скоро вспомню название), где, будучи партнершей Грегори Пека, продемонстрировала такую бесшабашную сексуальную энергию, какой я в жизни не видывала и не представляла, что такое бывает. А, вот, вспомнила. Вестерн назывался «Дуэль под солнцем», и думаю, что, как только пошли титры, родители пожалели, что взяли меня с собой. Мы смотрели этот фильм в старом кинотеатре «Гомон» в Бирмингеме, и лет мне было тринадцать или четырнадцать. Тогда я впервые в жизни влюбилась — по-другому это и не назовешь, — и не в кого-нибудь, а в Дженнифер Джонс. Грегори Пек оставил меня совершенно равнодушной. На карманные деньги я купила номер журнала «Кинозритель» со статьей об этом фильме. В статье вовсю обыгрывалось то обстоятельство, что мисс Джонс (или миссис Дэвид О. Селзник, в которую она превратилась к тому времени) завоевала известность ролью монахини или какой-то еще девственницы, теперь же она изображает разбитную бродяжку с ковбойского Запада. Статья была озаглавлена «От святой до грешницы всего за два года!». Забавно, как некоторые вещи врезаются в память. Статью иллюстрировали фотографии Дженнифер Джонс: провокационные кружевные наряды плюс густые черные волосы, расчесанные на прямой пробор; капризно надутые губы, пухлые, как после укуса пчелы, и хитрющий насмешливый взгляд, направленный, однако, не прямо в объектив, но слегка в сторону. Конечно, я вырезала фотографии, а потом украдкой сунула их под подушку. Так я и спала с ними, но о своем помешательстве никому не рассказывала — даже Беатрикс, хотя каждую неделю отправляла ей длинные бессвязные исповедальные письма. Я стыдилась этой влюбленности, смущаясь напором эмоций, захлестнувших меня. А кроме того, меня терзало неясное чувство вины: я подозревала, что если уж девушка обязана сходить с ума, то по Грегори Пеку, но никак не по другой девушке.

И вот, два года спустя, — изображения Дженнифер, помятые и выцветшие, по-прежнему при мне, хотя я уже не держу их под подушкой, — приходит письмо от Беатрикс.

Я была вынуждена прочесть его несколько раз, прежде чем до меня дошел смысл послания. Представь мою ситуацию, Имоджин: одинокая девочка, живущая в пригороде Бирмингема, практически единственный ребенок (верно, Сильвия еще жила с нами, но ей было уже двадцать пять лет, и я не ощущала ее своей сестрой), а школьных друзей раз, два — и обчелся. Трудно вообразить что-нибудь более далекое от моего мира, чем эти киношные съемки. Чувственность, блеск, необыкновенная жизнь, которую вели эти богоподобные создания за тысячи миль от меня, в Голливуде. Мысль о том, что этот мир вдруг оказался в пределах досягаемости, что его безумная непредсказуемая орбита, сместившись, пролегла над каким-то заштатным Мач-Венлоком (о чудо!), — эту мысль мои детские мозги поначалу не в состоянии были переварить. Помню, как я носилась вверх-вниз по лестнице, выкрикивая нечто истерическое в попытке донести до моей матери известие, полученное от Беатрикс. Мама в ответ только недоверчиво отмахивалась:

— Глупости, детка… Беа, должно быть, слышала звон, да не знает, где он.

Но, что самое поразительное, Беатрикс отлично знала, где звонят. Все оказалось чистой правдой.

Затем я принялась упрашивать, уговаривать и умолять родителей отпустить меня в Мач-Венлок. Беатрикс, понятное дело, всей душой приветствовала эту идею, ведь мой приезд означал, что будет кому присмотреть за ребенком, пока она обстоятельно, не торопясь понаблюдает за процессом съемок, а возможно, и сама примет в них какое-нибудь участие. Съемки запланировали на август — что совпало с моими школьными каникулами! Невероятное везение. Родители намеревались взять меня в недельный турпоход на реку Рил в Северном Уэльсе. Я с ужасом об этом думала. (Представляешь, каким кошмаром должен казаться поход с рюкзаком за спиной шестнадцатилетней девочке?) Впрочем, отговорить их оказалось нетрудно. Было решено, что вместо Уэльса я поеду к Беатрикс и Роджеру, и мне оставалось лишь с нетерпением предвкушать целую неделю в Мач-Венлоке в самый разгар съемок.

Не теряя времени даром, я выяснила все, что можно, о грядущем фильме — то есть почти ничего. В местной библиотеке я не нашла никаких упоминаний о нем ни в газетах, ни в журналах. Единственное, что я могла сделать, — прочесть роман, на котором был основан сюжет фильма. Книгу я проглотила залпом, затем дважды перечитала. С тех пор я этот роман в руки не брала: моя тяга к знойной сельской мелодраме, когда наперед знаешь, чем все закончится, успела иссякнуть. Но тогда книга заворожила меня. История простой деревенской девушки, которая выходит замуж за местного капеллана, чтобы позднее быть уличенной в любовной связи со сквайром, при том что она, будучи девушкой здравой, наибольшую нежность испытывает не к мужу или любовнику, но к своей ручной лисице. Затем наступает развязка, довольно противная, — героиня падает в шахту. Наверное, сейчас многие сочтут это полным бредом, но я была в восторге, потому что действие разворачивалось на фоне шропширского пейзажа и было пронизано цветовыми оттенками Шропшира, контурами его холмов, а влюбленную интонацию, с которой автор описывал природу, я до сих пор хорошо помню. Некоторые абзацы были просто великолепны.