Читаем без скачивания Смешилка — это я! - Анатолий Георгиевич Алексин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пародисты используют умение копировать себе на пользу: концерты, гонорары, аплодисменты. А я пыталась использовать свое умение и на пользу другим… в их личной жизни.
«Как бы еще повстречать человека, кем-то обиженного, чтобы его защитить?» Нет, я никому неприятностей не желаю. Но как же я могу бороться со злом, коли оно от меня уворачивается? Если люди когда-нибудь перестанут нуждаться в помощи, будет прекрасно. Это моя мечта… Но суждено ли ей сбыться?
Бабуля вспоминала — мне на пользу! — не одних только писателей, но и ученых, философов.
Некоторые сделались всем известными, но я о них ничего не слышала.
Философ Гельвеций, живший в восемнадцатом веке, припоминала бабуля, утверждал: «Самая низкая человеческая страсть — это зависть: под ее знаменем шествуют коварство, предательство и интриги».
— Иные завидуют даже покойнику, если его укладывают в богатый, роскошный гроб, — бабуля поддержала Гельвеция. — А грустнее всего, когда по воле зависти далекими становятся близкие. — Бабулина память не останавливалась. — Однако другой, не менее знаменитый ученый, Геродот, живший, представь себе, задолго до нашей эры, умудрился писать о зависти с юмором: «Предпочитаю, чтобы мои недруги завидовали мне, чем я моим недругам».
Этими знаниями и цитатами бабуля вооружила меня в связи с тем, что по вине зависти лучшей ее подруге незаконно урезали пенсию и вдобавок обложили ее, пенсионерку, налогами.
Я очень обрадовалась…
— Что тебе так понравилось? — удивилась бабуля.
— Поверь, не то, что опять появились доносчики, а то, что нашелся еще один случай их победить!
Завистливые соседи донесли, что пенсионерка привольно зарабатывает… как высококвалифицированная портниха. И что даже юная кинозвезда, по прозвищу Смешилка, у нее «обшивается». Весь дом, дескать, видел, как я лично (в доносе так и было сказано: лично) отблагодарила пенсионерку за платье, в котором, как было написано, блистала на первом показе фильма и в котором меня несли на руках.
Однако бабулина подруга никого уже не обшивала, так как пальцы ее постепенно сковывались артритом, а глаза плохо видели. Ради меня, а точней, ради бабулиной внучки она невесть как болезни преодолела.
Прощаясь у лифта, я действительно брякнула во весь голос, что премьера наряда состоится на премьере картины, — и цепкие уши доносчиков это услышали. Откланиваясь, я нежно и продолжительно целовала подругу бабули, потому что платье того заслуживало. И потому еще, что наряд она сшила бесплатно… Поцелуи и были единственной платой. Но неожиданно сделались и обвинением.
— Надо немедленно подать в суд и найти адвоката, — сказала бабуля, предпочитающая узаконенные шаги. — Впрочем, зачем искать? У нас в семье имеется свой адвокат…
Но я уже привыкла шагать по-иному:
— Она твоя лучшая подруга со школьных лет?
— Ты это знаешь.
— Так зачем же лучшей подруге предлагать наихудшие варианты? Скажут, что мама защищает ее по знакомству… Адвокат вообще не понадобится! Фактически она из-за меня пострадала — и я сама все исправлю.
Я пообещала так твердо, поскольку вспомнила, что министр социального обеспечения у нас тоже женщина. Одна из всего двух…
* * *
Министр то и дело провозглашала по телевидению и радио, что человечность — ведущий принцип ее министерства. Вот пусть и докажет!
— Как называется ваше местное отделение? Я хоть и министр, но забыла… — так начался мой телефонный разговор.
— Социального обеспечения… — подсказал чиновник, полуошалевший от явно министерского голоса.
— И чем ваше социальное обеспечение обеспечивает пенсионеров? Оскорблением, унижением?! Мы с вами наглухо забудем об этом разговоре и никогда (подчеркиваю: никогда!) к нему не вернемся, если вы сегодня же, буквально сейчас же, восстановите в полном объеме законную пенсию и избавите от незаконных налогов… — Были четко названы имя и фамилия лучшей бабулиной подруги. — Не теряйте времени, не оповещайте о моем звонке: стыдно, что министру самому приходится освобождать человека от вашей бесчеловечности. В то время как человечность — ведущий принцип нашего министерства… О чем я вчера очередной раз возвестила по телевидению.
— Я слышал… — отважился пролепетать чиновник.
— Но к сведению пока не приняли!
— Мы незамедлительно, не теряя времени… Я вас заверяю!
* * *
Минут через сорок к бабулиной подруге примчался с извинениями не просто чиновник, а сам руководитель местного отделения.
— Как тебе это удалось?! — изумилась бабуля.
Она так восхищенно и доверчиво смотрела мне в глаза, что соврать у меня не хватило мужества. И я раскрыла ей тайну…
— Это же авантюра, — одними губами, боясь, что кто-то услышит, проговорила бабуля.
— Это не авантюра, а изобретение! Вынужденное… — возразила я. — Министры так часто высказываются от нашего имени, что я позволила себе высказаться от их имени.
— А если это раскроется?
— Не раскроется! Кто из чиновников осмелится проверять? — повторила я то, о чем уже думала. — Учти, что оба министра распорядились хранить их звонки, как секретные документы. Да и голоса такого начальства подчиненные знают лучше, чем свои собственные. Потому что страшатся их. А у страха не только, как говорится, глаза велики, но и уши тоже.
— А если все-таки…
— Поверь, меня от министров нельзя было отличить!
— Есть фальшивомонетчики, а ты, выходит, фальшивоголосница?
— Ничего похожего! Монеты подделывают для себя, а я подделываю голоса ради других.
Про звонок хозяину адвокатской фирмы я не проговорилась: тогда я обороняла папу, о чем он меня не просил. Я не разрешила себе унизить его даже в глазах бабули.
— Жаль, что у нас в правительстве всего два министра женского пола! — вслух высказалась я.
— Как я понимаю, ты и дальше намерена…
— Если кого-то из дорогих мне людей потребуется выручать. Тебя, например… не дай бог! Нет, тебя я буду выручать собственным голосом. А о том, что женщин на министерских постах так мало, я сожалею.
Правда, были у меня на примете и члены парламента слабого пола. Коим при помощи своего положения и моего голоса несложно будет проявить силу… «Вдруг кто-нибудь из них пригодится!» — надеялась я. И сбылось…
«Цветы жизни» — так говорят о детях. Но для нашей директрисы и настоящие цветы были «цветами жизни». Она их высаживала, лелеяла, поливала из шланга на раздольном пространстве за нашей школой. Я видела, как она даже запах листьев вдыхала. А вслед за ней и мы приучились их лелеять и поливать.
Но однажды я узрела из окна класса, как директриса поливала цветы и листья своими слезами. Нет,
