Читаем без скачивания Василий III. Иван Грозный - Руслан Скрынников

Победное шествие московитов произвело огромное впечатление на дворян Южной Ливонии. Литовская администрация не могла обеспечить им военной помощи и тем окончательно подорвала свой авторитет. В таких условиях немало ливонских немцев искали покровительства у короля Магнуса. По предварительному соглашению Грозный позволил своему «голдовнику» присоединить к своим владениям Венден и несколько других замков. Однако власть Магнуса признали, помимо Вендена, 16 других замков.

Когда Магнус сообщил об этом Ивану IV, тот пришел в ярость и предложил королю убираться вон из Ливонии «в свою землю Езель да и в Дацкую землю за море». Царское послание Магнусу завершала угроза сослать его в Казань. Тайные сношения короля с ливонцами заронили в голову Грозного подозрения насчет измены.

Когда полки подступили к Куконосу на Западной Двине, оказалось, что замок занят солдатами Магнуса. Вступив в город, Грозный велел казнить находившихся там советников короля, а горожан «распродать татаром и всяким людем».

Магнус был вызван в царскую ставку и взят под стражу. Утратив всякое доверие к вассалу, Иван IV «велел отвести его вместе с его придворными в старую хату без крыши, где он должен был лежать на соломе пять суток, а придворные день и ночь ждали смерти». Потом короля отпустили в его удел. Полгода спустя он перешел на сторону Батория.

В замке Вольмар был захвачен в плен литовский гетман Александр Полубенский. По требованию Ивана IV гетман отдал приказ польским гарнизонам прекратить сопротивление.

10 сентября царь дал пир знатным пленникам в Вольмаре. Он жаловал сдавшуюся Литву, «давал им шубы и кубки, а иным ковши жаловал», после чего отпустил на родину.

Грозный надеялся, что демонстрация силы в Ливонии заставит Батория заключить мир с Россией. Полубенскому вручена была царская грамота для передачи королю. Царь извещал Стефана, что завершил поход и очистил свою отчину — Лифляндскую землю. Своего неприятеля он утешал тем, что спор из-за Ливонии возник до избрания того на польский трон: «…и ты б о том досаду отложил и с нами нежитья не хотел, занеже то не при тебе делилось».

Поход в Ливонию подтвердил горделивую уверенность царя в том, что он — великий полководец, орудие в руках Господа. Он невольно преувеличивал масштабы своих побед. Возле царя не оказалось способных воевод, которые могли бы овладеть опорными крепостями Ригой и Таллином. Подле него не было дипломатов вроде Ивана Висковатого, которые могли бы объяснить ему, что Россия понесла тягчайшее дипломатическое поражение в Речи Посполитой, утратив возможность повлиять на ход избирательной борьбы. Неудача готовила почву для изоляции Российского государства.

Предаваясь иллюзиям, Грозный надеялся избежать кровопролитной войны с Речью Посполитой и к тому же продиктовать Баторию условия мира. Отпуская пленных на родину, он велел передать Стефану на словах, «чтоб король послов своих прислал, а дался б король на государеву волю во всем, да про то им велел сказать королю, какова его государева рука высока». Царь явно не учитывал мужества и энергии своего противника.

В письме к литовскому наместнику Ливонии гетману Яну Ходкевичу Грозный не мог скрыть своего ликования: «В нашей отчине Лифлянской земле… нет того места, где б не токмо коня нашего ноги, и наши ноги не были, и воды в котором месте из рек и озер не пили есмя; но все то з Божиею волею под наших коней ногами и под нашим житием учинилося». Облачившись в маску миролюбия, царь советовал гетману не огорчаться, так как царские победы не наносят ущерба его достоинству: «А убытка тебе здеся ни в чом нет, и ты б о том не кручинился»; «лучше сия смущения отложити и промышляти о покое християнском».

Накануне вторжения в Ливонию Иван IV написал послание к вице-регенту Лифляндской земли князю Александру Полубенскому, заменявшему регента Ходкевича. Князь носил титул «справцы рыцарства вольного». Царь предлагал ему именоваться начальником не над рыцарством, а над висельниками, «которые в Литве ушли от шибеницы» (виселицы). Он имел в виду наемных солдат, навербованных в Литве и присланных в Ливонию.

В письме Грозный извещал гетмана о выступлении в поход и требовал, чтобы тот отвел все свои отряды из ливонских градов: «…из нашие бы еси вотчины из Лифлянские земли поехал со всеми людьми».

Свои послания царь начинал с титула «Божьей милостью» и пр. В грамоте Полубенскому титульная часть составляет более половины всего послания. Она раскрывает взгляды самодержца на природу власти православных государей. Древние царства находились во власти дьявола, доказательством чему служили преследования христиан. Так было до Константина Великого, «царя правды християнска», соединившего «священство и царство воедино». На Руси Бог избрал Владимира Киевского как «царя правды християнска». Царь называл себя его преемником. Такими рассуждениями Иван IV подкреплял свои требования о немедленном очищении Ливонии, древней отчины киевских князей.

Любитель «грубианской» полемики, Грозный не жалел бранных слов для Полубенского, свояка Курбского: «Полубенскому, дуде, пищали, самаре, разладе, нефирю, то все дудино племя!» Дуда была инструментом скоморохов, что и определяло смысл прозвища «дудино (скоморошье) племя».

Послание Ивана IV Полубенскому не было своевременно доставлено адресату. Но, по словам гетмана, когда он предстал перед царем, тот произнес бранную речь.

Будучи в Вольмаре, Иван IV написал послания изменнику Тимофею Тетерину, беглым опричным советникам — ливонским дворянам Иоганну Таубе и Элерту Крузе и князю Андрею Курбскому.

Насмешливое письмо Курбскому всего полнее выражало те чувства, которые переполняли Грозного в походе. Хотя мои беззакония «паче числа песка морского», писал он, но надеюсь на милость Бога, который может в пучине милости своей потопить их все. Своей сединой он (царь) прошел все дали тех дальноконных городов, где Курбский искал успокоения. «И тут на покой твой, — поучал царь Курбского, — Бог нас принес, и все то мы тебе пишем не из гордости, а ради твоего исправления, чтобы ты о спасении души своей помыслил».

Десятилетия самодержавного правления и террор неизбежно вели к тому, что Иван все больше превращался в затворника Кремля, терял представление о реальном мире. Он жил в плену превратных представлений о своем всемогуществе и поход в Ливонию оценивал как величайший триумф. Между тем военная кампания подготовляла почву для объединения главнейших противников России.

После смерти императора Максимилиана II царь надеялся на то, что австрийские Габсбурги продолжат борьбу за польскую корону. Военный союз с Веной, по мысли царя, должен был поставить Батория на колени. Расчеты такого рода не имели под собой никакой почвы.