Читаем без скачивания Восход Эндимиона - Дэн Симмонс

Я молча смотрел на него, и сердце мое обливалось кровью. Наконец я нашел силы задать вопрос:

– И как же вам удалось выбраться? Оттуда?

Мы оба повернулись к руинам Священной Канцелярии.

– Вскоре после Момента Сопричастности вспыхнула революция, – вздохнул Ки. – Многие – почти все жители Пасема – больше не желали иметь ничего общего с крестоформом и предательской Церковью, внедрявшей его. Все же нашлись достаточно циничные личности, которые вступили в сделку с дьяволом в обмен на физическое возрождение, но миллионы… сотни миллионов… жаждали причастия и освобождения от крестоформа в первую же неделю. Верноподданные Священной Империи пытались помешать им. Начались бои… революция… гражданская война.

– Снова… Как после Падения Порталов три столетия назад.

– Нет. Не настолько скверно. Не забывайте, тому, кто слышит хор мертвых и голоса живых, больно причинять боль другим. Верноподданных Империи ничто не сдерживало, но они оказались в меньшинстве.

– И вы называете это сдержанностью? – указал я на развалины. – Вы говорите, что все это не настолько скверно?

– Революция против Ватикана, Священной Империи и Инквизиции тут ни при чем, – мрачно проговорил Ки. – Она прошла относительно бескровно. Лоялисты бежали на «архангелах». Их Новый Ватикан теперь на планете Мадхья… так, дерьмовая планетка, сейчас ее охраняет половина Имперского Флота и несколько миллионов лоялистов.

– А это чья работа? – Я окинул взглядом окружающую разруху.

– Техно-Центра. Немез со своими клон-братьями и сестрами уничтожила город и захватила четыре «архангела». Они спалили нас из космоса, когда лоялисты удрали. Центр прям кипятком писал. Может, и сейчас писает. Нам-то что.

Я осторожно поставил скрайбер на белую плиту и огляделся. Все больше людей выходили из развалин, они держались на почтительном расстоянии, но разглядывали нас с нескрываемым интересом. Все в рабочей одежде, а вовсе не в шкурах или лохмотьях. Конечно, сразу ясно, что для них сейчас трудные времена, но они никакие не дикари. Белобрысый парнишка застенчиво помахал мне рукой. Я помахал в ответ.

– Да, я ведь так и не ответил на ваш вопрос, – встрепенулся Ки. – Меня выпустили охранники, они всех узников выпустили, пока тут была всеобщая неразбериха после Момента Сопричастности. В ту неделю двери казематов распахнулись перед многими узниками этого рукава Галактики. После причастия… ну, трудно держать кого-то в заточении или пытать, если через Связующую Бездну сам получаешь половину чужой боли. А у Бродяг с Момента Сопричастности дел невпроворот – они заняты оживлением миллиардов иудеев, мусульман и прочих похищенных Центром… Да еще доставкой их с планет-лабиринтов на родные миры.

Я попытался все это осмыслить и, немного помолчав, спросил:

– А отец де Сойя выжил?

– Полагаю, можно сказать, что он выжил. – Ки радостно заулыбался. – Он наш священник в приходе Святой Анны. Пойдемте, я отведу вас к нему. Он уже знает, что вы здесь. Тут всего пять минут ходу.

Де Сойя обнял меня так крепко, что ребра ныли еще долго. Священник был одет в простую черную сутану с римским воротничком. Святая Анна оказалась вовсе не той огромной приходской церковью, что мы видели в Ватикане, а всего лишь маленькой часовней, выстроенной на расчищенном участке восточного берега. Похоже, приход состоял примерно из сотни семей, добывающих себе пропитание охотой и земледелием. Во время совместной трапезы в церковном дворике меня познакомили почти со всеми. Эти люди держались так, будто давно со мной знакомы, и искренне радовались, что я снова вернулся в мир живых.

Когда стемнело, мы с Ки и де Сойей удалились в жилище священника – по-спартански обставленную комнату при церкви. Достав бутылку вина, отец де Сойя до краев наполнил три бокала.

– Одно из преимуществ падения нашей цивилизации, – улыбнулся он, – состоит в том, что стоит где-нибудь копнуть поглубже, и наткнешься на винный подвал, забитый марочными винами. Это не воровство. Это археология.

Ки поднял бокал, словно хотел произнести тост, но замялся. Потом неуверенно предложил:

– За Энею?

– За Энею! – И мы с отцом де Сойей осушили бокалы. Священник наполнил их вновь.

– Долго меня не было? – спросил я. Я раскраснелся от вина, как всегда. Энея любила над этим подшучивать.

– Тринадцать стандартных месяцев с Момента Сопричастности, – сказал де Сойя.

Я только головой тряхнул. Наверное, я писал свою повесть и ждал смерти часов по тридцать кряду, потом на несколько часов погружался в сон, чтобы снова бодрствовать тридцать или сорок часов. Это обычное явление, когда человек лишен возможности отмерять время, наблюдая смену дня и ночи.

– А вы общались с другими планетами? – продолжал я расспросы. Потом бросил взгляд на Ки, и ответ стал очевиден. – Наверняка. Бассин рассказывал мне о реакции на Момент Сопричастности на других планетах и о возвращении похищенных народов.

– Сюда залетало несколько кораблей, – сказал де Сойя, – но без «архангелов» путешествия занимают много времени. Тамплиеры и Бродяги доставляют беженцев домой на своих кораблях-деревьях, но нам ненавистно применение двигателей Хоукинга, мы ведь понимаем, насколько это губительно для субстанции Бездны. А научиться слышать музыку сфер и сделать первый шаг, несмотря на все наши старания, удалось столь немногим, что их можно по пальцам пересчитать.

– Это вовсе не трудно! – воскликнул я и тут же сам рассмеялся над собой. – Это чертовски трудно. Ой, простите, святой отец.

Де Сойя успокаивающе кивнул:

– Это действительно чертовски трудно. Я сотни раз уже был близок к цели, но в последний момент всегда отвлекался.

Я посмотрел на священника.

– Вы остались католиком, – сказал я.

Отец де Сойя отхлебнул из старинного бокала.

– Я не просто остался католиком, Рауль. Я заново открыл для себя, что значит быть католиком. Быть христианином. Верующим.

– Даже после Момента Сопричастности Энеи?

Капрал Ки молча смотрел на нас с другого конца стола. Тени от масляных светильников плясали на глинобитных стенах.

– Я ведь уже знал о предательстве и сговоре Церкви с Техно-Центром, – очень тихо проговорил он. – Откровение Энеи просто еще ярче показало мне, что значит быть человеком… и сыном Божьим.

Я все еще раздумывал над этими словами, когда отец де Сойя после минутной паузы добавил:

– Говорят, что я должен стать епископом, но я не хочу. Потому-то я и остался в этом районе Пасема, хотя наиболее жизнеспособные общины – вдали от старых городов. Одного взгляда на то, что осталось от наших традиций – вот, руины за рекой, – достаточно, чтобы понять: нет смысла слишком надеяться на иерархию.

– Значит, никакого Папы? – спросил я. – Никакого святого отца?

Пожав плечами, де Сойя снова подлил нам вина. Тринадцать месяцев я прожил на синтетической пище, и теперь вино быстро ударило мне в голову.

– Монсеньор Лукас Одди бежал от революции и от нападения Центра. Он учредил на Мадхье папство в изгнании, – резко произнес священник. – Вряд ли кто-либо из бывших подданных Священной Империи, кроме его защитников и приспешников, признает в нем настоящего Папу. – Де Сойя отпил из бокала. – Это уже не первый случай, когда у Матери Церкви антипапа.

– А что с Папой Урбаном Шестнадцатым? – спросил я. – Скончался от сердечного приступа?

– Да, – кивнул Ки.

– И был воскрешен?

– Не совсем.

Я молча смотрел на отставного капрала, ожидая продолжения, но тот упорно хранил молчание.

– Я отправил весточку за реку, – улыбнулся отец де Сойя. – Очень скоро вы сами все поймете.

И верно, не прошло и минуты, как занавеси на входе раздвинулись, и в комнату вошел высокий мужчина в черной сутане. Но не Ленар Хойт. Этого человека я еще ни разу не видел, но чувствовал, что хорошо его знаю – удлиненное лицо, большие печальные глаза, широкий лоб и редеющие серебряные волосы. Я встал, чтобы пожать ему руку, поклониться, поцеловать перстень – словом, как-нибудь выразить свое почтение.

– Рауль, мой мальчик, мой мальчик, – произнес отец Поль Дюре. – Как я рад встрече с тобой! Нас так взволновала весть о твоем возвращении.

Старый священник энергично пожал мне руку, крепко меня обнял и решительно направился к буфету. Нашел кружку, накачал в раковину воды, вымыл кружку и наполнил ее вином, после чего уселся на свободный стул напротив Ки.

– Мы тут рассказываем Раулю, что произошло за год и месяц его отсутствия, – пояснил отец де Сойя.

– Мне казалось, прошел уже целый век, – сказал я, отсутствующе глядя вдаль.

– А для меня как раз век и прошел, – улыбнулся пожилой иезуит. У него был какой-то непривычный, но приятный акцент. Может, он родом с франкоязычной планеты? – А точнее, почти три.

– Я видел, что они делали с вами после каждого воскрешения! – Вино полностью лишило меня чувства такта. – Лурдзамийский и Альбедо убивали вас, чтобы возродить Хойта из ваших крестоформов.