Читаем без скачивания Умирающий свет (сборник) - Джордж Мартин

Это крупный мужчина с эбеновой кожей и синеватыми тенями на выпуклых мышцах. Он обнажен. Подбородок у него угловатый и тяжелый, сильно выдающийся вперед. Лицо обрамляют длинные волосы, падающие ниже плеч, белые и словно хрустящие, как свежие простыни, белые, как нетронутый снег на планете, куда не ступала нога человека. Под моим взглядом его темный толстый член оживает, наливается, встает. Мужчина улыбается и произносит:

– Мудрая.

Вдруг оказывается, что я тоже голая.

Я хмурюсь, и вот на мне уже богатые доспехи – пластины позолоченного дюраля с филигранью отвращающих рун, под мышкой старинный шлем с ярким плюмажем.

– Иоахим Клерономас, – отвечаю я.

Его член все растет, набухает и превращается в исполинский толстый жезл, крепко прижатый к поджарому животу. Я прикрываю его вместе с Клерономасом черным мундиром, как на старинной иллюстрации – с сине-зеленым шаром Старой Земли на правом рукаве и двумя серебряными галактиками на вороте.

– Нет, – с улыбкой протестует он, – у меня такого высокого чина никогда не было. – Галактики заменяет шестизвездный круг. – И почти всю свою жизнь, Мудрая, я предпочитал Земле Авалон. – Его мундир становится попроще и удобнее: обыкновенный серо-зеленый комбинезон с черным поясом и карманчиком, набитым карандашами. Серебряный кружок звезд остается. – Вот так.

– Неправда, – говорю я, – не так. – Я сказала, и остался только мундир. Плоть под тканью превращается в серебристый металл, и передо мной уже ряженая кукла с блестящей кастрюлей вместо головы. Но только на секунду. Потом мужчина возвращается, печально хмурясь.

– Жестокая, – говорит он мне. Его твердый член топорщит ткань ниже пояса.

За спиной мужчины восьмой силуэт, призрак, которого здесь не должно быть, фантом. Он что-то тихо шепчет, словно сухие листья шелестят на холодном осеннем ветру.

Он худой и темный, этот незваный гость; чтобы увидеть его, надо очень пристально вглядываться. Он намного мельче Клерономаса и кажется старым и хилым, хотя плоть его настолько туманна и невесома, что это может быть иллюзией. Видение, сгусток тумана, эхо, бледная тень, но глаза его блестят и горят, а взгляд затравленный. Он протягивает руки. Прозрачная кожа туго обтягивает старые серые кости фаланг.

Я неуверенно отступаю. В состязании разумов легчайшее прикосновение может обернуться тяжелейшими последствиями.

Сзади слышны крики, жуткие стоны не то экстаза, не то страха. Я оглядываюсь.

Игра началась всерьез. Игроки ищут добычу. Креймур Делун, молодой, полный жизни и куда более мускулистый, чем несколько мгновений назад, стоит с пылающим мечом, замахиваясь на татуированного паренька. Коленопреклоненный юноша кричит и пытается закрыться руками, но сверкающий клинок Делуна легко проходит сквозь серую призрачную плоть и вонзается в яркую татуировку. Он отсекает ее, кромсает удар за ударом, и она летит к туманному небу – сияющий образ жизни, освобожденный от серой кожи, на которой был запечатлен. Когда она проплывает мимо Делуна, он хватает ее и проглатывает целиком. Из ноздрей, изо рта Делуна вырываются клубы дыма. Паренек кричит и извивается. Скоро от него останется только тень.

Слеток поднялся в воздух. Он кружит над нами, кричит тонким пронзительным голосом и громко хлопает крыльями.

Похоже, Ризен Джей передумала. Она стоит над скулящей девочкой, которая с каждой минутой уменьшается. Джей меняет ее. Девочка стареет, толстеет, а глаза все такие же испуганные, но туповатые. Куда бы она ни повернулась, перед ней появляются зеркала и дразнят ее толстыми влажными губами. Плоть ее все раздувается и раздувается, разрывая истрепавшиеся одежды, по подбородку девочки течет слюна. Она с плачем вытирает ее, но струйки текут все быстрее, и слюна становится розовой от крови. Девочка превращается в жирное, отталкивающее чудовище.

– Это ты, – говорит зеркало. – Не отворачивайся. Посмотри на себя. Ты не маленькая девочка. Смотри, смотри, смотри. Ну не милашка ли? Ну не прелесть? Смотри, смотри на себя!

Ризен Джей с довольной ухмылкой скрещивает руки на груди.

Клерономас глядит на меня с холодным осуждением. На мои глаза ложится полоска черной ткани. Я моргаю, сбрасывая пелену, и гневно смотрю на него.

– Я не слепая, – говорю я. – Но это не мой бой.

Толстуха раздулась, словно грузовоз, бледная и рыхлая, как тесто. Она нага и чудовищно огромна, и каждый взгляд Джей делает ее еще уродливее. Огромные белые груди вспухают на лице, на руках, на ляжках уродины, а внизу живота вырастает толстый зеленый член. Член загибается вниз, входит ей между ног. Опухоли расцветают на ее коже, словно темные цветы. А вокруг зеркала, они вспыхивают и гаснут, беспощадно искажают и выпячивают, отражая все уродливые фантазии, которые навязывает противнице Джей. Жирная туша почти потеряла человеческий облик. Изо рта, достигшего размеров моей головы, безгубого и кровоточащего, рвутся вопли адской муки. Плоть чудовища дрожит и дымится.

Киборг поднимает палец. Все зеркала взрываются.

Туман полон кинжалов, осколки серебристого стекла разлетаются во все стороны. Один летит в меня, и я заставляю его исчезнуть. Но другие… другие меняют траекторию, собираются в воздушную флотилию и, словно крошечные ракеты, атакуют Ризен Джей. Они пронзают ее, и кровь сочится из тысячи ран, из глаз, из груди, из открытого рта. Чудовище вновь превращается в плачущую девочку.

– Моралист, – говорю я Клерономасу.

Не обращая на меня внимания, он поворачивается к Креймуру Делуну и его жертве. Татуировки с новой силой вспыхивают на коже паренька, в руке появляется пламенеющий меч. Испуганный Делун отшатывается. Паренек прикасается к своей коже, беззвучно чертыхается, неуверенно встает.

– Альтруист, – говорю я. – Защитник слабых.

Клерономас поворачивается ко мне.

– Я против избиений.

– Может, ты приберегаешь их для себя, киборг? Если нет, тогда поспеши отрастить крылья, пока твой приз не улетел.

Я хохочу. Его лицо остается холодным.

– Мой приз передо мной.

– Так я и думала, – отвечаю я, надевая шлем. Мои доспехи сверкают золотом, мой меч – луч света.

Мои доспехи уже черные, как деготь, а узоры на них, черные по черному – пауки и змеи, черепа и лица, искаженные болью. Мой прямой серебряный меч превращается в обсидиан и обрастает уродливыми шипами и крючьями. Он умеет разыгрывать драму, проклятый киборг.

– Нет, – возражаю я, – не буду я воплощением зла. – Я снова в золоте и серебре, и плюмаж у меня синий с красным. – Сам надевай эти доспехи, если они тебе так нравятся.

Черные и уродливые, доспехи стоят передо мной, пустой шлем ухмыляется, словно череп. Клерономас отсылает его прочь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});