Читаем без скачивания Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

там? – насторожился Павел. Сапёры схватились за кирки.

– Это мы, русские!

В пролом влез человек в рваной шинели, худой. Лицо заросшее.

– Да кто такой?

– Пленные мы. Сбежали. Нас ещё в октябре взяли, когда у Инкерманского моста дело было.

– Сколько вас?

– Да, с дюжину будет.

– Так, давайте скорее!

Один за другим через пролом вылезло несколько человек. Потом вытащили английского офицера.

– Языка прихватили?

– Нет, что вы, ваше благородие. Это хороший человек. Он нам сбежать помог.

Вскоре все беглецы уже сидели в матросском блиндаже и с блаженством пили чай. Пришла Ирина, осмотреть пленных: нет ли среди них тифозных или холерных.

– Сухарей, мож им дать? – спрашивали матросы у Ирины.

– Нельзя, – запретила она. – Живот сразу скрутит. Отвар им надо крупяной.

– Ох и намаялись мы братцы! – горько вздохнул один из беглецов. – У англичан – прямо беда. Мёрзнут, дохнут, поносом исходят. Ни дров, ни воды. Лошадей всех сожрали….

– А этот что? – указал Павел на англичанина. Тот сидел в углу блиндажа, скрючившись, прижав руки к животу.

– А ентот нас через посты провёл в траншею. Мы хотели по полю, в открытую бежать, да тут их минёры попались. Сказали, что из траншеи утекать надо, потому как русские сейчас камуфлет подорвут. Вот мы по норе и проползли.

Павел подошёл к англичанину. Тот, казалось, не дышал. С Козловым подняли его и усадили на нары. Англичанин продолжал сидеть скрючившись, все ещё прижимая руки к животу.

– Ране, что ли? – предположил Козлов. – Эй, мил человек, откликнись! Не говорит. Немой или оглох.

С силой оторвали руки от живота. Крови нет. Все разъяснилось, когда из рук англичанина выскользнула на пол жестяная прямоугольная банка.

– Это что? – Козлов поднял банку и с удивление разглядывал её.

– Консервы, – объяснил Павел. – Мясо туда кладут тушённое и запаивают.

– Так, вон они какие! – просиял Козлов. – Наслышаны. Это, оно не портится.

– Моё! – слабо простонал англичанин.

– Ожил! – Козлов всунул ему обратно в руки банку. – Никто у тебя добро твоё не отберёт.

Англичанин поднял лицо, заросшее спутанной бородой, грязное, с потрескавшимися фиолетовыми губами. Оно напоминало лицо мертвеца. Взгляд мутный. И тут Павел узнал англичанина.

– Петриковский! Ах ты сволочь!

Павел сжал кулак. Еле сдержался, чтобы не дать ему в рожу!

– Ваше благородие, без него бы нам не выжить. Помилосердствуйте, – попросили беглецы. – Ради Христа.

– Дайте ему водки, что ли! – со злостью приказал Павел.

– А не помрёт от водки? – засомневался Козлов.

– Не помрёт. Свой это, поляк, – сказал Павел.

После чарки водки и стакана крепкого чаю Петриковский немного пришёл в себя.

– Ну, чего сбежал от своих благодетелей? Тошно стало? – спросил у него Павел.

– Консервы украл у офицера, – сказал он. – Меня бы все равно прибили. Уж лучше пусть свои, чем те.

– Кого ты своими называешь? – Павел еле сдерживал гнев. – Тех, кого предал?

– Вы зря злитесь, – спокойно ответил Петриковский. – Я не русский, я – поляк.

– Ну и что?

– Я никого не предавал.

– А присягал ты какому царю и какому отечеству?

– Я поляк, – твёрже сказал Петриковский. – Я люблю Польшу. У вас есть Родина, поручик? И у меня она есть. Только вы можете дать присягу своему отечеству, а я своему не могу. У меня отняли это право.

– Чем тебе Россия не отечество?

– Вы были когда-нибудь в Кракове или в Варшаве?

– Нет, не приходилось.

– Самые красивые города в мире. Что там Париж, Берлин…. Разве можно осуждать человека за то, что он любит свою Родину? Речь Посполитая – великая страна, лев, которого держат на цепи…. Но вам не удержать его. Польша все равно будет свободной. Она все равно возродится. Вы будете подавлять восставший народ раз за разом, но, в конце концов, вам это дорого обойдётся. Вы не истребите свободный дух, если только не перебьёте всех поляков.

– Свободный дух, – усмехнулся Павел. – Гонору в вас много. Уведите его в штаб линии, – приказал он.

– И чего он такого наплёл? – пожал плечами Козлов, когда поляка увели. – Лев, которого держат на цепи…. Кто же их держит. Бывал я в Польше. Хорошо там живут, свободно, уж получше, чем в наших деревнях.

– Прав он, – тихо ответил Павел. – На кой черт нам эта Польша. Все беды России с неё начинаются.

***

Павел как-то заглянул к Ирине. На нарах сидел раненый солдат. Ирина перевязывала ему голову.

– Прошу прощения, ваш благородие, – сказал солдат.

– Не извиняйся, сиди, – успокоил его Павел. – Осколком или пулей?

– Не, каменюкой. Да я сейчас…. Вот, только мадмуазель перевяжет – и я сразу к пушке.

– Не дёргайтесь, рядовой! – потребовала Ирина.

– Прошу прощения, – пробормотал солдат.

Пришла Даша, принесла два ведёрка воды на коромысле. Отец Иннокентий помог ей снять вёдра и перелить воду в бочку.

– И вы здесь, отче? – удивился Павел. – Не боязно вам?

– Нет, сын мой. Разве боязно тому, кто молитвой оберегаем? Что же я зря хлеб ем? Вот, решил на бастионе помогать.

– Так в чём ваша помощь?

– Много в чём. Вот, сёстрам подсоблю с ранеными. А иной раз зовут умирающих утешить, да исповедовать. А бывает, и за патронами к арсеналу схожу. Всегда дело найдётся. Вот, вчера с мальцами ядра на Екатерининской улице собирал, да на батареи относил. За ядро по копейке дают. Так я на деньги заработанные свечек прикупил….

– Отец Иннокентий у нас трудяга, – похвалила монаха Ирина.

Павел заметил тёмную фигуру в углу блиндажа. Александр? Не сразу его заметил в тени.

– Здравствуй, Сашка! Хорошо, что заглянул, – обрадовался Павел. – По какому поводу?

– Я к Ирине Ивановне, – смутился мичман. – В Александровской батарее хотят провести рождественский бал, – объявил он. – Разрешите, Ирана Ивановна, пригласить вас.

– Ну, что вы, Александр Аркадьевич, как же я появлюсь на балу в монашеском облачении? – смутилась Ирана. – У меня нет никаких платьев.

– Об этом не беспокойтесь! – заверил он. – Мадам Горская, которая содержит модный салон, готова одолжить любые наряды, лишь бы только состоялся настоящий бал.

– А почему на батарее? – удивилась Ирина.

– Дело в том, что в Благородном собрании нынче перевязочная. А другие большие здания почти все разрушены. Решили во дворе Николаевской батареи устроить праздник. Так вы согласны пойти?

– Я бы с удовольствием, – грустно сказала Ирина. – Но кто здесь будет вместо меня?

– Я побуду, – тут же откликнулась Даша. – Нынче тихо. Раненых немного. Вы сходите, а я справлюсь. Да отец Иннокентий поможет, если что?

– Разрешите идти? – подал голос солдат.

– Не болит? – строго спросил Ирина. – Не туго?

– Не, – махнул рукой солдат. – Там без меня…. Мои… Разрешите идти?

– Погоди! Вот, возьми хлеба. – Даша взяла нож, отрезала от каравая краюху, посыпала её