Читаем без скачивания Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972 - Федор Раззаков

Отложив на неопределенный срок дату начала пленума, генсек отправился в Белоруссию, где с конца февраля под руководством министра обороны СССР Андрея Гречко проводились военные учения «Двина». Ни один из членов Политбюро не сопровождал генсека в этой поездке, более того, многие из них, видимо, и не подозревали о том, что он туда уехал.

Брежнев приехал в Минск 13 марта и в тот же день встретился на одном из правительственных объектов, принадлежащих Министерству обороны, с Гречко и приближенными к нему генералами. О чем они беседовали в течение нескольких часов, дословно неизвестно, но можно предположить, что генсек просил у военных поддержки в своем противостоянии против Суслова. Поскольку Гречко, да и все остальные военачальники, давно недолюбливали главного идеолога, такую поддержку Брежнев быстро получил. Окрыленный этим, он через несколько дней вернулся в Москву, где его с нетерпением дожидались члены Политбюро, уже прознавшие, где все это время пропадал их генеральный. На первом же после своего приезда в Москву заседании Политбюро Брежнев ознакомил соратников с итогами своей поездки в Белоруссию, причем выглядел он при этом столь уверенным и решительным, что все поняли – Суслов проиграл. И действительно: вскоре Суслов, Шелепин и Мазуров сняли свои претензии к Брежневу, после чего попыток сместить его больше не предпринималось. Может быть, и зря, поскольку случись это, и ход истории пошел бы совсем по другой траектории.

Тем временем противостояние СССР и Израиля вошло в свою решающую фазу. Именно той весной из Советского Союза в далекий Египет прибыли наши ракетчики, которым предстояло выполнить интернациональный долг – защищать египетское небо от налетов израильской авиации. Вот уже в течение нескольких месяцев израильтяне наносили ракетно-бомбовые удары по пригородам Каира, другим населенным пунктам ОАР, не считаясь с решением Совета Безопасности ООН. Самым кровавым был налет 12 февраля 1970 года на металлургический комбинат в Хелуане, где погибли восемьдесят рабочих и более ста человек получили ранения. Жертвами других налетов стали и арабские школьники – тридцать один был убит и сорок шесть тяжело ранены.

В это же время израильская авиация нанесла ряд ударов по средствам ПВО египетской армии. Тогда-то, по просьбе правительства ОАР, Советский Союз протянул руку помощи арабскому народу. В конце февраля была сформирована часть противовоздушной обороны особого назначения, которая месяц спустя была переброшена в ОАР. И уже вскоре советские военные стали уничтожать израильских летчиков десятками. Едва это произошло, как сионистские организации всего мира начали беспрецедентную кампанию по дискредитации СССР. Активизировалось и диссидентское движение внутри самой страны, главным тараном которой стал вопрос об еврейской эмиграции.

В отличие от поляков, которые в конце 60-х годов, как мы помним, выпустили чуть ли не всех евреев из страны, советские власти этот опыт перенимать не захотели, поскольку посчитали, что это сыграет только на руку их противникам по «холодной войне». Во-первых, явит миру облик СССР в весьма неприглядном виде (мол, от хорошей жизни люди не бегут), во-вторых – в случае отъезда подавляющего числа евреев из страны это грозило серьезными проблемами для советской науки, искусства, литературы, где евреев было особенно много. Эту точку зрения хорошо отразил виднейший советский юрист, член-корреспондент Академии наук СССР Михаил Строгович, который заявил следующее:

«Мы согласны с тем, что каждый гражданин имеет право свободно избирать себе гражданство, жить, где хочет. Но мы не должны за счет своих советских граждан, за счет выращенных в советском обществе людей увеличивать агрессивные вооруженные силы Израиля, не должны позволять использовать их для проведения расовой политики, для разрушения мирных арабских городов, уничтожения женщин, стариков и детей».

Однако эта пропагандистская кампания властей оказалась не слишком эффективной: многие советские евреи продолжали грезить мечтами об отъезде из страны. Некоторые из них даже шли на крайние меры. Так, например, в Ленинграде в июне 1970 года группа из полутора десятков человек попыталась силой захватить гражданский самолет и улететь в Израиль. Однако захват сорвался благодаря мерам, предпринятым КГБ.

Спустя полгода, в декабре, состоялся суд над угонщиками, который завершился тем, что зачинщики угона были приговорены к расстрелу. Приговор был суровый, но вытекал из ситуации тех дней. Дело в том, что за два месяца до суда в Советском Союзе нашлись еще люди – отец и сын Бразинскасы, которые захватили гражданский самолет и улетели в Турцию, убив при этом молодую бортпроводницу Надежду Курченко. Видимо, чтобы раз и навсегда пресечь подобные эксцессы в воздухе, советские власти и приговорили ленинградских угонщиков к смертной казни. Но привести его в исполнение не удалось – вмешалась международная общественность. И Брежнев смилостивился – спустя неделю после суда заменил расстрел 15 годами тюремного заключения.

Именно «самолетное дело» стало одним из катализаторов массовой еврейской эмиграции из СССР, которая начнется в следующем году (тогда страну покинут 13 тысяч евреев). Для большинства жителей СССР это будет как гром среди ясного неба, поскольку, как уже говорилось выше, никакого особого антисемитизма в СССР не было. Однако евреи начали уезжать тысячами, причем даже из республик, где к ним относились лучше, чем где-либо (например, из Грузии или той же Прибалтики). Как честно напишет тогда один из еврейских эмигрантов – Б. Орлов:

«Самое поразительное в этом Уходе – его добровольность в момент наивысшей ассимиляции... Патетический характер российской алии 70-х годов... Мы не были изгнаны из страны королевским указом или решениями партии и правительства и не спасались бегством от захлестывающей ярости народного погрома... этот факт не сразу доходит до сознания участников исторических событий».

Что касается кинематографической среды, то «первыми ласточками» еврейской эмиграции в ней стали режиссер Михаил Калик (снял фильмы «Разгром», «Человек идет за солнцем», «До свидания, мальчики») и сценарист Эфраим Севела (фильмы «Годен к нестроевой», «Крепкий орешек» и др.). Их исключили из Союза кинематографистов в декабре 1969 года, а на следующий год они эмигрировали в Израиль. Однако в целом из киношной среды уезжали единицы, поскольку никаких особенных ущемлений прав евреев там не практиковалось.

Два взгляда на войну

В мае 1970 года, в дни 25-летия Великой Победы, в СССР случилось два события, возвращавших советским людям добрую память об И. Сталине. Первое событие: на могиле генералиссимуса на Красной площади был открыт памятник работы скульптора Н. Томского. Второе событие: на экраны страны вышли два первых фильма эпопеи Юрия Озерова «Освобождение» – «Прорыв» и «Огненная дуга», где впервые за последние почти двадцать лет одним из главных киноперсонажей являлся Сталин.

Успех фильмов был ошеломительный: билеты на них спрашивали за много метров до кинотеатров, как будто речь шла о каком-то зарубежном блокбастере типа «Фантомаса». Конечно, огромную роль при этом сыграла реклама: все два года, пока велись съемки фильмов, об этом много писалось в прессе, причем внимание акцентировалось именно на уникальности эпопеи: что в ней подробно воссоздаются эпизоды советско-германского противостояния как на полях сражений, так и в штабах и ставках; что батальные сцены сняты с той же скрупулезностью, что и сцены сражений в другой великой киноэпопее – «Войне и мире»; что одних статистов в съемках было занято несколько десятков тысяч, а боевой техники – несколько сот единиц и т. д. и т. п. В итоге первые два фильма эпопеи собрали в прокате 1970 года 56 миллионов зрителей, что было небывалым рекордом для фильма о Великой Отечественной войне.

Как уже отмечалось, созданию этой эпопеи придавалось важное пропагандистское значение, поэтому прокатывать ее собирались не только у нас, но и за рубежом. Одними из первых два начальных фильма «Освобождения» приобрели японцы. Причем фильм вышел одновременно с уже упоминавшейся американской картиной «Паттон» Франклина Шеффнера, повествующей о главнокомандующем союзнических войск в годы Второй мировой войны американском генерале Джордже Паттоне. Оба фильма демонстрировались в двух центральных кинотеатрах Токио, но интерес у публики вызвали разный: если на «Освобождение» выстраивались огромные очереди, то на «Паттон» шли единицы.

А вот в Париже премьера «Освобождения» фактически провалилась, правда, не по вине самого фильма, а из-за интриг недоброжелателей. В качестве главного из них выступил тот самый Алекс Москович, который год назад приобрел «Андрея Рублева» и показал его в Каннах. Он был весьма зол на советские власти за историю с этим фильмом, а также за их позицию в израильско-египетском конфликте, поэтому сделал все возможное, чтобы «Освобождение» в Париже, что называется, не «покатил».