Читаем без скачивания Правда выше солнца - Анатолий С. Герасименко

Утонченной, – иэ, Пеан! –

Славимый гимнами нашими,

Дай, по обычаю божьему,

Нам богатства и с нами будь,

О Спаситель! Иэ, Пеан!

Если бы сегодня справляли обычные Панафинеи, то шествие свернуло бы к Акрополю, где надлежало разделиться надвое. Женщинам полагалось пойти в Парфенон, облечь статую Афины в пеплос, сотканный канефорами, и припасть к алтарю богини, а мужчин ждал Фебион, где им предстояло возложить святые дары к ногам мраморного Аполлона и помолиться у алтарного камня богу-миротворцу. Затем, после отдыха, все вновь объединились бы и отправились на агору, чтобы повеселиться по полной – весь остаток дня и ночь напролёт.

Но сегодня был особенный праздник. Впервые за всю эллинскую историю Большие Панафинеи устроили в тот же год, что и Олимпиаду; то есть, вне очереди. И случилось это не в конце месяца гекатомбеона, а в боэдромионе. Так повелел молодой царь, в придачу пообещав горожанам небывалое и удивительное театральное зрелище. Да, нынешний праздник был особенным. И люди, зная об этом, прошли мимо арки Пропилей, дальше, вперёд и влево, за склон Акрополя.

Их путь лежал к театру Диониса.

Акрион ехал первым, и, первым спрыгнув с коня, принялся спускаться по ступеням театрона к передним рядам, где обычно сидела царская чета. Теперь и навсегда его место – здесь, среди зрителей. И всё же сегодня ему предстоит сыграть роль. По актёрским меркам, совсем простую и короткую.

«Не облажаемся, – думал он. Спина, как назло, жутко чесалась под новеньким хламисом, но Акрион продолжал гордо ступать по исхоженному мрамору, сохраняя вдохновенное выражение лица. – Не облажаемся. Не имеем права…»

По краям орхестры, сплошь усыпанной цветами и лавровыми листьями, застыли музыканты с инструментами наизготовку. Акрион сжал губы: ведь хотел вначале обставить всё серьёзно! Созвать ареопаг, советников, знатных горожан. Подробно и без спешки изложить суть грядущих перемен, обрисовать виды на будущее, представить доказательства тем, кто усомнится. И чтобы писцы вели протокол для грядущих поколений… Всё-таки готовится событие, которое случается один раз за вечность. Не шутка.

А Кадмил в ответ посмеялся.

«Им нужно представление, – сказал он, – уж ты-то лучше многих знаешь, чего стоит достойное зрелище. Если представление выйдет хорошим, они во всё поверят. И расскажут детям, а те – своим детям, и так далее. Мы положим начало отличному новому мифу. А если устроим, как ты хотел, то что будут пересказывать детям? Протоколы писцов?»

Акрион дал знак. На орхестре заиграли. Те музыканты, которые шли за процессией, подхватили мелодию, и музыка заполнила огромную чашу театра. Люди рассаживались по местам, переговаривались, хохотали. Кто-то пел, подтягивая за кифаредами. Кто-то, как водится, успел напиться и кричал «Эвое!» Словом, кругом стоял весёлый гомон, обычный для театра перед самым спектаклем.

Юноши обходили кругом орхестры, оставляя на краю подносы и амфоры. По пятам за юношами следовали канефоры, рассыпая жертвенное зерно, бросая поверх даров живые цикламены и майоран – подношение Гермесу.

Акрион обвёл взглядом зрительские ряды. Нашёл Федру: та махала рукой из-под навеса, устроенного в центре театрона, неслышно восклицая что-то в общем гаме. Киликий сидел рядом с нею, ближе к проходу. Старому актёру сегодня тоже предстояло сыграть роль, маленькую, но очень важную. Акрион нервно, через силу улыбнулся родителям. Жаль, что рядом с ними не было Эвники, которая теперь жила в Спарте с мужем, эфором Клеоменом. Впрочем, она увидит всё своими глазами, когда придёт черёд. Когда представление доберется до спартанских городов.

И, как обычно, думая об одной сестре, он вспомнил о другой. Что бы сказала сейчас Фимения?..

Афиняне занимали места; удивительно, как мало потребовалось времени такой массе народа, чтобы заполнить скамьи. Те, кто не уместились на ступенях, рассаживались на склонах холма, а народ со стороны Дромоса всё прибывал и прибывал.

Солнце поднималось, становилось жарко. Горгий и солдаты стояли рядом, оглядывали толпу.

Наконец, в ухе зашуршала волшебная горошина.

– Ну, все готовы? – спросил голос Кадмила.

Акрион надавил пальцем на передатчик, чтобы лучше слышать.

– Почти, – ответил он тихо. – Ещё четверть часа выждем для верности.

– Да сколько можно, – заворчал Кадмил. – Тут такое пекло, что у меня яйца вот-вот сварятся. Ступай уже на орхестру. Скажи пару слов, завладей вниманием. Пусть проникнутся, почувствуют мгновение…

Сердце заспешило, голова стала лёгкой и горячей. «Уже пора! Начинается!»

– Иду, – проронил Акрион. И, стараясь говорить деловито и буднично, прибавил: – Переключи мой сигнал на усилители.

Послышалось несколько щелчков.

– Готово, – Кадмил перевёл дух и сделал громкий, явственный глоток. – Ух, хорошо! Давай, выступай, первейший из граждан.

Акрион встретил взгляд Горгия. Кивнул. Горгий отдал солдатам команду, и те расступились, открывая дорогу.

Вновь на орхестре, как в былые времена…

Акрион легко вскочил на деревянный помост. Прошёл к середине, ступая по щиколотку в цветах и лавровых листьях. «Без маски, – мелькнула мысль. – Будто тогда, перед лудиями в школе…» Он развернулся, окинул взглядом огромное человеческое сборище, а затем, не давая самому себе опомниться и оробеть, воскликнул:

– Радуйтесь, афиняне!

Голос, тысячекратно усиленный машинами Кадмила, разнёсся вокруг, заполнил раковину театрона, прокатился по рядам. Людские слова, смех, пение, музыка – всё враз затихло, поражённое этой мощью.

– Мужи и женщины! – продолжал Акрион. – Вот я, ваш царь, стою перед вами. Все знают, что в делах я преуспел благодаря многомудрому Гермесу. Сам бог спустился с Олимпа и помогал мне. И помогает по сей день – во имя всей Эллады!

Он возвысил голос на последних словах, чтобы люди откликнулись. И они откликнулись. Послышались выкрики, кто-то лихо засвистел. В средних рядах принялись скандировать «А-ла-ла! А-ла-ла!» Уроженцы Афин обожали свой древний военный клич; поскольку использовать его по прямому назначению вот уже много лет не приходилось, они вопили «а-ла-ла» при любом удобном случае. «Ну и шум, – подумал Акрион невольно. – Хорошо,