Читаем без скачивания Режим бога (Последний шаг) - Сергей Гомонов

Набравшись пьяной смелости, Хаммон взобрался на него и…

…и сбил кого-то с ног в полной темноте, совершенно голый, с плывущей от опьянения головой…

Они втроем стояли посреди большого пустыря. Невдалеке чернел древний сломанный мост, а за рекой высился невероятный город, и утреннее небо кишело летательными аппаратами.

Память Хаммона двоилась, как будто ему довелось прожить одновременно две разные жизни. Он смотрел на своих спутников — совсем юного мальчишку-клеомедянина и Кристи, хирурга-интерна, помощника Тьерри Шелла — и уже не мог понять, что было сном, что явью, откуда они тут взялись и что, черт возьми и Протоний покарай, вообще происходит в этом мире.

Кристи и Эфий озирались с таким же изумлением, разглядывая друг друга, себя и все вокруг. Впрочем, в глазах бывшего пастушка с Клеомеда удивления было куда меньше, чем у того, кто еще мгновение назад был сорокапятилетним мужчиной и явно помнил все, от начала до конца.

— Что все это может значить? — наконец выдавил из себя Элинор. — Где мы? Когда мы?

— Вчера был День весеннего равноденствия, — вдруг проговорил Эфий без малейшего клеомедянского акцента. — А там — старый Бруклин. Узнаешь, Кри?

Тот развернул к себе таращившегося по сторонам Хаммона и вгляделся в его лицо:

— Фараон, но ты такой же, как был тогда…

— Э-э-э… Я хотел тебе сказать то же самое.

Закинув концы вязаного шарфа за спину, Эфий хитро улыбнулся в воротник своего пальтишка:

— Ну ладно, мне пора…

— Стоять! — тут же прикрикнули на него мужчины, и Кристи добавил: — Никто не уйдет отсюда, пока ты не объяснишь, какого… Протония… тут делается? Откуда ты взялся?

Юноша вздохнул и постучал пальцем по лбу:

— Откуда мне взяться, если я — Омега? Сам подумай.

От безысходности Хаммон воздел глаза к пасмурному небу:

— О, нет! Снова он несет эту чушь!

Но Кристи не счел это чушью.

— Я знаю, что ты Омега, — ответил он, — я знаю, что там ты был Айятом, да и, в конце концов, я уже давно догадался, особенно после ваших дурацких ужимок и экивоков, что Айят был моим сыном и мои галлюцинации после проклятия не были галлюцинациями, как мне казалось на протяжении многих лет. Я спрашиваю о другом: что здесь делаешь ты, такой же молодой, как и тогда?

— А себя ты видел? — вмешался Хаммон. — Ты даже одет так же, как в то 22 марта, — он дернул его за ремень с подвесной аптечкой-минимизатором и пультом ОЭЗ.

— Давайте по порядку! — отрезал Кристи, задергивая полы куртки. — Сначала Эфий.

— Да отстань ты от парня! Ты слышал что-нибудь про откат системы? Не знаю, как тут у вас, а у нас его делали, когда не помогала перезагрузка и запуск антивирусных программ.

— «Rollback» называется по-здешнему, — поддакивая, ввернул клеомедянин. — Только любые новые данные, появившиеся за этот период, потеряются…

Кристи подбоченился:

— Так вот и я об этом же! О потере данных! Почему я всё помню? Хаммон, ты ведь помнишь всё?

— В двойном размере. И, покарай Протоний вместе с чертом и, вон, с Эфиевыми тегинантьеста, я даже не знаю, какой из вариантов этих воспоминаний правильный: где в меня стреляют или где я отстал от экскурсии… Кристи, ну так чего ты выступаешь? Ты можешь все прожить заново! Это называется чудом, а ты…

Доктор покачал длинноволосой головой, откровенно огорченный его недалекостью, и Хаммон понял, что из-за радости упустил какой-то важный нюанс.

— Ты и правда не догадываешься? — тихо спросил Кристи, глядя на Хаммона такими глазами, что тот содрогнулся и, словно ошпаренный догадкой, как стоял, так и сел на кочку.

Кристи понял сразу: если всё так поменялось, то в этой реальности может просто не быть тех, кого он любил и к кому стремился из той. Он настолько привык к постоянным подвохам и необходимости расплачиваться стократно за сущую безделицу, которую снисходительно швыряла ему в виде подачки жизнь, что и теперь не верил в отсутствие скрытой каверзы.

— Я должен проверить! — сказал он и почти побежал в направлении города. — Я должен всё это проверить!

Эфий и вскочивший Хаммон кинулись вслед за ним.

— Чудеса случаются! — крикнул клеомедянин, но Кристи лишь махнул рукой и прибавил шагу.

Фанни молча помешивала свой чай — пятую чашку за утро! — и не знала, как поступить. Джо позвонила и впервые заговорила именно с нею, а не с Диком. Лицо красавицы-итальянки припухло от слез, глаза стеклянно блестели, и под ними пролегли тени скорби. Фаина даже не предполагала, что в этой «коробочке с секретом» бушуют страсти из ларца, некогда раскрытого одной любопытной феминой по имени Пандора.

— Давай позавтракаем вместе в кафетерии, Джо? — предложила она, и Джоконда без колебаний согласилась.

— Ей просто нужно выплакаться, — сказал Дик, после вчерашних похорон такой же мрачный, как и начальница «Черных эльфов».

Но та не стала больше ни плакать, ни выговариваться. Фанни почувствовала, что ей просто хочется находиться рядом с кем-то, кто тоже знал Кристиана и кто понимает ее без лишних слов.

Так они и сидели за столиком, друг против друга, в полном молчании. Кафе то пустело, то вновь наполнялось людьми. Посетители оживленно шумели, играла музыка, бегали «синты»-официанты — всё как всегда. Утомившись от ничегонеделания, Паллада поняла, что пора уходить, и уже наклонилась к Джоконде, чтобы сказать об этом, как вдруг появление нескольких фигур у входа заставило ее замереть и отпрянуть. Джо ничего не заметила, продолжая крутить на блюдце чашку с давно уже холодным кофе.

Вихрь мыслей тут же пронесся в голове гречанки, когда она увидела Элинора, Эфия и Хаммона. Первой была: «Они передумали и не полетели в Египет». Но присутствовало что-то странное во взгляде Кристиана, чего она не замечала прежде, даже вчера, прощаясь с ним после траурного торжества и не подозревая о его самоубийственных намерениях насчет прыжка в мир Фараона. Глаза Элинора словно состарились на много десятилетий, а лицо и тело остались прежними. Да и Эфий, лукаво улыбнувшись, приложил к губам палец — и это был жест, не присущий культуре клеомедян, — подавая Фанни знак ничего не говорить Джоконде.

Хаммон и Эфий остались неподалеку от входа, а Кристиан осторожно подошел к Фанни с Джо и сел за свободный соседний столик. Гречанка сначала подумала, что он хочет разыграть Джоконду, но в следующее мгновение осязаемо почувствовала, что он просто пытается совладать с собой, как смертник на эшафоте, которому вдруг объявили об амнистии. «Почему он медлит? Что-то хочет выяснить?» — подумала Фанни.