Читаем без скачивания «Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

Сугген лежал на носу, а Иохансен, стоя на коленях на корме, при каждом гребке балансировал. Я попробовал было проделать то же самое, но нашел, что мой каяк слишком вертляв для такого рискованного эксперимента, и предпочел буксировать его, посадив Кайфаса на палубу. Сам я осторожно шел по кромке полыньи, перепрыгивая со льдины на льдину.

Теперь у нас то преимущество, что повсюду находим питьевую воду. Снова принялись за старые запасы продовольствия, но любопытно, что ни я, ни Иохансен не находим, что мучная пища так уж вкусна, как могла бы нам показаться после целого месяца мясной диеты. Приятно опять быть в дороге, и не менее приятно то, что нарты наши теперь легки. В «лагере томления» мы оставили порядочно вещей, не считая целой горы мяса, сала и трех великолепных медвежьих шкур.

Поверх шкур остался лежать и наш дорогой друг – спальный мешок. Осталась масса досок от нарт, лыжные палки и прочие деревянные предметы, большая часть превосходных медикаментов из аптеки Блессинга – гипсовые бандажи, мягкие, стерилизованные паром марлевые бинты, гигроскопическая вата, и кроме того, чудесный алюминиевый искусственный горизонт, бечевки, сковородка и котел для растапливания льда, половина алюминиевой покрышки кухонного аппарата, мельхиоровые пластинки, жировая лампа из нейзильбера, мешки, парусина, лапландские каньги, рукавицы из волчьего меха, геологический молоток, половина рубашек, гамаши и еще многое – все это осталось разбросанным в хаотическом беспорядке.

Взамен всего этого к нашему грузу прибавился мешок вяленого медвежьего и тюленьего мяса и наполненная до краев салом вторая половина алюминиевой покрышки кухонного аппарата. Теперь мы основательно освободились от всего лишнего; у нас не найдется даже кусочка дерева на случай, если понадобится сделать обод на конец лямки, за которую мы тащим вперед нарты».

Глава седьмая. Земля видна!

«Среда, 24 июля. Наконец свершилось великое чудо, то, чему мы почти перестали верить! Земля! Земля! После двух почти лет мы снова видим на краю горизонта нечто вздымающееся над этой вечно белой линией. Из тысячелетия в тысячелетие простиралась она над этим морем и будет простираться еще много тысячелетий. Теперь мы покидаем этот мир и ничего не оставляем за собой на бесконечной равнине, ибо уже давным-давно слабый след нашего маленького каравана пропал в беспредельных ледяных просторах.

Для нас начинается новая жизнь, но пока только вечные льды окружают нас, все остается неизменным.

Давно грезилась нам эта земля, и теперь она явилась перед нами, как видение, как волшебная страна. Ослепительно белая, вздымается она над краем горизонта, напоминая далекую облачную гряду, которая вот-вот исчезнет. Самое удивительное во всем этом то, что мы, оказывается, давно уже видели эту землю, но не подозревали этого. Мы принимали ее за скопление облаков.

Оглядывая из «лагеря томления» горизонт в подзорную трубу, порою мне хотелось, чтобы это были ледники; но я не находил нигде ни одной темной точки, и кроме того, облака эти все время меняли форму, что, вероятно, надо приписать туману, который всегда окутывает землю. Вот я и считал, что это только облака. Но они опять и опять выступали над горизонтом на том же самом месте, образуя удивительно правильные округленные контуры. Теперь я припоминаю и темную вершину, замеченную почти к востоку от нас, которую я принял было за ледяную гору. Это, наверно, был маленький утес или островок[333].

Вчера мы попали на более, чем когда-либо тяжелый, взломанный лед. Было очень трудно пробиваться вперед – горные цепи торосов, рассеченные глубокими долинами и ущельями, поднимались перед нами. Но мы шли в хорошем настроении и подвигались довольно успешно. На полыньях, переход через которые был особенно труден, мы не задумываясь спускали каяки и нарты на воду, и переправа отнимала у нас немного времени. Часто, пройдя полосу тяжелого льда, мы попадали на гладкие ровные поля и тогда резво бежали по лужам и слякоти.

А вчера днем, когда я ходил на разведку, Иохансен, взобравшийся на торос, чтобы оглядеть лед вокруг, заметил странную темную полосу над горизонтом. Он решил, что это, вероятно, облако. Я тоже не обратил на нее внимания. Несколько позже, взобравшись на торос, чтобы хорошенько рассмотреть лед впереди, я увидел ту же темную полосу; она поднималась вверх под углом к горизонту по краю того, что я считал грядой белых облаков. И чем больше я смотрел на эту полосу и на гряду облаков, тем сильнее меня одолевали сомнения. В конце концов я спустился вниз за подзорной трубой.

Но едва навел трубу на темную полосу, как меня словно осенило: да ведь это же не что иное, как земля, и земля, находящаяся совсем близко от нас!.. Большой ледник, над которым возвышалась темная гора! Не много времени нужно было для того, чтобы Иохансен схватил трубу и тоже убедился, что перед нами действительно земля.

Дикая радость овладела нами обоими. Вскоре я заметил, что несколько восточнее выступает еще одна гряда. Большая часть ее была покрыта белым туманом, который постоянно менял свои очертания и не позволял ясно различить то, что он скрывал. Скоро, однако, вполне явственно выступила гряда, похожая на первую, но значительно выше и больше нее; на ней незаметно было ни одного темного пятнышка.

Так вот какова земля, к которой мы так долго стремились! Я представлял ее себе по-разному, думал, что встречу высокие горные вершины и сверкающие глетчеры, но такою я ее никогда не представлял. Не улыбалась она нам, но мы радовались ей. В сущности, мы и не могли ожидать здесь ничего другого, кроме такого угрюмого глетчера, ведь в этих местах выпадает столько снегу.

Мы разбили палатку и устроили веселый пир: горячий лаб-скоус из пеммикана, холодная вяленая медвежатина, тюленина, медвежий язык и жареная картошка (это был почти последний раз, когда мы полакомились картофелем, который собственно и приберегали для такого торжественного случая). После лабскоуса был десерт: запеканка из сладкой муки, масла и хлебных крошек, поджаренная на медвежьем сале, а затем – кусочек шоколада!»

Земля казалась такой близкой, что, по нашему мнению, достигнуть ее можно было очень быстро, во всяком случае не позже, чем к завтрашнему вечеру! Иохансен был уверен, что это произойдет даже раньше. А на деле пришлось провести еще целых тринадцать дней, тринадцать однообразных, мучительно трудных дней среди дрейфующих льдов.

25 июля я писал: «Когда нас вчера вечером остановил туман, мы были убеждены, что на этот раз совсем близко подошли к земле. Проснувшись утром, увидели ослепительное сияние солнца, и Иохансен, выйдя за водой для стряпни, первым делом поспешил вскарабкаться на ближайший торос, чтобы посмотреть на землю. Да, она виднеется по-прежнему прямо перед нами, и Иохансен решил, что мы непременно дойдем до нее не позже сегодняшнего вечера[334].