Читаем без скачивания Полководец - Владимир Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, попытаемся с этих позиций, опираясь на факты, разобраться в том, что случилось с Петровым.
Константин Симонов, который был в те дни с Петровым, рассказал впоследствии:
– Мне довелось присутствовать при том, как в марте тысяча девятьсот сорок пятого года Петрова в обстановке абсолютной неожиданности для него самого и для работников его штаба сняли с командования фронтом. В данном случае, как непосредственный свидетель событий, могу утверждать, что к этому моменту нового неожиданного снятия Петрова на фронте, которым он командовал, не только не произошло никакой внезапной катастрофы, но и ничего даже отдаленно похожего на нее.
Ну предположим, что Симонов как корреспондент и писатель, хоть и был рядом с Петровым в эти дни, мог не знать чисто военных, может быть, даже секретных тогда причин снятия Петрова. Но вот что пишет по этому же поводу более осведомленный человек – маршал А. А. Гречко.
«25 марта наступление войск 38-й армии и двух корпусов 1-й гвардейской армии продолжалось. Преодолевая упорное сопротивление врага, наши войска углубили и расширили прорыв, создав угрозу выхода к крупному узлу дорог – городу Лослау.
В этот день (точнее, 26 марта. – В. К.) командующий войсками 4-го Украинского фронта генерал армии И. Е. Петров и начальник штаба фронта генерал-лейтенант Ф. К. Корженевич были освобождены от занимаемых должностей. Командующим фронтом был назначен генерал армии А. И. Еременко, начальником штаба – генерал-полковник Л. М. Сандалов. Истинные причины смены командования фронта генералам и офицерам армейского звена не были известны, но все очень сожалели об уходе с поста командующего генерала Петрова, талантливого военачальника, скромного и отзывчивого человека. Предполагали, что смена связана с неудачными действиями войск фронта под Моравска-Остравой, хотя медленное продвижение войск зависело, в основном, не от командования фронта и армии, а от наличия сил и средств для прорыва долговременной обороны противника и крайне ограниченного количества боеприпасов, выделенного для проведения операции. Стрелковые части и подразделения были вынуждены прорывать хорошо организованную оборону врага без достаточной артиллерийской поддержки и несли большие потери».
Напомню, что еще более посвященный во все события тех дней начальник оперативного управления Генерального штаба генерал Штеменко, рассказывая об истории снятия Петрова со 2-го Белорусского фронта в результате письма Л. З. Мехлиса, заметил при этом, что аналогичные письма от него продолжали поступать и с 4-го Украинского фронта.
Содержание этих писем сегодня неизвестно, но то, что они были, подтверждается тем, что Верховный Главнокомандующий поручил маршалу Жукову во время поездки на 4-й Украинский фронт, кроме дел чисто оперативных, разобраться и во взаимоотношениях Петрова и Мехлиса.
Я уже цитировал докладную Г. К. Жукова Сталину, в которой тот отмечал, что Петров «правильно понимает построение операции и свое дело знает неплохо». Высказав несколько конкретных замечаний по поводу использования некоторых корпусов, маршал Жуков далее сообщал:
«С Мехлисом Петров работает дружно, и Петров никаких претензий к Мехлису не имеет».
Из этих слов Георгия Константиновича можно понять – он беседовал с Петровым и скорее всего, в соответствии со своим характером, прямо спросил о его отношениях с Мехлисом. Может быть, Жуков ничего не сказал Петрову о письмах Мехлиса. Во всяком случае, Иван Ефимович, однажды уже пострадавший из-за Мехлиса, не нашел нужным напомнить об этом Жукову, и хотя его отношения с членом Военного совета после событий на 2-м Белорусском были, очевидно, чисто служебные и «прохладные», Петров все же ответил маршалу: «Отношения нормальные». Об этом Жуков и доложил Сталину.
Любопытен комментарий генерала С. М. Штеменко к этому месту докладной Жукова:
«Эта приписка маршала была свидетельством величайшей личной чистоты и терпимости Ивана Ефимовича Петрова, который разобрался в Мехлисе, понял, если так можно сказать, особые черты его характера и нашел в себе силы сотрудничать с ним, как того требовали долг и совесть коммуниста».
К. М. Симонов, подробно описывая тот день, который он провел рядом с командующим 4-м Украинским фронтом, тоже не отмечал ничего такого, что внешне свидетельствовало бы о каком-то неблагополучии во взаимоотношениях Петрова с Мехлисом. Напротив, эти взаимоотношения выглядят вполне нормально, хотя нормальными считал их только Петров, а Мехлис, будучи как бы вполне доброжелательным, по сути дела, кривил душой и затевал новую интригу против Ивана Ефимовича. Вот свидетельство этого, принадлежащее перу прямого очевидца событий – я имею в виду воспоминания маршала Москаленко, в которых он пишет:
«В один из первых дней наступления, когда уже стало ясно, что оно сорвано, меня вызвали на командный пункт фронта. В домике, где жил И. Е. Петров, я встретил и члена Военного совета фронта генерал-полковника Л. З. Мехлиса. Обстановка была неофициальная. Мы сидели за столом, пили чай, беседовали непринужденно. Командующий фронтом попросил высказать свое мнение о причинах постигшей нас неудачи. (Далее Москаленко перечисляет причины, уже известные читателям. – В. К.)… Конечно, я не мог не обратить внимание на то, что Л. З. Мехлис во время этого разговора делал записи в небольшом блокноте. По лишь спустя несколько дней мне стало известно, что они нужны были ему для телеграммы в Москву».
И дальше как продолжение этой истории К. С. Москаленко вспоминает, что примерно через неделю после того неофициального разговора (и, добавлю от себя, за 10 дней до приказа о снятии Петрова) ночью ему позвонил генерал армии А. И. Антонов, незадолго до этого назначенный начальником Генерального штаба.
«В столь позднем или, если хотите, раннем вызове не было ничего удивительного, так как Ставка ВГК и Генеральный штаб в период войны работали и ночью. Поздоровавшись, А. И. Антонов спросил о самочувствии и настроении. Я понял, что он стремится дать мне время, чтобы окончательно стряхнуть с себя сон, так как ему доложили, что я только что прилег отдохнуть.
Но сон у нас всех в войну был чуткий: стоило открыть глаза, и его уже как рукой сняло. Выслушав мой ответ, А. И. Антонов приступил к делу.
– Верховный, – сказал он, – поручил мне переговорить с вами о причинах срыва наступательной операции фронта. Что могли бы вы сказать по этому поводу?
– Но я не располагаю данными в масштабе фронта, – ответил я. – Да и как же через голову командующего фронтом?..
– Генерал-полковник Мехлис прислал телеграмму с изложением ваших соображений, и товарищ Сталин хотел бы узнать о них поподробнее.
Мне ничего не оставалось, как проинформировать А. И. Антонова о беседе с командующим и членом Военного совета фронта. Что касается причин неуспеха, то я повторил то, что высказывал И. Е. Петрову и Л. З. Мехлису. Доложил и о том, что просил командующего фронтом о перенесении направления главного удара еще правее, в район Зорау.
– У противника, – сказал я, – силы там небольшие, оборона хорошо просматривается, местность менее пересеченная, чем на прежнем направлении… Позволю себе высказать уверенность, что успех наступления из района Зорау будет обеспечен.
Генерал Антонов поблагодарил за информацию, вежливо простился и положил трубку».
Конечно, писать письма, давать телеграммы вышестоящему начальнику с изложением своего понимания событий не предосудительно, если человек честно и правдиво стремится помочь делу. Но боюсь, что в данном случае автор писем и телеграмм руководствовался не интересами дела и воздействовал не на лучшие стороны характера своего адресата.
И результат не замедлил сказаться.
Все было забыто – благодарственные приказы, салюты в Москве, то, что в 4-м Украинском фронте и войск было меньше, чем в любом другом, да и те были усталые, выбившиеся из сил в тяжелейших боях за Карпаты.
Все это теперь не принимается во внимание. Гнев так и пышет из депеши, прилетевшей из Москвы:
«Лично Петрову и Мехлису.
Ставка Верховного Главнокомандования считает объяснения генерала армии Петрова от 17.3.1945 г. неубедительными и указывает:
1. Командующий фронтом генерал армии Петров, установив неполную готовность войск фронта к наступлению, обязан был доложить об этом Ставке и просить дополнительное время на подготовку, в чем Ставка не отказала бы. Но генерал армии Петров не позаботился об этом или побоялся доложить прямо о неготовности войск. Член Военного совета фронта генерал-полковник Мехлис сообщил в ЦК ВКП(б) о недочетах в подготовке и организации наступления только после срыва операции (обращаю внимание читателей на адрес, куда сообщил генерал, – не в Ставку, не в Генштаб, которые могли бы немедленно поправить дело, а в ЦК ВКП(б) и с явным опозданием. – В. К.), вместо того, чтобы, зная о неполной готовности войск, своевременно предупредить об этом Ставку.