Читаем без скачивания Парижские тайны. Том I - Эжен Сю

— А приглашения?

— Я сейчас напишу. Скажи кому-нибудь тотчас оседлать коня и развезти приглашения. Сейчас еще рано, и посланец всех застанет дома. Позвони!

Жозеф позвонил..

Маркиз д’Арвиль вошел в свой маленький кабинет и написал одинаковые записки, в которых менялись только имена:

«Мой дорогой***, это не просьба, а предписание: речь идет о сюрпризе. Люсене должен прибыть ко мне сегодня к завтраку; он рассчитывает на свидание наедине, но сделайте ему приятную неожиданность и присоединитесь к нам и еще к некоторым его друзьям, которых я также предупрежу. Жду в полдень, и без опозданий.

Вошел слуга.

— Пусть кто-нибудь сядет на коня и немедля развезет эти приглашения, — приказал маркиз д’Арвиль; затем, обращаясь к Жозефу, добавил: — Напиши адреса: «Виконту де Сен-Реми», — «Люсене не может без него обойтись», — сказал про себя д’Арвиль; — «Г-ну де Монвиль» — это один из спутников Люсене в его странствиях; «Лорду Дугласу» — его верному партнеру в вист; «Барону Сезанну» — его другу детства… Ты написал?

— Да, господин маркиз.

— Отправьте эти записки, не теряя ни минуты! — приказал маркиз, — и вот еще что, Филипп, попросите ко мне Дубле, нам надо поговорить.

Филипп вышел.

— Что с тобой? — спросил д’Арвиль Жозефа, который смотрел на него с изумлением.

— Я не могу опомниться, господин: я никогда еще не видел вас таким оживленным, таким веселым. И обычно вы такой бледный, а сегодня румянец вернулся к вам и глаза блестят…

— От счастья, мой старый верный Жозеф, от счастья… Да, кстати, ты должен помочь мне в моем маленьком заговоре… Сходи узнай, где сейчас мадемуазель Жюльетта, одна из горничных маркизы, которая, по-моему, заботится о ее драгоценностях, о бриллиантах…

— Да, господин маркиз, это поручено мадемуазель Жюльетте; еще неделю назад я помогал ей отмывать их, приводить в порядок…

— Ступай и спроси у нее имя и адрес ювелира маркизы, но чтобы та ничего не знала!

— О, понимаю… Еще один сюрприз?

— Ступай быстрее! Вот и Дубле…

В самом деле, управляющий появился в тот же момент, когда Жозеф закрывал за собой дверь.

— Имею честь явиться по приказанию господина маркиза.

— Дорогой мой Дубле, сейчас я вас напугаю! — со смехом сказал д’Арвиль. — Вы сейчас закричите от ужаса и отчаяния!

— Я, господин маркиз?

— Да, вы.

— Я сделаю все возможное, чтобы угодить господину маркизу.

— Я хочу истратить много денег, Дубле, огромную сумму денег.

— Если дело только за этим, господин маркиз, это в наших возможностях, слава богу, это не страшно.

— Вот уже долгое время я вынашиваю один проект: я хочу пристроить к правому крылу особняка галерею через сад. До сих пор я колебался и не говорил вам об этом безумном капризе, но сегодня решил… Надо уведомить архитектора, чтобы он пришел обсудить со мною подробнее этот план. Почему же вы не стонете, Дубле, от подобных расходов?

— Я могу уверить господина маркиза, что не вижу причин…

— Эта галерея будет предназначена для балов и празднеств; я хочу, чтобы она возникла как в сказке, как по волшебству, а сказки и волшебство стоят довольно дорого. Понадобится продать пятнадцать — двадцать тысяч ливров ренты, чтобы возместить все расходы, ибо я хочу, чтобы работы начались как можно скорее.

— И это очень, разумно… Чем скорее порадуешься, тем лучше. Я всегда говорил себе: у господина маркиза есть все, не хватает лишь какого-нибудь увлечения… А здания хороши тем, что они остаются надолго… Что же касается денег, то пусть господин маркиз не беспокоится. Слава богу, он может себе позволить, если ему угодно, и не такой еще каприз, как эта галерея.

Вернулся Жозеф, протянул д’Арвилю записку.

— Вот, господин маркиз, имя и адрес ювелира. Его зовут Бодуэн.

— Дорогой Дубле, прошу вас, тотчас отправляйтесь к этому ювелиру и попросите доставить сюда через час бриллиантовое ожерелье примерно на две тысячи луидоров. Женщинам всегда не хватает драгоценностей, особенно теперь, когда-ими обшивают платья. О цене договоритесь с ювелиром сами.

— Хорошо, господин маркиз… И опять же я не буду рыдать, потому что бриллианты, как и здания, долговечны. И к тому же этот сюрприз несомненно обрадует госпожу маркизу, не говоря уже об удовольствии, которое вы сами от этого получите. Ибо, как я уже имел честь недавно говорить, в мире нет более счастливого человека, чем господин маркиз.

— Ах этот дорогой Дубле! — с улыбкой проговорил д’Арвиль. — Его комплименты всегда приходятся удивительно кстати…

— Может быть, в этом их единственное достоинство, господин маркиз, и это достоинство они обретают потому, что я высказываю их от чистого сердца. Простите, я бегу к ювелиру, — сказал Дубле и вышел.

Оставшись один, маркиз д’Арвиль заходил по своему кабинету, скрестив руки на груди, с задумчивым, погруженным в себя взглядом.

Лицо его сразу изменилось; с него исчезло довольное, радостное выражение, обманувшее управляющего и старого слугу, уступив место холодной, спокойной и мрачной решимости.

Он расхаживал так некоторое время, затем тяжело упал в кресло, словно не выдержав груза страданий, оперся локтями о стол и спрятал лицо в ладонях.

Через мгновение он резко выпрямился, смахнул слезу с покрасневших глаз и проговорил с усилием:

— Полно… мужайся!.. Так надо…

После этого он написал различным лицам письма, в которых шла речь о всяких маловажных вещах, но в каждом назначал или переносил свидания с ними на много дней позже.

Маркиз уже заканчивал свои письма, когда вернулся Жозеф, который был так счастлив, что пел от радости, забыв все приличия.

— Господин Жозеф, у вас поистине прекрасный голос, — с улыбкой заметил ему д’Арвиль.

— Ну и что ж, тем хуже, господин маркиз, мне это не важно! Это моя душа поет, и пусть ее слышат!

— Отправь эти письма почтой.

— Хорошо, господин маркиз, но где вы примете сейчас всех этих господ?

— Здесь, в моем кабинете, — мы покурим после завтрака, а отсюда запах табака не дойдет до маркизы.

В этот момент во дворе особняка послышался шум кареты.

— Это выезжает госпожа, — она попросила запрячь лошадей пораньше, — сказал Жозеф.

— Тогда поспеши сказать ей, чтобы она зашла ко мне до отъезда.

— Хорошо, господин маркиз.

Едва старый слуга вышел, д’Арвиль приблизился к зеркалу и внимательно вгляделся в свое отображение.

— Неплохо, неплохо, — проговорил он глухим голосом. — Да, все так… щеки порозовели, и глаза блестят… От радости или от лихорадки — какое это имеет значение! Главное, чтобы это обмануло всех… А теперь попробуем улыбнемся Сколько бывает разных улыбок! Но кто сумеет отличить истинную от притворной! Кто сумеет разгадать эту обманчивую маску и сказать: эта улыбка скрывает мрачное отчаяние, это шумное веселье — мысль о смерти? Кто может об этом догадаться? Никто… к счастью… никто. В самом деле, никто? О нет, любовь не обмануть, ее инстинкт подскажет правду! Но я слышу шаги жены, моей жены… Пора, играй свою роль, зловещий комедиант.

Клеманс вошла в кабинет д’Арвиля.

— Здравствуй, Альбер, мой добрый брат, — сказала она с нежностью и сочувствием, протягивая ему руку. Затем увидела сияющее лицо мужа и с удивлением спросила: — Что с вами, друг мой? У вас такой счастливый вид…

— Потому что, когда вы вошли, я думал о вас, моя маленькая дорогая сестричка… И к тому же я так радовался, что нашел великолепное решение…

— Меня это не удивляет…

— Все, что произошло вчера, ваше несравненное великодушие, благородное поведение принца, все это заставило Меня задуматься и согласиться с вами. Однако при всем моем согласии я не сожалею о моих вчерашних подозрениях, которые вы, надеюсь, простите мне, хотя бы из кокетства, не правда ли, дорогая? — добавил он с улыбкой. — И вы не простили бы меня, я уверен, если бы я так легко отказался от вашей любви.

— Какие слова! Какая счастливая перемена! — воскликнула г-жа д’Арвиль. — Ах, я была уверена, что, обращаясь к вашему сердцу, к вашему разуму, я найду понимание. Теперь я не сомневаюсь в нашем будущем.

— И я тоже, Клеманс, уверяю вас. Да, после того решения, которое я принял этой ночью, это будущее, которое казалось мне смутным и мрачным, удивительным образом озарилось и стало простым и определенным.

— Это так понятно, мой друг; отныне мы пойдем к одной цели, но братски поддерживая друг друга. И в конце нашего пути мы обретем друг друга такими же, как сегодня. И это чувство пребудет неизменным. И наконец, я хочу, чтобы вы были счастливы, и вы будете счастливы, ибо это желание запало мне вот сюда, — добавила Клеманс, приставив палец к своему лбу. Но потом поправилась с очаровательной улыбкой, приложив руку к сердцу: — Нет, я ошиблась, это здесь останется навсегда, и никогда не затухнет доброе чувство к вам… к нам обоим… И вы увидите, дорогой мой брат, как много значит упорство преданного сердца!