Читаем без скачивания Диктатор - CMD
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я остановил просмотр, переместился и вгляделся в выражение лица Грейнджер. Вот оно. Этот взгляд… Это взгляд не забитой магглорожденной. Нет, это был взгляд, говорящий: "Ха! Как же ты ошибаешься! Есть! Есть тот, кто может меня поддержать и защитить! Как же приятно чувствовать у себя за спиной поддержку и помощь!"
Итак, все ясно. Гермиона — абсолютно точно действенный агент Дамблдора. "Ну и что?" А то, что теперь ее лучше обходить за пол-Хогвартса. И все ее идеи и поступки, в том числе самые идиотские, вроде домоэльфийского профсоюза, придется рассматривать через призму "А зачем это Дамблдору?". Но самое главное не это. Вспоминая канон, именно Грейнджер собрала Армию Дамблдора, поставив в итоге свадебного генерала-Поттера перед свершившимся фактом. А раз так, то намерение защитить моих товарищей по факультету от попадания в это редкостное дерьмо превращается в проблему невиданной сложности.
А я их действительно собираюсь защитить. Всех. И Седрика в том числе. Привык я к ним душой. Как к младшим братьям или к племянникам. Зря я, что ли, шел на поклон к Волдеморту? Пора начать превращать примерные прикидки в хорошо проработанные планы.
И все равно, я не понимаю. Ну вот нафига ей или ему это говно, то есть, ГАВНЭ?
Глава 3. Первый правильный профессор ЗОТИ
Первые суббота и воскресенье нового учебного года были мной проведены в достаточно напряженных двойных и тройных отработках у Филча. Впереди — Турнир, на завхоза упала и чуть ли не насмерть придавила гора работы, так что тут не до того, чтобы крутить носом от халявной рабсилы. Плюс ко всему, Филч, как и большинство людей, очень быстро привык к хорошему и, не получив в этот раз ежегодный "послеканикулярный" пузырь, на меня слегка обиделся, что не могло не сказаться на его ко мне отношении. Вот и делай людям добро после этого, мда…
Для меня совершенно неожиданно после долгого рабочего уикенда на благо школы внезапно наступил понедельник. Все же усиленно поработав, подсознательно хочется отдохнуть, а тут раз — и новая неделя. Да еще какая! Ведь пятого сентября вторым уроком у нас была первая в этом году лекция ЗОТИ. Ага. С профессором Моуди-Краучем-младшим.
Предыдущий нашему урок был у потока Слизерин-Гриффиндор, на котором, естественно, присутствовал и Поттер, Мальчик-угробивший-предмет-поклонения Барти-младшего. Из-за этого профессор Моуди выглядел слегка взвинчено. То есть, поясняю, гораздо более взвинчено, чем обычно. От полноты чувств он хромал еще сильнее, движения приобрели еще большую дерганность, а глаз в металлической глазнице вращался совершенно бешено. И урок поэтому начался сразу с места в карьер:
— Меня зовут Аластор Моуди. Когда они думают, что я их не слышу, меня называют Шизоглаз. Но я все вижу и слышу. Я слышу и вижу даже то, что вы съели за завтраком и сейчас усиленно перевариваете! Итак, тема нашего сегодняшнего занятия — Непростительные проклятья. Кто знает, почему их так называют?
В классе поднялось несколько рук. Глупо было бы ожидать, что второй по чистокровности и первый по академической разумности факультет, я имею в виду Рейвенкло, с которым у нас была сдвоенная пара, не знает, что это такое. Да и среди наших не подняли руки только Мун, Джонс, Янг и Хопкинс с Финч-Флетчли. И то непонятно, то ли не были в курсе, то ли были, но не хотели светить неположенными знаниями.
— Ты! Вот ты, — палочка Моуди указала на Эрни МакМиллана. — Почему они называются Непростительными?
— Потому, — встав с места, Эрни МакМиллан начал давать развернутый ответ, — что согласно принятому в тысяча семьсот седьмом году Первым Министром Магии Британии Уликом Гампом закону, использование любого из этих трех заклинаний против мага на территории Магической Британии, запротоколированное по поданному иску и подтвержденное следственными действиями использование, карается безусловным пожизненным заключением в тюрьму Азкабан. Однако из этого закона есть исключение, рассмотренное и принятое полным составом Верховного Суда Визенгамот по ходатайству начальника Департамента по магическому законодательству Бартемиуса Крауча Первого в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. Согласно нему авроры при исполнении имеют разрешение на…
Профессора Моуди передернуло, и он грубо перебил своего ученика:
— Сядь, сынок! Слишком много слов! Ты, парень, собираешься стать во взрослой жизни судьей или адвокатом? Я ненавижу адвокатов! Слишком многие пожиратели открутились от Азкабана по вине таких вот крючкотворов, как ты! Ты! — профессор указал на рейвенкловца Энтони Гольдштейна. — Назови любое Непростительное!
— Проклятие подвластия.
— Империус! Отличный выбор, мистер Гольдштейн! Инсендио! — профессор кинул поджигающее заклинание в стопку каких-то рефератов на своем столе, после чего вытащил за хвост из своего кармана маленького пищащего белого мышонка, взятого, видимо, из комплекта лабораторных материалов МакГонагалл. — Правда, милый, да? — обратился он к классу, показывая его всем желающим. Потом направил на зверька палочку и четко произнес:
— Империо! А теперь, беги! Беги! Беги!..
И мышонок побежал. То он, повинуясь указанному палочкой направлению, дернулся было в сторону наших девочек, но те только равнодушно повели плечами, не выказав никакого испуга (сколько они таких натрансфигурировали на уроках МакГонагалл во всякую мелкую ерунду — не перечесть). Парень с Рейвенкло, к которым побежал мышь после, брезгливо выдал пытавшемуся залезть в рукав мантии грызуну смачный щелбан, отчего последний свалился с парты на пол.
— Беги, беги в огонь! — и, повинуясь безусловному к исполнению приказу, мышонок забежал в горящие бумаги. В кабинете резко запахло паленой шерстью и горелым мясом. Многие девочки отвернулись. Даже для весьма толстокожего и не толерантного магического мира такая неприкрытая и откровенная, а самое главное, бессмысленная жестокость профессора была перебором.
— Фините! Акваменти! — проговорил профессор, и огонь погас, оставив после себя тихо пищащий, полуобугленный кусочек плоти. Глядя на набухающие в глазах девочек слезы, профессор радостно произнес.
— О да, вы, наверное, думаете, что ему очень больно? Разве это боль?! Кто мне назовет следующее Непростительное? Никто? Тогда — смотрите. Проклятье Боли! Круцио!
Писк мышонка резко усилился. Подержав Круцио совсем недолго, Моуди недовольно скривился и прекратил пытку.
— Знайте, обычно Пожиратели, которыми я лично заселил половину камер Азкабана, очень любят это проклятье и держат его гораздо дольше. Так. Кто следующий? Кто назовет последнее и самое Непростительное?
— Авада! — не вставая с места, в оглушительной тишине произнес я.
— Правильно, мистер Крэбб. Это
