Читаем без скачивания Петр Первый. Император Всероссийский - Анна Романова

– Убивать дитя в утробе – великий грех, – Екатерина потупилась и прикрыла веером ехидную улыбку. Виллим буквально впал в полуобморочное состояние, весь его лоск в момент сполз, как растрескавшаяся позолота, оставив голый облупившийся фасад.

– Да не бойся ты, не погублю, – сказала императрица, устало смахивая со своей руки ледяные пальцы Монса, напомнившие ей вдруг безвольных слизняков.

– Что-нибудь придумаю, спи спокойно, Виллим, – презрительно выделила Екатерина имя любовника и вышла из алькова.

Монс стоял и с ненавистью смотрел вслед женщине. Нет, он не собирался лишаться по ее милости ни положения при дворе, ни единственной и поэтому особенно дорогой ему головы.

– Что ж, Екатерина Алексеевна, – прошептал задыхающийся от ярости фаворит, – ежели вы не можете меня успокоить, то я сам решу нашу маленькую проблему…

С этими словами камергер резко развернулся и впечатал свой кулак в обитую бархатом стену.

Глава 16 Разоблачение и наказание

Петр Великий был в отчаянии. Его Екатерина внезапно занемогла неизвестной хворью и уже вторые сутки маялась сильнейшими желудочными коликами. Несмотря на волнение за нее, царь восхищался силой духа супруги, которая велела ему заниматься государственными делами и спокойно дожидаться ее чудесного выздоровления.

– Иди, Петр, иди, свет мой, – шептала ослабевшая Екатерина, сжимая его теплые пальцы в своей ледяной ладони. – Я не хочу, чтобы ты видел меня больной и некрасивой…

Петр пытался протестовать, но императрица была непреклонна, поэтому он покорно покинул ее покои и с печалью в сердце отбыл за границу, решать важный политический вопрос.

– О-о-ох, когда же это кончится? – простонала Екатерина и поджала колени к животу.

Неведомая болячка, поразившая ее, словно выкручивала внутренности из утробы женщины, давая несчастной лишь редкие передышки. Жуткие спазмы напоминали ей тяжелые первые роды, когда она чуть не умерла. Мысли царицы так спутались от боли, что она не могла думать ни о чем, кроме ее прекращения.

– Матушка, я налью тебе успокоительного отвару, – Виллим, после отъезда царя неотлучно находившийся при императрице, ласково отвел волосы с влажного лба Екатерины и отошел к столику с лекарствами.

Его любовница, блуждающая в багровом болезненном тумане, не могла видеть, как фаворит быстро достал из кармана пузырек с бесцветной жидкостью и капнул несколько капель в чашку с отваром.

– Вот, душа моя, выпей… – Вилли заботливо приподнял голову Екатерины и поднес к ее пересохшим губам дымящуюся чашку. – Выпей, тебе тут же полегчает…

Екатерина, готовая выпить хоть ртуть, лишь бы избавиться от боли, послушно осушила сосуд и тут же выгнулась с отчаянным криком. Низ живота словно ножом вспороло, и женщина забилась в мокрой постели, чувствуя, как к горлу подступает удушающая рвота.

– Тише, тише… – Вилли закрыл рот Екатерины ладонью и всем телом налег на нее, удерживая корчащуюся любовницу в одном положении. Его самого трясло как в припадке – лекарь, тайно давший ему это средство, уверял, что оно действует безотказно.

– Главное, – сказал лекарь, протягивая ему пузырек, стоящий, как золотое кольцо, – соблюсти правильную дозировку. Несколько капель в течение недели заставят чрево исторгнуть плод.

Неделю Виллим исправно подмешивал зелье Екатерине в чай, вино и воду. Он уж было потерял надежду, как вдруг императрица слегла.

– Петя! – вдруг закричала Екатерина и потеряла сознание.

Фаворит отпустил женщину и выпрямился. На измятой сорочке царицы медленно расплывалось кровавое пятно. Виллим потер виски дрожащей рукой, выглянул в коридор и жестами подозвал одну из фрейлин, которая была ему надежным другом при царском дворе.

– Убери все и избавься от следов наиаккуратнейшим образом, – распорядился Монс и вышел из покоев царицы.

– Императрице Екатерине полегчало, – радостно объявил он дворцовым лекарям и придворным, столпившимся в соседнем зале. Те посветлели лицами и разошлись, обсуждая царицыну болезнь.

– Бог миловал… – невесть с кем поделился фаворит. – Впрочем, я всегда был везунчиком.

И он отправился в кабак, заливать облегчение ядреным самогоном.

Потеряв ребенка, Екатерина оправилась довольно быстро, так и не узнав, кто помог ей в этом непотребном деле. Женщина списала все на уже не очень молодой организм и волю судьбы, которой неугодно было ввергнуть императрицу в немилость царя. Полностью восстановив силы, Екатерина тут же сократила свои встречи с Виллимом. Ее снова терзали дурные предчувствия – недавно ей приснился кошмар, в котором место на полке царской кунсткамеры занимала голова не Марии Гамильтон, а Виллима Монса.

– Но почему? – бушевал фаворит, изображая пылкое негодование несправедливо отвергнутого любовника. – Аль я больше тебе не люб?

На самом деле Виллим даже радовался такому повороту событий – после пережитого стресса ему больше не хотелось дергать судьбу за хвост.

– Люб, Вилличка, люб ты мне, – Екатерина страдала от мук выбора, но знала, что муки совести будут терзать ее еще сильнее. – Я все равно буду твоей, лишь дай мне время царя ублажить…

Петр же, вернувшийся из заграничной поездки, был абсолютно невменяем. Так и не решив свои вопросы, он то впадал в неистовство, то сидел в кабинете, часами гипнотизируя бумаги на столе. Императрица, видя его состояние, так и не решалась расспрашивать его о результатах визита, вместо этого пытаясь смягчить дурное настроение царя привычным способом – ласками да разговорами.

– Одна ты меня понимаешь, милый друг, – сказал ей Петр, который часом ранее лично выпорол фрейлину, пролившую чай на его стол. – Только на тебя могу я положиться, только к тебе могу прийти за успокоением, только рядом с тобой мои страхи отступают назад во мрак…

Царь доверчиво припал лбом к груди Екатерины и глубоко вдохнул ее запах. Это была единственная неизменная ценность, единственная константа в его бурной жизни.

– А давай совершим морское путешествие, майн херц! – пришла Петру в голову светлая идея, и он немедля загорелся воплотить ее в жизнь. На корабле они, наконец, смогут избавиться от дворцовой суеты, от важных государственных вопросов, которые непременно нужно решать, от постоянного мельтешения перед его глазами этого прохвоста Монса…

– Конечно, Петр, морской воздух пойдет тебе на пользу, – охотно поддержала его супруга. Впрочем, он и не ожидал услышать от нее возражения. В последнее время Екатерина выполняла все его прихоти, снова превратившись в покорную девушку Марту, похитившую когда-то сердце великого государя.

На следующее утро царская чета поднялась на один из кораблей Петра, и тот торжественно выплыл из гавани в открытое море. Петр с Екатериной стояли рука об руку на корме и восторженно обозревали раскинувшийся перед ними горизонт.

Синее небо, расчерченное полетами чаек, поражало своей первозданной чистотой, легкий морской бриз оставлял на коже щекочущие капельки воды, а соленые волны, мягко бившиеся об обшивку корабля, убаюкивали по ночам не хуже нянюшкиной колыбельной.

– Счастье мое, как же хорошо, – жмурился Петр, подставляя лицо встречному ветру. Екатерина согласно кивала и крепче прижималась к супругу.

А по возвращении из путешествия царь обнаружил на своем столе анонимный донос, в котором монарху издевательски указывали на факт измены ему императрицы с ее камергером Виллимом Монсом.

– Этого не может быть… – Петр тяжело опустился в кресло, не веря своим глазам и сжимая в кулаке проклятую бумажку. Его преданная ласковая Екатерина и этот разряженный хлыщ… любовники. Это невозможно…

– Невозможно! – вскричал царь и ударил кулаком по столу. Дерево с жалобным звуком треснуло, чернильница перевернулась и залила темно-фиолетовой жидкостью полированную столешницу.

Петр никак не мог упорядочить разбегающиеся мысли: как он мог не заметить связи императрицы с Монсом? И тут же сам себе отвечал: ему даже в голову не могло прийти, что Екатерина способна изменить ему.

Вызвав к себе гвардейца, Петр приказал немедля провести внутридворцовое расследование, допросив всех, кто мог, так или иначе, быть причастен к покрыванию адюльтера. Сам же царь, отдав все необходимые распоряжения, заперся в кабинете и налил себе водки.

Ничего не подозревающий Виллим в этом момент играл в карты с завсегдатаями трактира, где он был частым посетителем, и чувствовал себя абсолютно счастливым человеком. Ему дьявольски везло: Екатерина практически полностью переключилась на супруга, а положение фаворита при дворе значительно улучшилось – его общества начали искать министры, епископы, дипломаты и прочие высокопоставленные лица. Будущее виделось Виллиму в самом лучезарном свете.

Екатерина почивала в своих покоях, когда к ней вошел Петр и присел рядом с ней на постели. Царь внимательно посмотрел на сонно улыбнувшуюся супругу и произнес: