Читаем без скачивания Искушение страстью - Француаза Бурден

– Теперь вас надо называть мэтр Морван-Мейер? – с отеческой улыбкой спросил судья.

Подняв голову, Шарль посмотрел ему прямо в глаза.

– Да. Я буду очень горд.

И это был неопровержимый факт, поскольку в его голосе не слышалось высокомерия, скорее, наоборот. Шарля невозможно было заподозрить в меркантильном расчете: в его серых глазах читалась только печаль. Фамилия Мейер, должно быть, терзала его, но он непременно хотел слышать ее рядом со своей.

– В таком случае мои поздравления…

Они одновременно встали и через стол протянули друг другу руки.

Запрокинув голову, Клара расхохоталась.

– Да не будьте же такой старомодной, моя милая Мадлен! – бросила она, едва переводя дыхание. – Что вы хотите: сколько детей – столько характеров. Я не говорю уже о том, что Эдуард и Шарль были совсем разные…

Невестка слушала ее растерянно: она никак не могла осознать неимоверное предложение Шарля.

– Ален не может бросить учебу в шестнадцать лет и жить там один, – упиралась она.

– По-моему, если мы не дадим согласия, он легко и просто обойдется без него. Что до меня, я предпочитаю подарить ему несколько гектаров земли, чем смотреть, как он мучается.

– Вы очень щедры, Клара, но я не могу не… Во-первых, вам не следует выделять Алена: у вас пять внуков. И, во-вторых, мне кажется, что это отчасти… поощрение его лености.

Мадлен всегда был ближе Готье: ее пугали характер Мари, слишком своевольный, по ее мнению, и явное равнодушие Алена. С той ночи 1945 года, когда застрелился Эдуард, она почувствовала себя освобожденной от материнской ответственности, также она находила логичным передать судьбу, свою и троих детей, в руки Клары. Ведь это так просто – довериться этой непоколебимой как скала женщине! В любом случае легче, чем Шарлю, чья холодность лишала ее всякой воли. Когда она отдала ему письмо директора лицея, она одновременно надеялась, что зять будет свирепствовать, и тряслась от страха за бедного Алена. Но мальчику была нужна мужская рука, поэтому она решила передать бразды правления Шарлю. Если урок оказался суровым – так ему и надо, ведь сама она уже ничего не могла поделать с сыном. Однако все, что смог предпринять Шарль, такой строгий со своими собственными сыновьями, – это исполнить каприз подростка!

– Он не будет один в Валлонге, сказала Клара с такой уверенностью, будто это дело уже решенное. – Ферреоль присмотрит за ним, вы сами знаете, он человек хороший. А для начала мы все поедем туда на лето, и у Шарля будет возможность оценить серьезность намерений Алена. Может быть, он не сможет выдержать такую жизнь. Если это всего лишь прихоть, то он потеряет только год, а это не трагедия. Если же он откроет в себе призвание, то я буду рада, что помогла ему.

Мадлен чувствовала себя неспособной спорить. При мысли о том, что один из ее детей превращается в крестьянина, она приходила в крайнее раздражение, но не имела достаточно мужества продолжать поиски аргументов, которые Клара моментально отметет.

– Сейчас Франции нужно все, – не успокаивалась свекровь. – И оливковое масло тоже. Это точно.

Как женщина ее склада: парижанка, светская львица и к тому же родившаяся в прошлом столетии – могла иметь такие либеральные взгляды? Это было загадкой для Мадлен, которая оставалась убежденной сторонницей установленного порядка.

– Там он расширит хозяйство, – добавила Клара, – выбор Алена не такой странный, как кажется, поверьте моему деловому опыту.

В этой области ее инстинкт был безошибочен, и она справедливо гордилась им.

– И потом, успокойтесь: Шарль будет за ним присматривать даже издалека!

Удовлетворенная выигранной партией, Клара одарила ослепительной улыбкой онемевшую Мадлен, потом позвонила к чаю.

Мари и Ален на цыпочках отошли от двери будуара. Во время разговора, который они бессовестно подслушивали, они держались за руки и разжали их только, когда побежали по коридору. Укрывшись в комнате Мари, они шумно поздравили друг друга.

– Ты слышала это? – ликовал Ален. – Я ни за что бы не поверил, что он согласится, ни за что!

– Он гораздо мягче, чем тебе кажется, – ответила сестра.

– Шарль мягче? – расхохотался он. – Вот уж нет! Он холоден, как змей, суров, как солдафон, – словом, отвратителен! Кроме того, он ведет себя как убежденный буржуа, а я этого терпеть не могу.

– Это не так…

– Ну, тебе-то он нравится, потому что ты занимаешься этим своим правом и в университете тебе выгодно иметь знаменитого дядю. Только не говори мне, что ты его любишь!

– Люблю, и очень сильно.

Сказав это, она вдруг поняла значение тех неоднозначных чувств, которые испытывала к Шарлю. Мысль была так неприятна, что Мари поторопилась добавить:

– Ты, по крайней мере, мог бы хоть немного быть ему благодарен, ведь он решил твою проблему.

Обхватив девушку за талию, Ален без труда поднял ее и, чмокнув в шею, усадил на кровать.

– Я уезжаю, Мари! Ты понимаешь? Впереди свобода, Прованс и солнце! Ты будешь мне писать?

– Скорее, буду звонить. Ты уверен, что не соскучишься там?

Она встала и посмотрела на брата с неподдельной нежностью. В отличие от других членов семьи она больше любила не Готье, а Алена, находя его гораздо более интересным и умным.

– А ты, красавица моя? Как ты только не стала здесь неврастеничкой? Этот особняк мрачен, как Шарль и мама.

– Ох уж эта мама, – равнодушно ответила Мари.

Они быстро переглянулись, слегка смущенные тем, что у обоих невысокое мнение о матери. Она отказалась от всех обязательств, ни в чем не участвовала, и никто не спрашивал ее мнения, разве что иногда, из вежливости. Конечно, она любила своих троих детей, но – увы! – они точно знали, что на нее нельзя рассчитывать. И поскольку любовь ее не проявлялась так очевидно, как любовь Клары, а смеялась она лишь в редких случаях, дети считали ее невеселой.

– Согласись, в доме вдов не бывает праздников! – добавил Ален с определенным цинизмом.

Это выражение они придумали впятером и употребляли тайно, когда из-за чего-нибудь сердились на взрослых. Но Мари была уже не ребенком, и она оценила жестокость слов брата.

– Что ты тут стоишь? – спросила она. – Тебе надо бы подождать Шарля и поблагодарить его, когда он приедет. А у меня еще есть работа: мне экзамены сдавать.

Она взяла его за плечи и бесцеремонно вытолкала из комнаты; Ален позволил так с собой обращаться, потому что научился считаться с перепадами настроения старшей сестры.

При свечах Сильви была еще привлекательней, чем обычно. Декольте ее изумрудно-зеленого платья подчеркивало плечи, шею, тонкие черты лица, и все мужчины, сидевшие в зале кафе «Реш», пытались поймать ее взгляд. Но ее интересовал только Шарль, она не сводила с него глаз. В начале ужина он объявил ей, что отныне его зовут Морван-Мейер и поэтому он очень счастлив. Однако отнюдь не выглядел таковым.