Читаем без скачивания Мужчина, который забыл свою жену - Джон О`Фаррелл

— Вообще-то, нет — не настолько. В любом случае, ты мог купить новую батарейку — просто забыл. Забыл о нас, зато помнил о себе, любимом.

Глядя на Мадлен, я и представить не мог, что в её натуре присутствует иррациональная и агрессивная сторона, что она способна настолько разозлиться по такому ничтожному поводу.

Суд перешел к рассмотрению ключевых моментов — решению по урегулированию имущественных требований. Если не достигается соглашение относительно дома, он должен быть продан, но переговоры зашли в тупик по вопросам справедливого раздела денег, мебели и того, кто должен вести дела с агентом по недвижимости. Мне позволили покинуть свидетельское место, но чем больше я слушал аргументы обеих сторон, тем очевиднее становилось, что ни Мэдди, ни я не сможем позволить себе другой дом в районе, к которому привыкли и наши дети, и восхитительный золотистый ретривер. Это означало, что детям придётся переехать и жить далеко от школы либо родителю придётся спать на диване в гостиной; это означало также отсутствие сада, крошечные детские спальни и никакой возможности пригласить к себе друзей и уж тем более оставить их ночевать. Может, следует сохранить дом для детей, подумал я, а мы вполне могли бы по очереди ночевать в той самой палатке, что когда-то пережила ураган в Ирландии.

Очевидное решение всех проблем отчего-то не было предложено никем из присутствующих в зале суда, поэтому я счёл себя обязанным указать на него.

— Простите, ваша честь, возможно ли… изменить мнение?

— Прошу прощения?

— Могу я изменить свою точку зрения? Или уже слишком поздно?

— Вы желаете перейти к другим вопросам относительно имущественных соглашений?

— Нет-нет, я насчёт развода вообще, — услышал я свой голос. — В смысле, глянув на это дело свежим взглядом, я подумал, а не попробовать ли нам ещё раз начать всё заново?

— Воган, прекрати! — воскликнула Мэдди. — Это не шутки!

— Воган, что вы делаете? — взмолился мой адвокат.

— Если я истец, не могу ли я отозвать свой иск?

Вопрос казался мне вполне разумным. Я ведь вообще не видел никаких заявлений, не говоря уже о том, чтобы просить кого-либо их подписать. Но терпение судьи окончательно иссякло, он явно не находил слов. Даже муха за стеклом затихла. В глубине души я надеялся, что сейчас судья объявит: «Это, конечно, необычный случай, но с учётом обстоятельств суд рекомендует Вогану и Мадлен отправиться на Карибы и провести там второй медовый месяц, качаясь в гамаке на пляже при свете полной луны, и пускай миссис Воган опять влюбится в своего мужа».

Но вместо этого он отчитал моего адвоката за то, что тот не выяснил перед процессом, действительно ли его клиент намерен разводиться, и назвал наш случай «катастрофой». А потом заявил, что не видит иной альтернативы, кроме отсрочки рассмотрения дела. Мы должны явиться в суд позже, когда — особенно подчеркнул судья — выясним для себя, чего именно хотим. Взрыв ликования в моей душе продлился ровно секунду, пока я не увидел, как Мадлен в слезах бросилась к выходу. На меня она даже не взглянула. Её адвокат семенил следом, пытаясь убедить клиентку, как замечательно всё в конечном счете вышло.

Мой же мистер Коттингтон выглядел абсолютно контуженным. Он молча собрал свои бумаги, сунул в кейс и удалился, сопровождаемый помощниками и стажёрами. Судья уже вышел, и я остался в полной тишине, пытаясь осознать, что сейчас совершил.

— Знаете, я работаю здесь двадцать лет и никогда не видела ничего подобного, — сказала секретарша.

— Я просто подумал, что мы должны быть окончательно уверены в своём решении. — Я изобразил отважную улыбку. — Ну, понимаете, перед тем как разрубить узел.

— Правильно. — Секретарша расставляла стулья. — Но обычно к тому моменту, когда люди попадают сюда, они уже достаточно уверены.

Я чувствовал себя несколько глупо и неловко. С одной стороны, хотел броситься за Мэдди, но опасался столкнуться с тёмной стороной её натуры, о которой только что вспомнил. Поэтому просто сидел, глядя прямо перед собой и прикидывая, куда же мне теперь идти.

Секретарша уже собрала свои вещи.

— Это было последнее дело, и, боюсь, я не могу оставить вас здесь.

— Конечно, конечно, — спохватился я. — Вот только… вы не будете возражать, если я открою окно? Там муха застряла, и она ужасно мучается.

— Вообще-то для этого есть специальные служащие… впрочем, да, разумеется. Открывается сбоку.

— Ага, вижу.

Я взобрался на табуретку, приоткрыл раму и приготовился любоваться, как вылетит на свободу благодарное насекомое. Но муха шлепнулась на пол и, громко жужжа, принялась елозить на спине в попытке перевернуться.

— Ух ты, ну и здоровая же! — Секретарша подошла ближе, а муха всё продолжала борьбу, неистово жужжала и вертелась в поисках выхода из последней кризисной ситуации, но тут тяжёлая жирная ножища опустилась прямо на нее. — Вот так! — удовлетворённо улыбнулась секретарша. — Удачи в решении семейных проблем, или увидимся здесь же через пару месяцев…

Глава 8

Мы с Мэдди едем в поезде. Дело происходит до эпохи мобильных телефонов, поскольку никто вокруг не орёт: «Я в поезде!» Мы не так давно окончили университет, и отношение к долгому путешествию как к возможности спокойно почитать нам пока неведомо. Сейчас мы рассматриваем поезд не как транспортное средство, а скорее как паб на колесах. Я отыскал нам места напротив друг друга в курящем купе, что лишь усугубило общее впечатление бара.

Как только мы устроились, я сходил за выпивкой; примерно через час в буфет отправилась Мэдди, за закуской, о которой я позабыл. Но она отсутствовала гораздо дольше, и я уже начал выглядывать в проход, тревожась, не случилось ли чего. И вдруг прозвучал голос из репродуктора:

— Вниманию пассажиров… (Тогда мы были просто «пассажиры», это потом нас повысили до «клиентов», чтобы могли активнее возмущаться, когда не получаем того, за что заплатили. Я ещё успел подумать: «Женщина в службе охраны — не часто такое услышишь».) Британские Железные Дороги приносят свои извинения за то, что человек, работающий в вагоне-ресторане, оказался идиотом-сексистом. Британские Железные Дороги признают, что ни одна из пассажирок женского пола не желает, чтобы мужчина средних лет, с обручальным кольцом на руке и бейджем с именем «Джефф», расспрашивал, есть ли у неё дружок, и просил номер её телефона. — Мэдди сохраняла идеально спокойные официальные интонации. Люди вокруг начали переглядываться, улыбаться, а моё сердце стучало чаще, чем колеса поезда. — А заодно они были бы признательны, если бы Джефф попытался смотреть в глаза женщине, подавая бутерброды, а не пялился на её грудь. Следующая остановка Дидкот-Парквей, где Джеффу стоило бы сойти с поезда и лечь на рельсы. Благодарю за внимание.

Раздался шквал аплодисментов — хлопали всё женщины, находившиеся в вагоне. Кто-то даже восторженно свистнул. Только одна старушка выслушала этот текст с сосредоточенным вниманием, словно действительно прозвучало официальное объявление.

Я еле дождался Мэдди. И был невероятно горд: она такая смелая и весёлая, она сумела заставить совершенно незнакомых людей смеяться и общаться друг с другом. Они всё ещё радостно галдели, когда Мэдди наконец появилась в дверях, с абсолютно непроницаемым лицом, будто ничего не произошло. «А вот и наш диктор!» — громко выкрикнул я, демонстративно освобождая столик, чтобы звезда могла поставить пиво и те самые отныне знаменитые бутерброды. Возможно, не стоило привлекать внимание всего вагона. Но мы не слишком переживали, когда в Дидкот-Парквей нас вышвырнули из поезда. В смысле, даже в такой дыре нам было чем заняться во вторник вечером.

Воспоминание это спровоцировало во мне всплеск любви и гордости. И появление Мэдди в вагоне показалось одним из самых ярких моментов в мировой истории. С какой безмятежностью она уселась на свое место и принялась жевать бутерброд — это же величайший комедийный шедевр!

А ещё мне стало жутковато от того, что фрагменты нашего общего прошлого, возвращающиеся к жизни, столь малы. Я будто жил в крошечной клетке, метался по ней, стукаясь головой о потолок и разглядывая знакомые кирпичики в стенах и полу. Я располагал крайне подробной картой собственной жизни начиная с 22 октября и несколькими мелкими кадрами аэрофотосъемки всего остального пространства.

То давнее приключение в поезде всплыло в памяти само по себе — ровно в тот момент, когда я проснулся, без всяких логических ассоциаций или сигналов. Если не принимать во внимание, что, засыпая, я думал о Мэдди и продолжал думать о ней, едва открыв глаза. Минуло уже несколько дней после суда, и в то утро я проснулся поздно. Отчаянно хотелось, чтобы Гэри или Линда подтвердили пробудившуюся в памяти историю, но они уже ушли на приём к врачу. Думаю, Линда специально попросила о дополнительном ультразвуковом обследовании, чтобы убедить Гэри, что внутри неё действительно есть Дитя.