Читаем без скачивания Ярослав Мудрый. Историческая дилогия - Валерий Замыслов

Возвратившись в Киев, послы с презрением говорили Владимиру Святославичу и дружине о богослужении магометан, с неуважением — о католической церкви и с восторгом о византийской.

— Всякий человек, вкусив сладкое, имеет уже отвращение от горького. Побывав на службе в церкви Святой Софии, увидев патриарха в золотых ризах, мы уж и не знали — на небе мы или на земле, ибо нет на земле такого яркого зрелища и красоты. Надо принимать веру греков.

Послы сидели в Теремном дворце, с восторгом рассказывали о византийских христианах, а за окном, на княжьем дворе, стояли языческие боги, испачканные кровью, потемневшие от непогоды и опаленные огнями жертвенных костров.

Во дворце — разговоры о христианстве, а за его стенами стоит высоченный языческий Перун с серебряной головой, золотыми ушами и усами, с железными ногами, в окружении других богов. И кажется, что их резные лица стали еще более суровыми, словно они зрят и слышат, что происходит в княжеской гриднице. А коль слышат, то угрожают:

«Не вздумайте трогать языческую Русь! Не вздумайте рушить старину дедов и прадедов, иначе прольются реки крови. Остановитесь, князья и бояре!».

Но Владимир Святославич будто глух, не слышит грозного предсказания. Ум его занят собственным величием и желанием возвеличить Русь. Давно в голове его зреет план заключить брак с сестрой византийских императоров. Продолжая деятельную внешнюю политику Киевской Руси, начатую бабкой своей, великой княгиней Ольгой и отцом, великим князем Святославом, Владимир готов для этого не только принять христианство, устранив «такое существенное препятствие как язычество», но и добиться внушительного внешнеполитического успеха: породниться с царями второго Рима. В силу своего понимания супружеских прав и ответственности задуманный новый брак его не страшил. Более того, теперь его еще сильнее прельщал византийский блеск, о котором так ярко и красочно поведал посол, вернувшись из Греции. Добиться задуманного толкала и предыстория этого вопроса, которую он видел от своих книжников. В свое время еще княгиня Ольга, вознамерившись принять христианство, побывала на пышном приеме во дворце римского императора. Мысль породниться с величественной Византией, пришла ей уже тогда. Такая перспектива была полезна набирающей силы Руси. Держал это в мыслях и Святослав, геройски погибший на поле брани. Унаследовал это тяготение и Владимир.

Князь Владимир неизменно интересовался, как идут дела в Царьграде и Риме. Один из сановников византийского двора, кой остановился в Киеве, рассказал Владимиру весьма любопытные вещи.

— У Константина Багрянородного, великий князь, был сын Роман. Ему и четырнадцати лет не исполнилось, как отец женил его по своему выбору.

— Так положено, Валант.

— Положено, — согласно кивнул сановник. — Но ты бы знал, великий князь, за кого император выдал своего сына.

— Надеюсь, ромейский царь без выгоды сына не оженил.

— Вся империя надеялась, но выбор Константина всех изумил. Он женил Романа… на дочери трактирщика. Трактирщика!

Князь Владимир вытаращил глаза.

— Да быть сего не могло. Сына кесаря — на простолюдинке?!

В лукавых глазах ромея промелькнула ухмылка.

— Такое и на Руси случается, великий князь.

Намек был более чем прозрачен. Далеко ходить не надо: ромеи хорошо ведали о рабыне Малуше князя Святослава. Владимир лишь хмыкнул в курчавую бороду.

— Дале изрекай, Валант.

— Девицу звали Анастасией, а при дворце ей дали имя Феофано.

— Что за странное имя?

— Означает — явление Богом. Дочь трактирщика обладала редкой красотой и принесла супругу Василия Второго и Константина Восьмого.

— Про Василия я зело наслышан. Лютый, кажись, человек.

— Скрывать не буду. Василий оказался жестоким человеком, и своими жуткими казнями над болгарами заимел кличку Болгаробойца. В одной из битв император захватил в плен 28 тысяч болгарских воинов. Василий приказал отсчитать половину, и 14 тысяч были ослеплены. Им вырвали оба глаза. Остальных ослепили на один глаз. И тогда император разделил пленных на пары: каждый слепой получил поводыря — и отпустил их по домам.

— Лихо расправился Василий. На Руси с пленниками так не поступают. А каков соправитель Константин?

— Тот совсем иного нрава, великий князь. Ему не до державных дел. Большой любитель вина, прекрасных женщин, лошадей и конских бегов.

— Прекрасных женщин? — живо заинтересовался Владимир.

— И не только женщин. Константин имеет несметное число юных наложниц. Даже чересчур юных. В его дворце можно увидеть десятилетних девочек. О распутстве Константина говорит вся империя.

— Ловок же ваш Константин, — заулыбался Владимир.

А ромей приметил, как похотливо заискрились глаза великого князя.

— Но куда изворотливей оказалась сама Феофано. Она полна тщеславия. Ей пожелалось, чтобы ее муж завладел императорским престолом. Но отец Романа, Константин Багрянородный, имел отменное здоровье. Но это не остановило Феофано. Она искусно приготовила яд и влила его в кубок с вином. Смерть Константина была быстрой и легкой.

— И никто не заподозрил?

— Феофано всё тщательно обдумала. Кесарь имел привычку на ночь употреблять жаркое и запивать его легким вином. Когда он умер, Феофано вошла в спальню и вставила Константину кость в горло. Все подумали, что он задохнулся. Роман торжественно взошел на императорский престол.

— Ловка, ловка, плутовка.

— Она не только бестия, но и великая сладострастница.

— Да ну! — вновь оживился Владимир.

— Вся в мать. Бесстыдная и порочная. Феофано заимела любовную связь с полководцем Никифором Фока. Когда тот одержал победу над арабами и вернулся в Византию, Феофано вновь затащила его на свое ложе и пожаловалась, что ей надоел муж, который неделями не хочет лицезреть ее роскошное тело и что он должен умереть, а любовник станет новым императором. Фока согласился. Феофано применила тот же яд. Патриарх Полиевкт короновал Фоку в соборе святой Софии, а спустя четыре недели он венчает Никифора и Феофано. Но вскоре случилось невероятное. Не прошло и полгода, как Фока заговорил, что ему тягостна суетная слава, что единственное его вожделение — удалиться в тихую обитель. Он полностью прекратил употреблять мясо, постился, а своим друзьям, распахнув одежды, показывал грубую власяницу на голом теле, которой-де он, исполняя монашеский обет, истязает плоть.

— И как на сие посмотрела супруга?

— Отвратительно, великий князь. Сладострастница Феофано была оскорблена. Теперь она уже предается мечтам о новом муже — неистовом в любви и дерзком в военных делах.

— Однако ж, — покачал головой Владимир. — Вот тебе и «явление Богом». Таких похабных цариц Русь еще не ведала, да, пожалуй, никогда и не будет ведать. Наши жены, словно рабыни, и живут затворницами. Ну и Феофано, ну и похотливая кобылка!

— Истинно, великий князь. Муж все дни проводил в молитвах, а Феофано, прости Господи, искала себе нового кобеля. И тут в Царьград является блистательный и коварный витязь, магистр Иоанн Цимисхий, который и стал возлюбленным ненасытной Феофано. Она весьма довольна и высказывает Иоанну, что сейчас не может отравить своего мужа. Чересчур свежа память о Константине и Романе. Вельможи могут ее заподозрить. Тем паче, Никифор очень мнителен. Он не доверяет ни своим поварам, ни своей супруге. Его даже убить невыполнимо.

— Почему, Валант? Поведай подробней. Недоброжелателей и у великих князей предостаточно.

— Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте. Надо заранее все предусмотреть. Так сделал и Никифор Фока. На ночь он оставался в укрепленном дворце, а почивал в одиночестве на втором этаже. В первом же — он разместил личную охрану, а в спальню наверх вел единственный ход через помещение караула.

— Изрядно же Фока себя обезопасил.

— Но не для хитроумной Феофано. Ее план с Цимисхием был осуществлен в глухую зимнюю ночь. Она сумела спрятать своих людей еще днем в обширных палатах второго этажа. Ночью эти люди спустили веревку с большой корзиной, которую поджидали Цимисхий и двое его надежных друзей. Корзину удалось поднять в покои Никифора. Заговорщики осторожно вошли в темную спальню Фоки, и вдруг им стало страшно: Никифора на ложе не оказалось. Заговорщики оторопели, каждый подумал, что Фока выявил их коварный замысел и устроил им западню. Теперь им конец. Цимсхий отдал, было, приказ прорубаться через охрану, но тут кто-то в сумеречном свете увидел Никифора, который спал на медвежьей шкуре подле камина. Цимисхий уселся на трон и приказал: «Отрубите Фоке голову. Кончилось его царство!».

Утором Иоанн Цимисхий и Феофано с большой свитой появились в храме святой Софии. Иоанн потребовал, чтобы патриарх незамедлительно его венчал его короной Византийской империи.