Читаем без скачивания Литературная Газета 6462 ( № 19 2014) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не в первый раз я пишу об этом. Сама жизнь заставляет обращаться к прошлому, работать над ошибками, и какие-то из них, может быть, надо успеть исправить. Слишком серьёзны и опасны очевидные последствия перемен. Ведь дело-то даже не в переименовании театров, а в сути их работы. Что проку в сохранении прежнего названия ТЮЗа, к примеру, в Нижнем Новгороде, если среди последних премьер откровенно коммерческие поделки: «Мсье Амилькар» и «Ужин с дураком»?
Кстати, множество «сказочек», особенно появляющихся в обилии по всем городам в дни школьных каникул, где и авторы-то не важны, они лишь повод для представления, бездумного шоу, сделаны по одной схеме, одним штампам: попели, поплясали, пошумели, всё – пусто. Дети тоже стали в руках ловких менеджеров поводом для заработков. И немалых. Само слово «зарабатывать» теперь гораздо моднее, чем «воспитывать»...
Один из самых известных московских театров – нет, не детский, об этом никто давно не вспоминает, хоть и называется он МТЮЗ. Театр Яновской–Гинкаса–Бархина, спектакль «Медея», режиссёр К. Гинкас. В нём соединены тексты Ануя, Сенеки со стихами Бродского, конечно, не ради кокетства, у мастера своя собственная версия известного античного мифа и его героев. Ну, бывают же такие люди, чьи страсти, мысли, поступки отличаются от большинства, они максимально и непереносимо трудны для окружающих, да и для себя самих, как Медея Е. Карпушиной. Она ни перед чем не остановится для достижения целей, пойдёт до конца, ни с чем и ни с кем не считаясь. И детей своих убьёт бестрепетно. И при всей любви её с Ясоном им не понять друг друга. Меж ними – пропасть. Они разные. Она, Медея, со всеми – разная. «Я хочу жить, как все», – просит её Ясон, замечательный Игорь Гордин, в простеньком, как у многих сегодня, недорогом мужском костюмчике с двумя целлофановыми пакетами в руках, с усталым лицом. Ему бы – еду семье обеспечить, а ей – в легенду… в немыслимые для окружающих чувства и поступки. И Креонт (Игорь Ясулович) только выехал на сцену в золочёной маске и плаще. Он тоже обыкновенный. «Уезжай, не мешай нам» – так понятно просит он никому не удобную пришелицу. Она и улетает в финале под колосники, сама надевая на себя золотые доспехи. Пропасть между мифом и жизнью, между легендой и реальностью непреодолима. Океан здесь во всегда удивляющей сценографии С. Бархина отсвечивает голубым на выщербленном кафеле, вода на сцене – из незакрытого над раковиной крана. Быт и котурны, быт и иллюзии несовместимы. Но об этом, по-моему, так опасно слишком рано предупреждать детей. Лишать их столь необходимых подросткам пусть наивных, но мечтаний, юность – романтизма... Для пришедших в театр: «Оставь надежду, всяк сюда входящий...» Ну, распните меня, прогрессисты и умники, но я искренне боюсь, что детям страшен и неполезен этот талантливейший спектакль. Конечно, он – только для взрослых. Даже – не для родителей. Дети здесь – жертвы! Заложники взрослых ситуаций.
А другой тоже прекрасный спектакль (на сей раз Геты Яновской опять с Сергеем Бархиным) «С любимыми не расставайтесь» рисует такую отчаянную картину размноженного одиночества, что снова становится страшно. Здесь не только история Кати с Митей кончается криком, воем: «Я скучаю по тебе, Митя», – а раздаётся из сумасшедшего дома, и усилена эхом всех остальных пар, побывавших за разводом у судьи. Фигуры, судьбы укрупнены актёрским и режиссёрским талантом, вывод спектакля трагичен, – не надейтесь и не ждите счастья в любви, в соединении мужчины и женщины! Прекрасны здесь актёрские работы В. Верберг, С. Сливиной, Е. Волоцкого. Да и других, всех... Боюсь в этом признаваться, но я тоже по-взрослому разделяю пафос спектакля. Но как мне лично не сразу и не так жестоко предупредить об этом моих внуков, осторожней ввести их в мир взрослых? Чтобы не обманывать, но и не пугать их, чтобы не лишать их оптимизма. Иначе – как им жить? Мне нужен, необходим театр в помощь. Одной мне не справиться.
Мне скажут: но ведь это спектакли для взрослых! Детям на них ходить не надо. Но они занимают сцену, когда-то предназначенную детям. Отнимают у них театр. Это – как вместо хлеба предлагать украшения Фаберже, вместо булочных – ювелирные магазины.
Конечно, лучше было, если бы сама жизнь была помягче, подобрее. Но, думаю, задача искусства всё-таки зрителей готовить к ней, особенно маленьких, не пугать, учить преодолевать трудности, не бояться, учить мужеству и, несмотря ни на что, – оптимизму. Ну надо же помочь нашим детям. В том числе тем, чтобы не лишать их специально для них придуманного, созданного советской властью детского театра... Зачем же было разрушать его?! Тогда надо создавать его снова. Бывшие прекрасные детские театры стали именными в честь Мастеров, их возглавляющих. Я восхищаюсь их умениями. Но детские театры столица потеряла. Вместо необходимых всем хлебных магазинов открыли ювелирные. Маленькие их аналоги, возникшие не в центре, в спальных районах, с зальчиками на 80–100 мест, их не смогли заменить. А число немотивированных детских преступлений, неоправданной жестокости, суицидов среди подростков растёт. И спектакли нужны специальные, по классам, от первого до одиннадцатого. Особенно для пятого, шестого, седьмого, восьмого… Для трудного возраста.
Как хочется не унижать искусство вульгарными житейскими размышлениями! Социальными сопоставлениями! Не получается. И тогда я думаю на немодную нынче тему – об ответственности искусства, прежде всего – перед детьми. Тем более – талантливого.
Я снова вспоминаю. Когда-то Виктор Розов стал драматургом в детском театре с пьесами про детей. Повзрослели его герои, он ушёл в другие театры, взрослые. Олегу Ефремову не помешало стать одним из больших актёров XX века то, что он первый свой актёрский успех пережил в ЦДТ в роли Емели-дурака в сказке «По щучьему велению», а режиссёрским дебютом стал здесь же детский водевиль «Димка-невидимка». Отсюда он ушёл в большое плавание, создав поначалу «Современник», потом возглавив МХАТ. И Анатолий Эфрос с Петром Фоменко тоже не отнимали у детей их театра. Поработали здесь и ушли. Выросли.
Не буду обвинять только Мастеров. В их нынешних трансформированных театрах какая-то часть представлений отдана детям: в МТЮЗе есть очаровательные «Волк и семеро козлят», «Том Сойер», и не только. У Бородина я видела очень хороший для детей спектакль «Поллианна». Но это – малая толика, отнюдь не самая основная часть их деятельности. На международные фестивали, добиваясь наград и славы, они возят другие спектакли. Как быть-то? Конечно же, передел совершать поздно. Последствий любых революций мы видели достаточно. Но возрождать детский театр нужно. Не повторяя ошибок.
Не перестаю удивляться пассивной, а то и вредной деятельности управляющих органов культуры. Устроить чехарду с руководителями? Заменить одного на другого? Пожалуйста. Переименовать театр Гоголя в ГОГОL-центр и устраивать там теперь кинопоказы, выставки, это мы можем. Нет внятной программы развития театров. Нет нравственных правил. Немалые деньги, которые правительство даёт театрам, расходуются непрозрачно, а часто на необязательные празднества и фестивали. А предъявить претензии действующим деятелям искусства тоже стесняются. Вдруг прослывут ретроградами, консерваторами? Не угодят нынешним модным, властным? Да и уповать на общественное мнение, что здравые голоса будут услышаны в условиях стыдливой боязни и зависимости ответственных чиновников от крикливых либералов, – вряд ли можно.
Но и при всём том нельзя отдавать столь важное всем дело воспитания детей, детские театры во власть инерции и личных амбиций. Театрами надо заниматься государству. Не откладывая. Не упуская времени. И специально поддерживать их. И поднимать престиж.
Вот и детские сады теперь в Москве строят заново…
Теги: театральное искусство
Он и в конференц-зале – «Соловей»
Фото: РИА "Новости"
Удивительно, но этой сказочной, во всех смыслах слова, партитуре не очень везло на родных сценах - кроме постановки "Соловья" в Пермской опере в 2005 году, трудно припомнить что-то событийное. Художественный руководитель «Геликона» режиссёр Дмитрий Бертман решил исправить несправедливость – тем более что буквально на днях, 26 мая, исполняется 100 лет со дня исторической премьеры первого оперного шедевра великого русского композитора.
«Соловей», хоть и написан на сюжет датского сказочника Андерсена, повествующий вроде бы о Китае, на самом деле очень русская опера. Притом не архаично-, а современно-русская. Начать хотя бы с мотива изгнания живого Соловья за пределы империи, бонзы которой решительно предпочитают вольному пению запрограммированные рулады Механического соловья. А последующее возвращение Соловья к императору в трудную для того минуту – причём возвращение относительное, с отказом от «постоянного места жительства»? Птица будет лишь прилетать и петь, но жить у императора не хочет. «Вам это ничего не напоминает?» – с усмешкой заметил ироничный Дмитрий Бертман на встрече с прессой перед первым спектаклем. «Не улавливаете параллели с судьбой, допустим, Ростроповича? А как вам отказ Соловья от ношения на шее почётной золотой императорской туфли? Ассоциаций столько, что лучше не продолжать[?]»