Читаем без скачивания Хозяин Колодцев (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

— Может быть, — сказал Юстин.

— А-а, — тонкогубый отвернулся, будто потеряв к Юстину интерес.

— Ребята, — сказал Акир, окончательно растерявший всю свою браваду. — Ребята… Ну не может так быть. Не бастард я. И ты, — он ткнул пальцем в того парня, чья мать была крестьянкой и вырастила одиннадцать здоровых детей, — ты тоже… И ты, — Акир обернулся к Юстину. — Что же ты веришь так легко, что твоя мать…

И Акир запнулся. Смуглое лицо его сделалось медным из-за прилива крови.

— А то ты не знаешь, как это бывает, — сказал в наступившей тишине веснушчатый парень лет двадцати. — К нам на хутор Краснобровый ездил, как к себе домой. Кто из девок понравится — готово, родителей не спрашивает и колечек не дарит, тут-таки и свадьба на один день…

Акир замотал головой:

— Нет. Моя мать из дому не выезжала даже… Мой отец — охотник!

— Охотник, — хмыкнул тонкогубый. — Большой охотник до баб.

Акир вскочил и кинулся на тонкогубого; кто-то бросился разнимать, но по несчастной случайности получил в нос, разозлился и включился в драку на правах участника. Пролилась первая кровь; Юстин отошел в сторону, взял ведро с водой, стоявшее у порога, и опрокинул на дерущихся.

На него окрысились:

— Дурак! Домохранец вонючий!

Драка сменилась перебранкой. Юстин смотрел, как Акир вытирает разбитый нос, как у веснушчатого стремительно заплывает глаз, как жилистый, бранясь по-черному, пытается отжать полы мокрой рубахи — а перед глазами у него стояли яблоки, медленно валящиеся в высокую траву одно за другим.

И как трава покачивается, смыкаясь.

Теперь все смотрели на него.

— Я не хочу умирать, — жестко сказал Юстин. — Это вы, домохраний корм, можете друг другу носы разбивать. Давайте, лупите друг друга… Братья-бастарды, вас же отобрали, вымыли, накормили и в чистое переодели. Сказать, кого в чистое переодевают? И что с ним потом делают? Или сами знаете?

— Сядь, мальчик, — негромко сказал жилистый с серьгой. — Не отец семейства, чай, чтобы перед ужином добру учить.

— Ты тоже не отец семейства, — бросил Юстин. — И он, — кивнул на тонкогубого, стремительно теряющего этот свой признак из-за разбитой, быстро распухающей губы. — Тут не спорить, кто главный, тут выбираться надо, нас тут девятнадцать здоровых лбов…

Сделалось тихо. Жилистый медленно обводил взглядом братьев-бастардов — Юстин видел, как он молча вербует себе сторонников.

— У них сабли, — тихонько предположил веснушчатый, тот самый, на чей хутор Краснобровый ездил, как к себе домой. — И потом, дверь не выломать…

— Тебя как зовут? — спросил Юстин у жилистого.

Тот почему-то вздрогнул. Скривил губы:

— Ну, Арунасом…

— Ты, Арунас, не кузнец случайно?

— Ну, кузнец, — сказал жилистый после паузы. — А ты откуда знаешь?

— А сильный ты, — Юстин смотрел жилистому в глаза, лесть его была безыскусна, как бревно. — Посмотри, брат, мог бы ты эту дверь сломать?

Арунас ответил взглядом на взгляд. Хмыкнул:

— Дешево же ты меня покупаешь, брат-бастард.

Они вспоминали расположение коридоров, загибали пальцы, считая стражников, предлагали, отвергали и соглашались, доказывали, спорили, но не дрались больше. Надо всеми висел один топор; Юстин скоро знал всех по именам, знал, кто чем слаб и в чем силен. Распоряжался по-прежнему Арунас — Юстин был при нем главным советчиком. Тонколицего вестника несчастья звали Уляном, сперва он отмалчивался, сидя в углу, но тень топора и лихорадочная жажда спасения в конце концов и его толкнули навстречу братцам-бастардам.

Юстин, никогда не имевший настоящих друзей, в течение получаса обрел восемнадцать почти родных душ. Арунас на поверку оказался не только тщеславным и сильным, но и умным, отважным парнем. Тучного звали Флором, у него обнаружилась необыкновенная память — он до последней мелочи помнил, кто из стражников где стоял, чем был вооружен и куда смотрел.

Этот длинный день представлялся Юстину одним из самых страшных — и самых лучших в его жизни. Ведь несмотря на страх смерти, несмотря на все, что пришлось пережить, а может быть, благодаря этому — они любили друг друга, как только могут любить настоящие братья. Почти у всех были невесты и жены, у некоторых — дети, у некоторых — старые матери; все знали, для чего жить, всем нужно было выжить, и Юстин, как мог, убеждал их в том, что спасение — возможно.

У Арунаса был годовалый сын, и Юстин поклялся брату, что если во время побега Юстин спасется, а Арунас нет — то Юстин обязательно доберется до поселка Липы и расскажет все Арунасовой жене, и передаст, что деньги зарыты в просмоленном мешке под елкой и что ждать ей надлежит год, а потом выходить замуж, чтобы малый Ронька без мужской руки не рос…

Однако чем дальше готовился побег, тем яснее становилось, что Арунасу сына не видать. Железную дверь не способны были снять с петель и сорок кузнецов, а не то что один. А если бы и удалось как-то выбраться из узилища — в узких коридорах девятнадцать безоружных парней не имели никакого преимущества перед парой-тройкой вооруженных и обученных стражников.

Лихорадочное возбуждение сменялось унынием и готово было перейти в тоску — когда за дверью послышались шаги, скрежетнул засов и на пороге встал некто в черном, одеждой похожий на лекаря, но с саблей на боку. Пришелец был гладко выбрит, голубоглаз, улыбался широко и жестоко; девятнадцать братьев-бастардов попятились, кто сидел — вскочил, кто стоял — отшатнулся.

— Здравствуйте, мальчики, — весело сказал вошедший.

У него были длинные светлые волосы, зачесанные назад и собранные в косичку. И еще у него были крупные, не прилегающие к голове уши.

— Надеюсь, вас никто тут не обидел? — поинтересовался незнакомец все так же весело; знакомые слова в его устах звучали непривычно, хотя и вполне разборчиво.

Бастарды молчали. Переглядывались; за спиной у незнакомца стеной стояла стража.

— Вы уже догадались, зачем вы здесь? — спросил длинноволосый.

Юстин с тоской смотрел через его плечо. Стражников собралось человек десять, а может, и больше. Попытка побега была обречена.

— Что ты там увидел?

Юстин не сразу понял, что вопрос обращен к нему. Отступил на шаг; веселые — и очень холодные — глаза незнакомца глядели ему в переносицу.

— Я не люблю, мальчик, когда заглядывают мне за спину, — с улыбкой продолжал длинноволосый. — Мое имя — Звор… Ушастый Звор, если кто-нибудь из вас слышал.