Читаем без скачивания Тринадцатая рота (Часть 3) - Николай Бораненков

"Я — «Ромашка», я — «Ромашка»! Отвечай".

— Что молчите, Иван Алексеич? — окликнул Емлютин. — Ай не по нраву невеста наша?

— Нет, нет, что вы! Невеста — лучше не сыскать. Я о другом подумал… Размечтался, короче говоря.

Генерал знал, что у смоленского гостя осталась в Полесье необвенчанная жена. Он понял тоску души его и поспешил покинуть землянку.

— Ну, вы тут побеседуйте наедине — и в путь. Желаю удач! — Он тронул девчонку за плечи, слегка тряхнул ее, как бы говоря: "Держись, дочка, не робей!" — и вышел.

Гуляйбабка испытующе глянул девушке в глаза:

— Вы знаете, куда мы едем?

— Да, знаю, — тихо сказала она. — Мы едем расписываться. В полицию.

— А вы знаете своего жениха?

— Да, знаю. Он стоит передо мной.

— Простите, как вас звать?

— Валя.

— А ты знаешь, Валя, тебе могут задать в полиции вопрос: "Любишь ли ты своего жениха?" Что ты скажешь на это?

— Я скажу «да».

— Но ведь опытный полицай может заметить в твоих глазах фальшь.

— А у меня не будет фальши.

— Как не будет? Ты что, артистка? Умеешь перевоплощаться?

— Я уже давно.

— Что давно?

Валя покраснела. Густые красивые ресницы ее опустились.

— Что ж ты молчишь? — спросил Гуляйбабка, не дождавшись ответа.

— У меня нет ее.

— Чего?

— Фальши нет. Я… Я и вправду…

— Что вправду?

Она подняла на него полные слез глаза. Гуляйбабка испугался их, отшатнувшись, чувствуя, как и у него самого лицо краснеет до ушей, выпалил:

— У тебя… у тебя что? Парень есть? Она молча отрицательно покачала головой:

— Нет. Мне ведь только еще восемнадцать.

— Ну так кого же… кого же ты любишь, Валя?

— Вас. С той поры, как увидала. Помните, как на дороге остановила вашу тройку коней? И еще у костра… когда читали письмо полицаям. И дале как полоумная за вами. Как тень…

Гуляйбабка ласково прижал девчонку, стиснув губы, простонал: "Проклятье! Как же я ее под пули повезу? Что будет, если я ее не уберегу?"

…Свадебная тройка с бубенцами остановилась у здания поселковой управы в тот час, когда шестеро полицаев из местной охраны осушили второй графин самогонки и, азартно сразившись в карты, заспорили о том, кто из них «дурак»?

— Самый настоящий дурак — это ты, Пантелей! — кричал полицай с красным, как кирпич, лицом.

— Пошел ты к зайцу под хвост, — огрызнулся вислоухий с белой повязкой на рукаве пиджака. — Сам ты набитый тюфяк. Ишь, разъелся на чужих хлебах.

— А ты что — отощал? Глянь на пузо свое. Только вчера стащил у бабки Мотри поросенка, а ноне нет уже его. Сожрал!

— Хватит вам грызться, как кобелям, — выругался старший полицай, поросенка не поделили. Завтра залезете в любой хлев, и будет вам свинья.

— Это кто свинья? — с трудом приподняв голову, лежавшую в тарелке с остатками холодца, спросил четвертый игрок.

— Да не про тебя, дубина. Будет дремать. Сдавай карты.

Игра возобновилась с новой силой.

— Десятка!

— Валет!

— Козырь!

— Какой козырь? Протри бельмо. Это тебе не дарковских старух надувать. Крести! Крести клади!

— Какие крести? Бубни козыри.

— Я тебе дам бубни! — полицай схватил кувшин со сметаной и занес его над головой рябого.

Кувшин уцелел только потому, что полицай вовремя посмотрел на дверь. На пороге, держа девушку под руку, стоял молодой человек в белом полушубке и пышной барсучьей шапке. Мужчина не произвел на полицаев ни малейшего впечатления. Бросились в глаза разве только фюрерские усики да быстро бегающие по углам конторки глаза. Зато девушка привела полицаев в восторг. Они, забыв о картежной игре, все вдруг встали и, облокотясь на перила стойки, хором протянули:

— О-о! Какая!!!

— Какая цыпа!

— Господин жених, — еле держась на ногах, вылез из-за стойки рябой. Уступи нам свою кралю, чего тебе стоит?..

Гуляйбабка с маху ударил полицая в переносицу. Тот с грохотом повалился в угол. Полицаи схватились за оружие. Гуляйбабка опередил их. Шагнув вперед, он распахнул полушубок. На мундире у него блеснули два Железных креста.

— Вы что? На кого оружие? Распустились тут. Доблестный немецкий офицер приехал зарегистрировать брак, а они, свиньи… Где ваш начальник?

Полицаи опешили. Некоторое время стояли они, разинув рты, не зная, что им делать, пока один из них, самый прыткий и менее других хвативший самогонки, не бросился в соседнюю комнату:

— Сейчас, сейчас, господин офицер. Сию минуточку позовем.

Начальник полиции — тонкая жердина — появился тут же с двумя графинами самогонки в руках. Он сиял.

— Ваше благородие! Какая радость! Мне только что сообщили о вашем решении зарегистрировать у нас вступление в законный брак. Мы с радостью. Я уже готов. Вооружился, — и он потряс над головой графинами.

— Я польщен. Благодарю, — ответил Гуляйбабка. — А где ваш заместитель?

— Так что с вашего разрешения заместителя я за окороком услал. Сейчас явится.

И точно. Не успел начальник полиции расставить на столе стаканы, как явился, неся под мышкой огромную копченую булдыгу, заместитель интеллигентный мужчина лет тридцати пяти, одетый в черную шинель. На рукаве у него болталась плохо привязанная белая повязка.

— Честь имею! Закусочка первый сорт. Лично реквизировал.

Гуляйбабка, сосчитав всех толпившихся вокруг стола, спросил:

— Все в сборе?

— Так точно! За исключением уличного наряда, все в наличии.

— Отлично! Молодцы! В честь моего бракосочетания прошу всех построиться по чинам и рангам.

Толкая друг друга, полицаи начали занимать места в шеренге. На правом фланге стал начальник полиции, рядом с ним, все еще держа под мышкой окорок, пристроился заместитель.

— Ну что ж, — сказал Гуляйбабка. — Будем начинать. Он откинул овчинную полу, рывком выхватил автомат и, крикнув: "Смерть предателям!" — дал длинную очередь.

Ударом ноги Валя распахнула дверь, крикнула:

— Бежим!

Гуляйбабка еще раз прострочил из автомата корчившихся на полу полицаев, кинулся вслед за Валей. Они были уже шагах в десяти от саней, когда в доме полиции зазвенело выбитое ударом приклада окно и раздалась дробь пулемета. Гуляйбабка упал. Из двери выскочил полицай. Он вскинул автомат, но Валя удачным выстрелом из пистолета успела сразить предателя. Больше никто не показался. Гуляйбабка не вставал. Уткнувшись лицом в снег, выкинув вперед руки, он был недвижим. Валя испуганно подскочила к нему:

— Иван Алексеич! Скорей! Скорей в сани. Бежим! Она подхватила его и, стреляя одной рукой по окну, из которого все еще бил пулемет, поспешила к саням. Вместе с подоспевшим кучером она положила тяжелораненого на солому, упала рядом сама.

— Иван Алексеич… Иван Алексеич. Как же вы так? Что же будет со мной?

Тройка взвилась на дыбы, рванула с места к угрюмо притихшему лесу. Снежная мгла, крутясь и завывая, белой простыней затягивала санную дорогу.

18. ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПАНАСА ЗАКОВЫРЧЕНКО И СЕМЕНА ГЛЕЧЕКА

Ранним зимним утром тысяча девятьсот сорок третьего года жителей районного городка Хмельки, что на Волыни, любезно разбудил грохот прикладов и крики: "Шнель! Шнель! На площадь фюрера!"

Тетку Гапку, пришедшую в городок разузнать у родственников, нет ли весточки от Марийки, пригнали на площадь тоже. Она оказалась у самой трибуны той самой трибуны, где полтора года назад бургомистр Панас Заковырченко и голова управы Семен Глечек снаряжали в дорогу ее зятя Ивана Бабкина.

Ничего не изменилось на площади за минувшее время. Тот же бурьян вокруг, та же дощатая, засиженная воробьями трибуна… Только теперь на ней хозяйничали не полицаи, а офицеры гестапо, одетые в длинные зеленые шинели с меховыми воротниками. Одни стояли с автоматами наизготовку в оцеплении, другие торопились поскорее соорудить возле трибуны виселицу для двух петель. Визг пил, стук топоров, треск сухих досок далеко разносились в морозном воздухе. Плохо, наспех одетые старики, женщины, дети дрогли от страха и холода.

Со свирепым ревом к виселице подкатила тупорылая грузовая машина. В открытом кузове ее стояли раздетые до нижнего белья, босиком, с непокрытыми головами Панас Заковырченко и Семен Глечек.

— Господи! За что же их? Чем же они им не угодили? — проговорила тетка Гапка, вставая на цыпочки, чтоб через головы впереди стоящих горожан получше разглядеть знакомого мельника и заведующего пивным ларьком. — Они же так для них старались! Обоз в помощь хвюлеру снаряжали.

— А вот зараз послухаем. Послухаем, що тот толстый на комарьих ножках скаже, — отозвался согбенный дед в телячьем треухе.

На трибуну поднялся толстый офицер с забинтованной головой.

— Господа! Житель городок Хмелька! — заговорил гестаповец. — Лето сорок первый год на эта площадь фюрер вон те два саботажник, что стоял в машина, снаряжал команда помогайт фюрер. — Гестаповец поднял над головой палец. — О-о! Это был ловко работа, как это говоряйт, фикций! Ширма! Я долго вел охота за эта фикций, и он — мой работа имейт победа! Гестапо точно устанавливайт, что БЕИПСА они создавайт не помогайт фюрер, а вел саботаж, насмешка над фюрер.