Читаем без скачивания Мамалыжный десант - Валин Юрий Павлович

Тимофей заполз осмотреться на скат блиндажа и чуть не ахнул: прямо на него бежали смутные фигуры, цепью или толпой. Немцы прорвались?!

– Стой! Куда?! Приказываю остановиться! – истошно кричал человек за спинами бегущих. – Все под трибунал пойдете!

Бегунов это не остановило: пыхтели, неслись, спотыкаясь, падая, вновь вскакивая. Темные пиджаки, жилеты, легкие ноги в постолах-опинчах… Стрелки из свежих.

Тимофей опустил автомат, растерянно встал:

– Вэй, вы куда? Позиция же…

Молча шарахнулись в стороны, оббежали блиндаж темной, многоголовой, тяжко дышащей отарой. Следом бежал, размахивая пистолетом и безнадежно хрипло матерясь, офицер.

– Стойте, дурьи башки! Постреляют же, вашу бога душу…

Толпа, почти вся безоружная, ничем не обремененная, пересекла дорогу. Один из беглецов прижимал к животу котел, может, даже не пустой, но скорости не терял. Не, не догонит их ротный.

Тимофей спохватился: нужно же сказать командованию – впереди теперь, наверное, вообще никого нет. Просочатся немцы или румыны, зайдут во фланг обороняющим подступы к Шерпенам. Рядовой Лавренко заметался, наспех прислюнявил «опечатку» на дверь, кинулся по дороге.

Блиндажи артразведчиков стояли пустые, а на дороге Тимофей чуть не налетел на бойцов – эти волокли пулемет, коробки с патронами.

– Славяне, там пехота драпанула! – завопил Тимофей.

– Не ори, сопля! Мы сами пехота. Не драпанули, а отходим. Немец танками и бронетранспортерами прет. Соплями их твоими, что ли, удерживать?

Тимофей пробежал дальше. Должен же кто-то держаться. Не может быть, чтобы отсюда до самого села все деру дали. В Шерпенах же бьются.

Проскакала бричка, вторая… Мучительно стонал от тряски раненый…

Тимофей свернул на знакомый ПНП. Под ногами тянулся телефонный провод, значит, не все ушли.

От стоящей под сетью машины заорали:

– Партизан, ты, что ли? Тикай! Сейчас все уходить будем! Немцы прорвались!

При свете недалекой вспышки Тимофей узнал смутно знакомого водилу-артиллериста.

– А ваши есть кто?

– Только старший лейтенант Морозов да мы с телефонистом. Но мы сейчас снимемся…

Тимофей юркнул в ход сообщения, проскочил до укрытия. Офицер склонился у стереотрубы.

– Товарищ старший лейтенант! Пехота правее вас отошла! Отрезать могут.

– А, Тимка Партизан, – на миг обернулся офицер. – Видел я, как твои земляки в драп-марш ударились.

– Чего мои-то сразу? – угрюмо сказал Тимофей. – Я вообще харьковский.

– Тогда чего паникуешь? Занимайте оборону наверху, прикрывайте, случайных фрицев не подпускайте. Отстреляемся – уйдем. Что там?

Тимофей понял, что последнее относится не к нему, а к скорчившемуся у аппарата телефонисту.

– Не готовы еще. Не развернулись, – просипел связист.

– Ждем, не нервничаем. – Старший лейтенант не отрывался от стереотрубы.

Тимофей выскочил наружу.

– Что там? Едем?! – изнывал нервничающий водила.

– Приказал оборону занимать. Отстреляетесь, тогда поедете.

– Оборону?! Это втроем-то?! Там танки!

– Ты чего орешь? Ты вообще откуда? – уточнил Тимофей.

– Да курский я. А каким это боком-раком к моменту…

– Вот, почти земляки. Старший лейтенант так и сказал: засядьте, прикрывайте, там боец с Курска, психовать не станет.

Водитель засопел и поправил пилотку:

– Сгинем мы тут, помяни мое слово, сгинем. И не видно же ни зги!

Видно все-таки было, если приглядеться. Малочисленное прикрытие ПНП засело справа от блиндажа, траншея глубокая, ячейки вполне себе толково отрытые. На фоне неба лежащее впереди поле относительно хорошо просматривалось. Иной раз замечались какие-то тени, движение, но все это в отдалении. На левом фланге продолжался яростный бой, взлетали длинные трассеры, вспыхивало, пулеметная трескотня, казалось, только нарастает. Густо лопались мины, порой глуховато били пушки.

– Это танковые, – прошептал шофер. – Слышишь, как нутряно бьют? Точно танки. Уже в селе фрицы. Эх, пропали наши ни за что. Целая дивизия эрвэгэка[9], а встали мы врастопырку – ни туда, ни сюда.

– Что ж вы так? Помочь бы надо пехоте.

– А каким боком-раком?! Мы дальнобойные, сюда вперлись, а как стрелять, когда немец уже вплотную? Теперь обратно за Днестр оттягивают, может, хоть какой дивизион развернуться успеет. Вот старлей и ждет.

– Так а чего не подождать? До нас еще не дошли, можно и подождать, – пробормотал Тимофей, думая о своем складе. Ведь точно под трибунал за этот проклятый кабель угодишь.

– Да чего тут ждать?! Немцы в селе, сам слышишь. Оттуда сколько минут танкам до нас ползти, а?

– Не дрожи. Ты курский, значит, сиди, выжидай, сохраняй присутствие духа.

– Тебе хорошо говорить, ты партизан, привычный везде проскальзывать, – с обидой прошептал водитель. – А мое дело – баранку крутить. Я с танками не обучен воевать. У меня и гранат нету.

– У меня есть, – успокоил Тимофей. – Одна, правда. Но если танки рядышком будут ехать…

– Еще и ржет! Смешно ему…

Смешно бойцу Лавренко не было. Внутри, в районе желудка, как чугунной рукой ухватили и давили, давили. Может, оттого, что не ужинал, но скорее со страху. Ну так война тут, кто ж не боится…

– Партизан, вон он – танк! – помертвевшим голосом вскрикнул водитель.

– Вижу. Не ссы, он-то нас не видит.

Несмотря на смелое и отчасти умное замечание, Тимофею стало сильно не по себе: темная угловатая тень стучала двигателем метрах в ста от ПНП. Танк, наверное, был не очень тяжелым и крупным, но осознание этого обстоятельства не слишком облегчало ситуацию.

– Это ихний броневик, – прошептал курский земляк. – Значит, и пехота рядом. Заметят!

– Да как заметят, если мы закопанные?! Жди.

Водила присел на дно траншеи, снимал и надевал пилотку, смотреть на немцев он вообще не мог. Тимофей следил, но железная рука сдавливала и выкручивала душу все сильнее. Бронетранспортер, или что оно там такое, как нарочно стоял-ждал, словно не зная, куда ему ехать. В общем, и понятно: тут и днем-то не особо разберешь, где и что накопано.

Внезапно на машине блеснуло, донеслась дробная очередь пулемета, стальной силуэт вздрогнул, загудел двигателем громче и двинулся.

– К селу пополз, – прошептал Тимофей. – Наверное, там увидят, встретят.

– Да кому там встречать? Побило уж всех, – похоронно предрек шофер, сидящий с карабином поперек колен. – Слышь, только танковые орудия работают.

– Не болтай! Там самоходчики оборону держат, они и бьют.

– Ну, разве что самоходчики, – согласился курский земляк. – Слушай, ну чего Морозов ждет? Нужно ехать. У нас же машина, стереотруба, да и сами мы очень полезные бойцы нашей армии. Чего зря пропадать?

– И где ты пропадаешь? Вот где, а?! Сидишь, отдыхаешь, немцы вбок поехали, дождя нет, не каплет. Кстати, у тебя закурить найдется?

– Вот ты, Партизан, своего не упустишь.

Водитель полез за кисетом. Из траншеи потянуло махорочным дымом, Тимофей спустился, взял самокрутку.

Водитель выбрался наблюдать и шепотом критиковал местность:

– Вот берега, сырость, а толку? Рыбу и ту всю поглушило. Не, я тут жить не смог бы.

– Зато тут вино есть и брынза, – задумчиво сказал Тимофей, дотягивая обжигающую губы махру.

Водила хихикнул:

– Это да. Живыми сегодня останемся – с тебя два литра вина и эта вот самая брынза.

– Договорились. Три литра: вино здесь легкое. И брынзы нормальной достану, не шпионской.

Из укрытия ПНП долетел напряженный и четкий голос старшего лейтенанта.

– Координаты передает. Неужто развернулись наши?! – вдохновился водитель.

Левый берег откликнулся на цепочки переданных цифр минуты через три. В небе зашелестело, и правее Шерпен легли первые снаряды. Били кучно, грохот разрывов слился воедино.

– Видал? Сто пятьдесят два миллиметра! Сила! – гордо, в полный голос, сказал водитель. – Эх, полным дивизионом бы даванули фрица. А лучше полком!