Читаем без скачивания Дикие лошади - Дик Френсис

Моей натуре больше соответствовали уговоры, нежели людоедские замашки, но иногда, как в случае с Говардом, когда уговоры не помогали, наружу вылезал людоед. Я также знал, что именно этого ожидал и фактически требовал от меня О'Хара. Пользуйтесь своей властью, говорил он.

Теперь уже все работающие над фильмом прочли заметку в «Барабанном бое». И еще половина Ньюмаркета. Даже если О'Хара оставит меня на должности, работать мне будет трудно, почти невозможно, ведь весь мой авторитет пропал. Но если придется, я буду бороться за его восстановление.

Вертолет приземлился у донкастерского финишного столба, где уже ждала официальная делегация, чтобы воздать Нэшу должные почести и проводить его к высшим чинам. Когда я спрыгнул на траву вслед за ним, мой мобильный телефон зажужжал, и я сказал Нэшу, чтобы он шел вперед, а я присоединюсь к нему, поговорив с О'Харой, если это действительно звонит О'Хара.

Нэш пристально посмотрел на меня и попросил встречающих подождать.

Я ответил на вызов:

— Томас слушает.

— Томас! — О'Хара буквально кричал. — Где ты? — Нэш, должно быть, услышав, как он вопил, вздрогнул.

— Донкастерский ипподром.

— Мне звонили из Голливуда. Там еще нет пяти утра, но компания уже в ярости. Кто-то позвонил им, а потом послал факс из «Барабанного боя».

Я тупо переспросил:

— Факс?

— Факс, — подтвердил он.

— Кто его послал?

— Босс, с которым я говорил, не сказал.

Я сглотнул ком в горле. Сердце мое выпрыгивало из груди. Рука, в которой я держал телефон, заметно подрагивала. Надо успокоиться, подумал я.

— С кем говорил Тайлер? — гневно спросил О'Хара.

— Я не знаю.

— Не знаешь?

— Нет. Он жаловался любому, кто готов был слушать. Он даже мог не знать, что плачется журналисту — если кто-нибудь вообще знает журналистов.

— Что он сказал об этом?

— Он сбежал в ту же минуту, как увидел газету. Никто не знает, куда он отбыл.

— Я звонил на его домашний номер! — заорал О'Хара. — Там сказали, что он в Ньюмаркете.

— Скорее уж на Луне.

— Босс, с которым я говорил, хочет получить твою голову.

Вот оно, подумал я, онемев, и я не мог придумать, что сказать. Мне нужно было страстно молить о прощении. Но я молчал.

— Ты здесь, Томас?

— Да.

— Он сказал, что ты уволен.

Я промолчал.

— Ад и пламя, Томас, представь же какие-нибудь оправдания!

— Я вчера предупредил Говарда, чтобы он держал рот на замке, но теперь думаю, что к тому времени он уже разинул его.

— Две недели назад он пытался уговорить боссов уволить тебя, если помнишь. Тогда я успокоил их. Но это!.. — У него тоже не было слов.

Наконец-то я начал протестовать:

— Мы укладываемся по времени. Мы не вылезаем из бюджета. Сама компания настаивала на изменениях в сценарии. Мы делаем хорошую денежную картину, и неправда, что у нас царят споры и разногласия, разве что с самим Говардом.

— Что он говорит? — нетерпеливо спросил Нэш.

— Я уволен.

Нэш выхватил телефон из моей руки.

— О'Хара? Это Нэш. Скажите нашим дубоголовым хозяевам, что я не говорил того, что приписывает мне «Барабанный бой». Ваш парень проводит отличную работу с этим фильмом, и если они выкинут его с должности, они действительно получат помойку вместо фильма и, более того, я больше не подпишу с ними ничего, пусть свистят, пока не лопнут.

Ошеломленный, я вырвал у него телефон.

— Нэш, вы не можете так поступить. О'Хара, не слушайте его.

— Дайте мне его снова.

Я передал телефон Нэшу, покачав головой. Нэш некоторое время слушал О'Хару, а потом сказал:

— Вы сказали, чтобы я верил ему. Я верю. И картина идет хорошо. Теперь вы поверьте мне, поверьте моему чутью в этих вопросах.

Он выслушал ответ, сказал «Хорошо» и нажал кнопку отключения.

— О'Хара говорит, что перезвонит вам через пять часов, когда все это обсудят в Голливуде. Они намерены собраться за завтраком в девять по тамошнему времени, когда все шишки проснутся. О'Хара присоединится к совещанию по телефону.

— Благодарю вас, — сказал я.

Он коротко улыбнулся.

— Моя репутация поставлена на карту, как и ваша. Я не хочу, чтобы мой «маяк» оказался вне фарватера.

— Не окажется.

— Плохие отзывы вызывают у меня несварение желудка.

Мы вместе с терпеливо ожидавшими нас встречающими пересекли трек и поднялись в помещения, отведенные распорядителям. На всем пути головы резко поворачивались в нашу сторону, когда присутствующие один за другим осознавали, что видят Нэша. Мы просили не делать публичных объявлений о визите — кинокомпания была помешана на секретности, — так что только в высших эшелонах знали, чье прибытие ожидается. Я осознал, что счастлив оказаться неизвестной личностью.

Они не стали задерживать ленч. Даже ради суперзвезд расписание скачек нельзя было изменить. Примерно двадцать распорядителей и их друзей поглощали свой ростбиф и подаваемый к нему йоркширский пудинг.

Если не считать сверкания вилок, встреча была такой теплой и благоприятной, какой только могло пожелать самое напыщенное «я», а «я» Нэша, в чем я уже успел убедиться, было куда более простым и непритязательным, чем вроде бы полагалось при его высоком положении.

Я трепетал перед ним до того, как встретился. Метафорически говоря, я приближался к нему на коленях, но обнаружил не темпераментного любителя безупречности, которого ожидал увидеть, судя по зловещим намекам, а именно того человека, каким я видел его много раз на экране, человека, который и в кино, и в жизни был наделен разумом, интеллигентностью и сильной волей.

Я надеялся, что донкастерские распорядители, их жены и остальные гости не были страстными почитателями колонки «Жар со звезд» в «Барабанном бое», и с облегчением заметил, что две газеты, попавшиеся мне на глаза, оказались «Скаковой газетой» и «Дейли Кейбл» — обе лежали открытыми на странице с некрологом о Валентине.

Нэш и я пожали изрядное количество рук и были усажены на почетные места, и пока Нэш просил потрясенную до немоты официантку принести минеральной воды, едва не доведя ее до обморока тем фактом, что на нее устремлены самые сексуальные глаза в киномире, я прочитал обе прощальные статьи про Валентина и нашел, что в них старику воздавалось должное. «Скаковая газета» отметила также, что кремация назначена на 11 часов утра в понедельник, а поминальная служба состоится позже. Если я действительно вылетел с работы, смутно подумал я, то смогу пойти на обе церемонии.

К тому времени, когда подали кофе, над столом замелькали страницы «Барабанного боя», и немедленно кто-то стал выражать Нэшу сочувствие по поводу той каши, которую его режиссер делает из фильма. По мере осознания, кто я такой, что было заметно по шепоту вокруг стола, в мою сторону устремлялись неодобрительные взгляды.

Нэш высказался непререкаемо, его уверенный голос легко заставил смолкнуть все остальные разговоры:

— Никогда не верьте тому, что пишут в газетах. Мы в Ньюмаркете делаем превосходный фильм. Нас облил помоями ничтожный, дрянной человечишко. Я не говорил того, о чем сообщается в статье, и я полностью доверяю Томасу. Я обращусь с жалобой в газету и потребую, чтобы они напечатали опровержение.

— Подайте на них в суд, — сказал кто-то.

— Возможно, я так и сделаю.

— А что касается вас, Томас, — сказал один из распорядителей, которого я знал лично, — вы должны непременно подать в суд.

— Я не уверен, что могу это сделать, — ответил я.

— Конечно, сможете! — Он ткнул в статью пальцем. — Это же невероятная клевета!

— Трудно подать в суд на кого-либо за то, что он задает вопросы, — возразил я.

— Что?

— Эти клеветники пишут осторожно, в форме вопросов. Вопросы словно бы означают намерение внести определенность, а не испортить репутацию.

— Я не могу в это поверить!

Сидящий чуть дальше за столом тяжело кивнул.

— Оскорбительные предположения, если они выражены в форме вопроса, могут быть, а могут и не быть расценены как клевета. Это неясно.

Мой знакомый распорядитель негодующе сказал:

— Но это несправедливо!

— Таков закон.

— Вы знали это? — спросил Нэш у меня.

— М-м…

— А Говард знал?

— Тот, кто написал эту статью, определенно знал.

— Дерьмо! — выразился Нэш, и никто не стал спорить.

— Что действительно нужно Нэшу, — сказал я, — так это достоверные сведения касательно Линкольнского заезда.

Все засмеялись и с облегчением вернулись к серьезным текущим делам. Я вполуха слушал вполне понятные мне разговоры и думал, что пять часов могут быть очень долгими и мучительными. А ведь прошло едва сорок минут. Мое сердце продолжало неистово колотиться от волнения. Быть может, вся моя жизнь в мире кино зависела от того, хорошо ли выспались этой ночью боссы, собирающиеся на совещание за завтраком. Субботнее утро. День для игры в гольф. Мною будут недовольны вдвойне.