Читаем без скачивания Гренадер - Олег Быстров

– Ваши формирования, Игнат, для того и создавали, чтоб уголовников ловить. Это не дело армии.

– Так-то оно так, да только чую – сами сунемся, ребят положу, а гадов упустим. Выручай, ваше высокоблагородие. – В голосе милиционера прорезались совсем уже заискивающие нотки. – Век благодарны будем.

Капитан задумался. Имел он информацию: поляки при отходе не всё оружие вывезли. Остались склады с винтовками, маузерами польского производства. И боеприпасы имеются. В смутные времена, при смене режима, криминальный элемент всегда активизируется, это азбука. Так и здесь, паникой и сумятицей воспользовались и мародёры, и грабители, и просто нечистые на руку граждане. А теперь всплывает оставленное оружие, появляются банды налётчиков, которые могут быть очень опасны. Подобное происходит и в Софиевке, и в Левандовке. Из тамошних гарнизонов поступали известия: приходилось уже русским солдатам вступать в огневой контакт с озверевшими бандитами. С польской регулярной армией драться не довелось, а тут вот…

– Хорошо, – вздохнул Шапошников, – уговорил, чёрт речистый. Как считаешь, сколько бойцов нужно?

– Отделение автоматчиков.

– А не жирно будет?

– Думаю, нет, – серьёзно ответил Спивак. – Болтают люди, Ежи Кривой банду собрал. Отчаянные ребята, и все при оружии. Не удивлюсь, если у них и пулемёт найдётся.

– Ну это ты хватил, – не поверил капитан. – Отделение стрелков, четверо автоматчиков и тройка гренадеров. Всё, иди, без тебя дел хватает.

– Премного благодарны, ваше высокоблагородие! – повеселел Игнат.

Старший унтер-офицер Николай Остапенко был по отцу украинцем и галицкие проблемы принимал близко к сердцу, а не просто как службу. Воинский долг дело святое, спору нет, но если цепляет тебя за живое, разница всё же есть. Поэтому приказ командира гарнизона – помочь местным милиционерам – воспринял с воодушевлением. Отобрал людей толковых: стрелков, автоматчиков, отличников боевой подготовки. Про гренадеров и говорить нечего, те всегда были белой костью. Пошушукались промеж: себя, и трое примкнули к отряду чуть ленивой, неуставной походочкой.

К моменту создания Западной армии структура подразделений значительно изменилась. Промышленность обеспечивала войска достаточным количеством вооружений, и стрелковый взвод мог теперь иметь в своём составе отделение автоматчиков, вооружённых «говорунами», отделение стрелков с надёжными, проверенными винтовками Мосина, отделение пулемётчиков и два миномётных расчёта.

Тактические приёмы ведения боя были хорошо известны и капитану Шапошникову, и старшему унтеру Остапенко. Шапошников успел повоевать на Хасане, и отделение стрелков и четыре автоматчика с «говорунами» представлялись капитану грозной силой, а трое гренадеров делали отряд вовсе непобедимым. Уж во всяком случае способным легко разогнать любую банду штатских мазуриков. Не учёл офицер лишь одного: условия городского боя диктуют иное распределение сил. Не было ещё нужного опыта у российских командиров, его предстояло нарабатывать.

Подпрапорщик интендантской службы выдал полуторку, которые в армии назвали «летучками» за большую скорость и открытый кузов. Туда впритирку загрузились шестнадцать бойцов и полдюжины милиционеров во главе со Спиваком. Один из стрелков сел за руль, рядом в кабине разместился Остапенко. К десяти часам вечера отряд выдвинулся.

Ехать предстояло к старым домам между Пилличёвской улицей и Яновским кладбищем. Район застраивался давным-давно и как бог на душу положит. Среди путаницы трёх– и двухэтажных построек прятался нужный дом с ювелирной мастерской в цокольном этаже. Игнат божился, что знает район как собственный карман, что даже план действия у него есть.

Не доезжая до скопления домов, машину оставили под присмотром милиционера. Дальше пошли пешком. Спивак издали показал объект, объяснил где что. Да бойцы и сами уже сориентировались. Получалось, что подъехать к дому можно только со стороны Яновской по единственному широкому проезду. То, что бандиты будут на машине, никто не сомневался: дело крупное, тут без транспорта никак.

Игнат предлагал перекрыть все подходы к ювелирке. «Разобьёмся на группы по два-три человека, – говорил милиционер, – скрытно возьмём объект в кольцо, при появлении противника объединим усилия и всем миром навалимся на супостата». Расположение зданий он знал и даже в полной темноте брался показать самые выгодные позиции среди домов, домишек, пристроек и прочих закоулков.

Но с такой тактикой не согласился старший унтер-офицер Остапенко. Он распорядился поставить засаду из стрелков непосредственно возле дома. Ювелирка была для него охраняемым объектом, то есть своего рода окопом, позицией, и поэтому действовал унтер соответственно. Есть отделение стрелков с винтовками, вот они и возьмут на прицел автомобиль или автомобили с бандитами на дальних подступах и будут ждать команды. Но тут выяснилось, что петляющий проезд не даёт удалённой перспективы. Дальнобойность винтовок практически сводилась на нет обилием домов, закрывающих видимость.

– Не страшно, – не отступал от своего унтер. – Дадим залп с близкой дистанции. Трёхлинейки прошьют любую легковушку насквозь. Будет грузовик – забросаем гранатами. Им и спрятаться будет негде. Не на танке ж гадёныши приедут! – и расставил стрелков по углам здания двумя группами.

А на дальних подступах, в укромных местах унтер решил попарно посадить бойцов с «говорунами». При появлении бандитов их пропустят к ювелирке, и автоматчики окажутся в тылу у налётчиков. Вместе со стрелками они возьмут бандитов в огненные клещи. Гренадеры выбирали себе позиции сами, намереваясь освоить крыши, чердаки, пустующие комнаты верхних этажей ближних домов. И даже мусорную кучу, что расположилась недалеко от объекта.

– А что, – усмехнулся один из диверсантов, – нам не привыкать. Зароюсь в отбросах, ни одна вражина не заметит. Тут я его и прищучу.

Милиционеры оставались на подхвате, чтобы преследовать драпающих хайраков, как здесь называли бандюков, по подворотням.

Уже совершенно стемнело. Ночь обещала быть безлунной. Света в этом районе почти не было, где-то в отдалении горел одинокий фонарь да светилось несколько окон. Бойцы едва различали свои винтовки. Проезд, откуда ждали налётчиков, выделялся на фоне чернильной темени домов едва заметным пятном, чуть более светлым, чем окружающий фон.

– Вот и хорошо, – говорил Остапенко своим бойцам. – Сидите тихонечко, а как фары засветятся, так целик с мушкой и различите. Мишень тут только одна появиться может, хайраки эти самые…

Время от времени вдалеке взрёвывали автомобильные моторы. Бойцы напрягались, но ничего не происходило. Машины проезжали по широкой Яновской, а в тесное пространство перед ювелирным магазином Кацмана никто не заезжал. И сам магазин был тёмен и глух. Да полно, разве есть тут что грабить? Там и людей-то нет, и вообще, наверно, ничего нет. Может, мы зря здесь сидим, братцы?

Но сидели. Молчали, не курили, не переговаривались – ждали. Нервы у всех были на пределе.

Когда погас единственный фонарь, дававший хоть какое-то освещение, никто поначалу не обратил на это внимание. Но через несколько минут Остапенко услышал странные приглушенные хлопки. И сопровождались они до боли знакомым лязгом ружейных затворов, скользящих в ствольной коробке. Слышался звон гильз, падающих на брусчатку, слышался свист пуль над головой и вой рикошетов. Вот только ни вспышек выстрелов, ни грохота…

И вообще ни черта видно не было! Темень, казалось, сгустилась ещё больше, хоть глаз выколи! Может, погасли те немногие окна, что светились недавно, а может, это в глазах унтера потемнело от ужаса и растерянности, потому что воевать с бесплотным противником, неизвестно откуда взявшимся и невесть из чего стрелявшим, он не умел.

Первыми начали падать стрелки. Они успевали только вскинуть свои винтовки, слепо целясь в темноту, но никто не произвёл ни единого выстрела. Бойцы валились снопами, прошитые бесшумными, зловеще свистящими очередями из кромешной темноты!

У автоматчиков, когда те разобрались, в чём дело, не выдержали нервы. Собственно, понять они могли только одно – наших убивают! Бойцы взялись за «говоруны» и в панике принялись лупить во всё подряд, что, на их взгляд, двигалось, перемещалось и представляло хоть малейшую опасность.

Последствия были ужасны. Тёмное пространство между домами переполнилось грохотом очередей и свистом пуль: летело битое оконное стекло, пули доставались своим же стрелкам, но старший унтер не мог докричаться до бойцов, остановить это безумие. А за домами, совсем рядом, те же хлопки, вскрики, полные боли и смертельной тоски. Там точно так же хладнокровно убивали милиционеров.

– Суки! – заорал Николай Остапенко, вложив в крик всю ненависть и всё своё бессилие. Скрываться не было смысла, не от кого было скрываться, да и невозможно. Это их из темноты видели как на ладони и отстреливали как в тире, а он, старший унтер Остапенко, никого не видел и ничего не понимал. И только стрелял и стрелял во враждебную темень из верного «три-тэ», надеясь зацепить хотя бы одного неприятеля. – Суки! Суки!