Читаем без скачивания Орда встречного ветра - Ален Дамасио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Придурки! Да вы двинутые все!
Караколь встал и проковылял прямо к хрону. С видимым усилием зажал неповрежденные пальцы и погрузил указательный и средний в оболочку хрона. Полминуты спустя он достал руку, улыбаясь, четко выговорил «смотрите!» и разогнул два пальца в знак победы. Сомневаться больше было не в чем, я подошел и сунул руку по локоть в хрон.
727
— Силамфр, подожди!
— Да заткнитесь вы, это не ваша рука!
Это было словно сунуть руку в ледяную дыру. Мне большим трудом удавалось удерживать ее прямо. Мне помогал Сов. Он вспотел не меньше моего. Оболочка хрона перекатывалась волнами, скользила у меня на глазах. Какая тишина! Даже слова Сова, приглушенные, доносились до меня как сквозь бархатную завесу. «Осторожно… смотри не… локоть», настаивал он. Внутри хрона моя конечность была не видна, но мою плоть словно насквозь протыкало морозными иглами. Я хотел достать руку. «Рано», повторял Сов. Я больше не мог пошевелить локтем, перелом перестал стрелять, бросать свои копья, подкорье руки крепчало, будто в него засунули стальной прут…
— Вытаскивай давай!
Я достал руку. Моя кожа была покрыта блестящими чешуйками. Я машинально стал трясти рукой, чтобы отогреть ее. Ощупал. Кровь потихоньку разливалась по руслам вен.
— Ну что?
— Кажется срослась!..
x Затем четверо хлопотливых самцов поднесли к хрону Кориолис, чтобы закальцифицировать ее лодыжку. Отлично: она снова держалась на ногах, достаточно крепко, чтобы встретить вторую волну стоя. Разумеется, мы были совершенно не готовы к этой встрече морально. Я тщетно анализировала нашу воронку, вымеряла размеры, интерполировала уровни наклона и точки перелома профиля склонов, моделировала сток ветра, я никак не могла определить, какова будет амплитуда вихря, в который нас засосет. По какой оси вращения? С каким числом
726
оборотов? Все ждали моих указаний, надеялись на меня, Голгот полностью передал мне контр, но в глубине души я прекрасно понимала до какой степени мои решения были не более чем подвесным мостиком на трех воображаемых канатах, переброшенным через хаос. То, что мы нашли этот порт, было чудом, несомненно. Но и серьезной ловушкой тоже.
— Все по местам! Приготовиться! Полная смена построения. Леарх, можешь достать нам два железных кола? Эрг, помоги ему забить их как можно глубже здесь и здесь. Остальные, приготовить десять канатов, заменить испорченные. Построиться рогаткой.
— Как?
— Рогаткой! Вас где учили вообще? В Аберлаасе или в глуши какой-то? Постараемся ограничить эффект маятника и штопора!
) В конечном счете хроны устроили нам неплохую диверсию: перехитрили страх и рассеяли тревогу. Но теперь, когда мы снова стояли в ожидании вала, утробный ужас опять расползался по телу. Стратегия Ороси, несомненно лучшая для группы в целом, для нас, Клинка, была самым худшим вариантом. Я догадывался, на что она надеялась: рогатка, благодаря своей у-образной форме, должна канализировать поток в направлении Голгота, поместить Пак под давление и, таким образом, ограничить боковой размах. Допустим… Но в тридцати метрах от дамбы, без какого-либо заслона, волна нас попросту разнесет на куски. Мне страшно было думать о том, что нас ждало. Невозможно представить себе свою собственную смерть. Мысленно я перенесся в «после ярветра». Я видел, как завтра мы станем на привал в очередном селе, как рядом будут Аои и Кориолис. Я думал о них, об этой крохотной
725
капельке, живой, блестящей слезинке; о голубом огоньке факела, что иногда так мило дуется, но чьи движения столь полны тепла.
Альма принесла кожаные стеганые шапки, натянула на меня сразу две, одну поверх другой, перемотала мне туловище хаиком, закладывая в витки ткани деревянные пластинки. Пьетро вытащил из рукавов переломанные рейки и попросил себе четыре новых. Закрепил на израненной шее фиксирующий воротник. Я обернулся: в глубине рогатки, на самом конце каната, Голгот пристегнул шлем к своей кирасе из кожи горса, пропустив ремни под мышками. Альма подошла к нему, но он оттолкнул ее, что-то буркнув. Он прекрасно знал, что его ждало: предусмотрительно вырыл дыры для опор под ногами, потянул шею во все стороны, размял плечи и бедра. Мне страшно даже представить, что будет, если мы потеряем Голгота. Столь велика его воля, столь невероятно он сосредоточен на нашем пути. Он был самой Трассой. Он, Голгот, девятый в своем роду, по всеобщему мнению (всех ордонаторов, которые его обучали, и старцев, которые видели, как контровали его отец и дед), он был лучшим из лучших. У кого еще в крови бурлил Дух Орды? Кто еще нес в себе такую дикую веру? Никто, и он это знал. И в то же время одно сомнение, как хищный зверь, раздирало его изнутри: как могло случиться так, что его родной сверходаренный старший брат умер всего шести лет от роду. Я был частью Орды, я, Сов, сын фаркопщика, и Пьетро, Эрг, Фирост, Свезьест — все мы были частью Орды. Но он, Голгот, был не частью Орды. Нет. Он был самой Ордой.
— Волна идет!
— Я вас люблю, — раздался голос Кориолис.
724
Ω Смысл тут что-то рассказывать? Вы, крытни, все равно ни черта не поймете. Разводите свой базар о наших жизнях в ваших чистеньких хибарах с ветряками. Отвяжитесь уже от нас. Блааст взорвался. Я еще по звуку понял, что будет полная жопа. Поток камней прямо в рожу. Не песок, не щебень врубит по нагруднику: каменища. Крепко вжарят. Альма сопли распустила, смотрит на меня. Мне на себя смотреть нечего. У меня кровь хлещет из ушей, стою на коленях, прибитый, стараюсь дышать, глотать кирпич воздуха за кирпичом… Без кожаной брони, без шлема, лучшего за всю историю Орд, заякорите себе на лбу, всем шлемам шлем, монстр отпора и амортизации, без набедренников, ракушек, деревянных налокотников, разломанных вдребезги, я бы в живых не остался. Железные колы повырывало и закрутило вместе с нами, два каната спереди рвануло, нас шарахнуло о край впадины, перепахало по оси, перевернуло, ослепило… Мы все чуть не сдохли, я в том числе. Я чувствовал, как эта огромная сенокосилка дубасила меня прямо в грудину и говорила: все, Гого, приехали, снимай шлем, я за тобой… Отправишься к своему брательнику, вам там обоим место. Этот сопляк тебя там уже тридцать четыре года ждет не
