Читаем без скачивания 13-й Император. «Мятеж не может кончиться удачей» - Никита Сомов

  - Я так и знал, что ты все поймешь! Я бы первый пришел к тебе, если бы мне лишь только намекнули! Понимаешь? Только намекнули! - сбивчиво объяснялся он.

  - Нисколько не сомневался в твоей преданности, брат! Ну что за слезы, разве это к лицу мужчине? - принялся корить его я. - Чего ты заперся с детворой как сыч, как будто и вправду чего-то стыдишься? Если тебе кто-то хотя бы посмеет, только вздохом или косым взглядом намекнуть на твое участие в заговоре, не смей ему спускать! Либо сам отпор дай, либо, коль не сможешь, мне говори! Это не тебя оскорбляют, на всю нашу фамилию тень бросают! Понял?

  - Да-да, конечно, - пораженный быстро согласился Александр. Под таким углом проблему он явно не рассматривал.

  - Тогда пошли, поиграю с вами немного. Так, кто у вас за капитана? - будто все позабыв, обратился я к настороженно ждущим нас братьям и сестре.

  - Сашка капитанить изволит, - ответил мне видимо больше всех обиженный данным поворотом Володя.

  - Ну, тогда я адмирал, - сказал я, на мгновенье задумавшись. - Принимаю общее командование над флотом. Если что - я на флагмане, - после чего уселся за столом и задумался. Мой уход через десять минут остался практически незамеченным. Только Сашка кивнул головой, когда я посмотрел на него от двери.

   Возвращаясь от брата, я мечтал лишь о сне на мягком диване в тиши своего кабинета. И пусть все провалиться в тар-та-ра-ры!

  - Граф Игнатьев ожидает вас в кабинете, - обрадовал меня предупредительный секретарь.

   - Простите что беспокою, - начал оправдываться, увидевший мою недовольную мину, Игнатьев, - но вы велели предоставить отчет о беспорядках на улице, как только появится такая возможность. Быть может, перенесем доклад на утро?

   - Не стоит. С вашего позволения, - я лег на диван и принялся массировать виски. Голова разболелась неимоверно. Граф тактично молчал, сочувственно глядя на мои страдания. - Ладно уже, хватит дырку во мне взглядом сверлить! Рассказывайте. Как обстановка на улицах? - прервал молчание я.

   - С утра начались польские погромы, но к вечеру обстановка стабилизировалась, - ввернул новое словечко, почерпнутое из моей литературы, граф. - После вашего короткого выступления перед горожанами, городовые постарались донести ваши слова до остальных и преуспели, толпы стали быстро расходиться. В основном жандармы, городовые и горожане вели себя сдержано, так что особых эксцессов не было.

   - Много ли задержанных?

   - Да я не сказал бы, - прикидывая в уме размах, медленно ответил Игнатьев. - Блюстители порядка старались не вмешиваться, пока не начались пожары. Речь идет о нескольких десятках арестованных. В основном тех, кто хотел прибарахлиться под шумок. Да городовые забрали остудить сотню-другую горячих голов в околоток.

   - Что ещё за пожары? Почему мне ничего не доложили? - встревожился я, ведь в XIX веке пожары были куда более страшным бедствием, чем в XXI. Нередко сгорали целые города.

  - Пожары быстро потушили, но несколько сотен человек остались под открытым небом.

   - Ясно, - я недовольно поморщился. - Подыщите новое жилье погорельцам, - распорядился я. - Что ещё?

   - В остальных городах беспорядки были куда скромнее, да и после прочтения вашей телеграммы собравшиеся быстро разошлись. Везде кроме Польши, - уточнил мой начальник разведки. - Там был ряд столкновений между нашими солдатами и поляками. Солдаты утверждают, что поляки нарочно задирали и провоцировали их. В нескольких случаях столкновения вылились в стрельбу. Однако есть и другие данные... - Игнатьев замялся, явно не зная как продолжить.

   - Что вы имеете в виду? - нахмурился я, в последние дни каждая недосказанность ассоциировалась у меня с явной или скрытой до поры до времени бедой.

   - Имеются сообщения свидетелей, что наши солдаты сами напали на поляков, - сказал Николай Павлович, и чуть помолчав, добавил, - но я не смею их винить в виду исключительных обстоятельств.

   - Каких же? - раздраженно спросил я. Неумение и нежелание подданных держать себя в руках, заставляли меня чувствовать себя виноватым за тот беспредел, в который вылился внешне изящный ход с польским участием в заговоре.

   Игнатьев чуть отвернул голову к окну и принялся настойчиво рассматривать укрытый снегом скат крыши напротив. Его голос несколько дрогнул, когда он сообщил мне подробности польских событий.

   - В Лодзи к нашему арсеналу подошла толпа в три-четыре сотни поляков. Они были пьяны, размахивали бело-красными флагами и пели песни. Во главе они несли копьё со стягом. Подойдя к арсеналу, они принялись выкрикивать ругательства и оскорбления. Солдаты дали несколько залпов в воздух, в ответ из толпы в них полетели грязь и камни. Затем на площадь перед арсеналом вылетела детская кукла в окровавленной одежде и поляки начали скандировать: 'Маленький ублюдок подох, дело за большим!'. Солдаты не выдержали и открыли огонь. Более полсотни поляков убито пулями, в давке погибло столько же, число раненых сказать невозможно.

   - Сволочи, - саданул я кулаком по столу, - ну какие же сволочи! Неужели, все так плохо?

   - Я не знаю, - устало вдохнул Игнатьев, - но чувство такое, что мы сидим на вулкане. Ещё и ваши планы с аристократией...

   - Нам нельзя отступать. Дадим слабину, будет во сто крат хуже, - я устало откинулся на спинку стула.

   Действительно, события в Польше разворачивались совсем не так, как в моём варианте истории. Смерть Александра II сильно подействовало на моральных дух восставших, а некоторая нерешительность кабинета министров, решивших в период перехода власти от одного императора к другому ничего не предпринимать по столь скользкому вопросу, дали полякам время раскрутить маховик мятежа. Спешно назначенный мною, исходя из его заслуг в моем прошлом, руководить подавлением восстаний в Западном крае Муравьев, медленно и методично давил все очаги сопротивления. Но, увы, Михаила Николаевича на все не хватало - сказывалось то, что размах восстаний был шире и то, что Муравьеву пришлось одновременно заниматься и Литвой, и Польшей. Однако к осени 1864 года был наконец-то достигнут перелом. Восстание затухало, умирая под натиском наших войск, лишаясь даже слабой поддержки польского крестьянства, которому панские разборки были уже поперек горла. Число арестованных и ссыльных мятежников в Польше в конце 1864 года уже приближалось к тридцати тысячам, против двенадцати с половиной в моей истории, согласно дневнику. Всё шло к тому, что к весне 1865-го года, ровно на год позже, чем в моей истории, мятеж будет окончательно подавлен. И тут грянул гром заговора Гагарина, черт бы его подрал!

   Возложенная, из стратегических и политических соображений, на польскую шляхту вина за покушение стала палкой о двух концах. С одной стороны это консолидировало общество, лишив польских сепаратистов последних остатков сочувствия среди русских, и позволяло пополнить оскудевший за последнее время бюджет. С другой... эффект от этого известия в самой Польше был похож на вброшенную в затихающий костер бочку бензина. Полыхнуло так, что мало не показалось. Еще бы, смерть одного Императора, почти успешное покушение на второго и смерть Наследника престола! Вера в то, что еще чуть-чуть, еще самую малость, и русский трон падет, а Польша будет свободна, охватила Привисленский край.

   Как ни парадоксально, в Литве революционные настроения наоборот, резко пошли на спад. Если поляки на волне эйфории казалось совсем потеряли голову, то благоразумные литовцы сумели сделали правильные выводы из Петербуржских событий и просчитать ответную реакцию властей. Еще через три дня после публикаций подробностей покушения восстания в Западном крае прекратились как по волшебству, а в столицу посыпались депеши от местных чиновников о прекращении волнений и массовых службах в церквях и костелах Литвы за упокой души невинно убиенного цесаревича.

   Поляки же, напротив, явно решили пойти ва-банк, бросив все на чашу весов. Еще недавно почти сошедшие на нет манифестации и шествия в польских городах стали практически ежедневными, несмотря на комендантский час. Резко активизировались недобитые польские банды под руководством Мариана Лангевича, Юзефа Гауке-Босака, ксендза Станислава Бжуска, Зыгмунта Сераковского и других 'благородных панов'. Снова, как и в 1863 году, были попытки нападений на русские части, расквартированные в Польше. Ну что ж, сами напросились...

  - Реакция на аресты магнатов уже есть?

   - Есть, но весьма скромная, - пожал плечами граф. - Аресты только начались и в основном в провинциях, столичное воеводство мы пока не трогаем, слишком уж там обострена обстановка. Гораздо больше меня волнует, как отреагирует польская шляхта на объявление низложения Царства Польского и разбивку Польши на губернии...

   - Думаю, когда Михаил Николаевич закончит наводить порядок в этом чертовом крае, - сказал я со злостью, - реагировать там уже будет некому. Тогда и объявим. Единственная польза мятежей в том, что после них становится меньше мятежников.