Читаем без скачивания Саван для блудниц - Анна Данилова

Жанна спрыгнула с его колен и быстрым шагом направилась к Максиму Олеференко, который знаком приглашал ее к себе. Он сидел возле противоположной стены в глубоком кресле, показывая взглядом пьяненькой Жанне, которой никак не удавалось пересечь комнату, чтобы на кого-нибудь не наткнуться, что надо делать. Усмехнувшись, она подошла к нему и села перед ним на корточки, но ноги не выдержали, подкосились, и она плавно опустилась на колени. Наклонив голову, Жанна вздохнула и хотела было что-то сказать, как почувствовала, что Максим больно схватил ее за волосы и потянул вниз…

– Работай, работай…

Кравцов, обнимавший за талию сидящую рядом Тамару Перепелкину, которая ничего не ела, много курила, а потому опьянела больше других, продолжал смотреть на Олю Драницыну, поедающую с равнодушным видом хлебные темные катыши. Она тоже опьянела, но сидела за столом с отсутствующим видом и думала о чем-то своем. Она привыкла к этой обстановке и чувствовала себя здесь, в этой задымленной, прокуренной квартире, как рыба в воде. Она вспоминала весь сегодняшний день, начиная с того момента, как ей позвонил дядя Миша и пригласил к себе. Рядом с ним она чувствовала себя уверенно, он позволял ей все, о чем бы она его ни попросила, даже самые невероятные вещи… У них была такая игра: он разрешает ЕЙ делать все, что ей вздумается, а она – ЕМУ. Но если у нее фантазий было куда больше и связаны они были в основном с материальными ценностями (то ей захочется, чтобы он подарил ей морскую раковину, стоящую у него на зеркальной полке, то чтобы отдал ей его длинный и толстый синий свитер с желтыми оленями, то она пожелает съесть сразу все апельсины, которыми он и так угощал только ее, то она открыто попросит у него определенную и немалую, на ее взгляд, сумму, что бывало особенно часто…), то у дяди Миши фантазия была всегда одна, конкретная, и она поражала Олю своей простотой, как поражала реакция этого серьезного взрослого мужчины, который всегда казался ей каким-то необыкновенным и оригинальным, на ее наготу. Он словно превращался в другого человека, озадаченного одной-единственной, не дававшей ему покоя проблемой, суть которой сводилась исключительно к обладанию Олиным телом. Ему нравился сам процесс, и Оля очень хорошо это усвоила. Она уже давно выучила все, что доставляло ему наибольшее удовольствие, а потому в те встречи, когда ей особенно нужны были деньги, сама провоцировала своего взрослого друга, принимая его излюбленную позу, а то и вовсе хватая его своими нежными пальцами за пламенеющую плоть, приводила его, как животное, просящее у нее поесть, в ту комнату его большой квартиры, где было особенно темно и звучала заунывная хоровая музыка, которой сопровождались все их свидания… Здесь он мог позволить себе с ней все, что хотел, и даже больше. Но к этому «больше» он и готовил Олю почти две недели, показывая ей фотографию своего друга, с которым ей предстояло познакомиться и который, по словам дяди Миши, давно любил ее по одним только рассказам о ней…

…Она очнулась уже в постели. Виктор в нетерпении стаскивал с нее одежду, бормоча при этом ей что-то на ухо и производя резкие и грубые движения, словно он делал это впервые, после чего, все же войдя в нее, застонал от удовольствия и, вдруг обозвав ее самым последним словом, сказал, что с ней ему нравится больше, чем с другими. «Странные эти мужчины», – думала она, испытывая ставшие уже привычными, но все же еще не потерявшие своей остроты ощущения, в то время как подошедший к ней с другой стороны Олеференко взял ее за щеки своими большими липкими, провонявшими мойвой ладонями и, чуть приподняв за голову, чтобы видеть ее полураскрытые влажные губы, придвинулся к ее лицу своей распаленной плотью…

Тамара Перепелкина, лежа на диване в гостиной, повернув голову, наблюдала за тем, что проделывают с Олей Драницыной Виктор и Максим. Возбуждаясь от этого зрелища все больше и больше, чувствуя на своем теле тяжесть мужского тела, она представляла себя сейчас, конечно, не с Горкиным, который, двигаясь ритмично и с силой, дышал ей прямо в лицо жарким пивным духом, а с другом отца, высоким солидным брюнетом, фамилии и имени которого она еще не знала…

И никто из них так и не вспомнил больше в тот вечер ни о Вадиме Льдове, ни тем более о Наташе Голубевой. Жизнь продолжалась и требовала новых услад.

Крымов вышел из квартиры Ларчиковой с трофеем – пачкой фотографий, сделанных Льдовым и Кравцовым.

Он старался не думать о том, ЧТО произошло между ним и классной руководительницей, и о том, как теперь он взглянет в глаза Нади. Просто посмотрит, улыбнется и спросит, не готово ли свадебное платье, которое они заказали у Аллы Францевны Миллер. И Надя тут же превратится в восковую куклу – потеплеет, размягчится и потечет…

В машине он снова пересмотрел все фотографии, и две из двенадцати показались ему странными, непохожими на остальные. Качество снимков оставляло желать лучшего, некоторые фрагменты изображения были смазаны, и все же… Поскольку печать везде была цветная, при более внимательном рассмотрении нельзя было не заметить, что на десяти снимках у Ларчиковой ДРУГОЙ ОТТЕНОК ВОЛОС, более светлый. Кроме того, фоном двух снимков служит не школьная доска с краем портрета Толстого, а фрагмент натюрморта с ромашками. Спрашивается, и где же теперь искать этот натюрморт? Вот это ребус в духе Земцовой.

Вспомнив о ней, Крымов тотчас достал телефон и набрал ее номер.

– Да, слушаю… – Голос нежный, с придыханием.

– Здравствуй, Юлечка Земцова, где ты, моя радость?

– Крымов, только тебя мне сейчас и не хватало с твоими шуточками и хорошим настроением. Хочешь, я его быстренько испорчу?

– Что, Надя вернулась к Чайкину?

– Нет, хуже: на Белотелову, ту самую клиентку, которая приходила к нам сегодня утром и оставила аванс, – вспомнил? – на нее совершено покушение, ее ранили.

– Это та, у которой не все дома и… кровавые брызги на зеркалах?

– Да.

– Ничего себе. Ну и что дальше? Где она?

– Ее увезли в больницу… – И Юля вкраце рассказала ему о том, что произошло на улице Некрасова в доме номер шестнадцать, за исключением обстоятельств, которые были связаны с Сергеем Зверевым. Зачем злить ревнивого собственника и эгоиста Крымова, если можно обойтись и без такого рода подробностей?

– Надо срочно выяснить имя этой агентши…

– Что вы говорите? Надо выяснить не только ее имя и личность, но и ее возможную связь с парнем-агентом по имени Саша, который занимался продажей квартиры Белотеловой. Чувствую, мы наткнулись на интереснейшее дело. Во всяком случае, мне так кажется, тем более что я сейчас как раз нахожусь именно в ЭТОЙ, «нехорошей», зараженной полтергейстом квартире в полном одиночестве и вижу перед собой зеркало с подсыхающими каплями крови…

– Если ее ранили, это может быть ЕЕ кровь?

– Я уже звонила Щукиной и попросила выяснить группу крови Белотеловой, ведь у Нади связи же в областной больнице… Так вот, группа крови Ларисы Белотеловой – первая, а ЭТУ я сейчас соберу с зеркала на тампон и постараюсь выяснить… но только уже завтра.

– Ты собираешься провести ТАМ всю ночь? Одна?

– А что такого? Клиентка попросила выяснить, не поселилась ли в ее квартире нечистая сила, вот я и работаю… Какие еще будут вопросы?

– Я могу приехать к тебе…

– Ну уж нет, дудки! Я скорее проведу ночь в гробу на кладбище, чем в тобой в одной квартире ночью… Я сыта твоим обществом, Крымов. И вообще, я собиралась тебе сказать, что ухожу из агентства… Стой, подожди, а это что такое?.. – И тотчас послышались короткие гудки.

Крымов чертыхнулся и пожалел, что не спросил точного адреса. Хотя… Некрасова, шестнадцать, чем не адрес? Разве что номера квартиры он не знает, но это можно выяснить у жильцов. Он вставил ключ и собрался было уже завести машину, как зазвонил телефон.

– Крымов, ты жив? – услышал он убийственно спокойный, прямо-таки ледяной голос Щукиной.

– Жив, конечно, Надечка, работаю вот, кружусь по городу в поисках…

– Я звоню тебе из дома. Если ты не хочешь, чтобы я весь твой ужин скормила голубям или лосям, воронам или зайцам, не знаю уж, кто еще водится в этом лесу, то приезжай. И еще: звонил Шубин, он сказал, что проследил за Кравцовым и узнал адрес, где собираются одноклассники Льдова, записывай: улица Васильевская, дом сто три, квартира один. Еще он сказал, что туда пришли парни и девчонки, у них были с собой сумки и пакеты, скорее всего с выпивкой и закуской… Он предположил, что они собрались там, чтобы устроить что-то вроде поминок по Льдову и Голубевой. Вот так-то. Он мне еще перезвонит. Так ты едешь?

– Конечно, еду. Хотя я собирался заехать к директрисе школы, уж больно интересная история произошла с Ларчиковой… – Он в двух словах рассказал Наде про снимки, промолчав только о том, где и при каких обстоятельствах они ему достались. Пусть думает, что попали к нему из рук учеников.