Читаем без скачивания Вожделение бездны - Елена Черникова

Женщина призадумалась: не чересчур ли косноязычно? И как-то простецки. Не поверят. Это не уровень. Надо по-другому. Всё-таки надо как-то применить филологические навыки, хоть один раз в четверть века.

Начало точно переделаем. Как муж говорит: представим себе целевого адресата и его фоновые знания. Что содержится в коммуникативном фонде этого человека? Что он любит, что ненавидит? Представили? А теперь напишем первый абзац. Он должен содержать только известные вашему адресату возбудители. Всё в первом абзаце должно быть узнаваемо. Только узнаваемые слова! И тогда он, ваш читатель, с

относительной гарантией доживёт с вами до второго абзаца, где уже можно поселить и новые вводные.

Как часто жена слышала всё это, когда муж, даже болея, отсылал студентам новые лекции в записи. Ни один профессор не совершал таковых подвигов: температуря,

кашляя, начитывать на диктофон и отсылать в университет очередную порцию высшего образования. Магиандр относил записи в деканат, а там, уже зная несусветную ответственность Кутузова, всякий раз изобретали способы заставить студентов прослушать лекцию в отсутствие профессора. И ведь получалось!

Переосмысляя преамбулу, жена профессора без труда ощутила себя примерной

ученицей. В деле порождения текста она доверяла мужу вполне. Вообразила целевого адресата: женщина, перлюстратор по призванию, она горбатится в отделе писем радиостанции. Первый читатель всех посланий в редакцию, сия прислужница правды скопирует письмо и передаст реальному адресату, указанному на конверте, а дубликат отнесёт хозяину, владельцу радиостанции, чтобы все по очереди увидели, как искренне беспокоится народ, не желающий слушать эти бредни впредь. Итак, уважаемый Иван Иванович…

Желая взбодриться, писательница-неофитка поставила на плиту кофейник, чиркнула, спичка сломалась. Насыпала порошок. Озноб и волнующие предчувствия. Упоительное ощущение: порядок на земле устроить можно! Слово всемогуще! Продолжим.

Какова она, перлюстрирующая женщина? Вряд ли она молода и прекрасна. Значит,

пенсионерка, воодушевлённая своей последней полезностью. Боится утратить хорошее

место, а может, и надбавки за рвение. Чувствует и любит свою власть над молодыми сотрудниками, имеющими право идти в эфир когда захотят и с кем захотят. Чем они там занимаются, интересно? Вот хорошо бы в студию камеры наблюдения! А чтобы чего не подумали, вывести сигнал в Интернет. Все подумают, что у редакции нет секретов, а на самом деле эти твари, ведущие, не смогут пудрить носики перед лицом православной общественности. Да, она должна быть именно такой.

Поехали. "Здравствуйте, глубокоуважаемый Иван Иванович! Мы регулярно слушаем вашу радиостанцию и очень её любим, доверяем, советуем её друзья и знакомым…"

Так, опять не то. Похоже на лесть. Да и тривиально. Все с этого начинают. Сердце

застучало. Не пойдёт. А может, взрыднуть? Прямо в лоб, с ходу, с маху? Не могу-де молчать! Даже дыхание участилось…

Женщина раскраснелась, ощутив невиданный прилив сил и вдохновения не ниже пушкинского. Или боратынского… О! Боратынский. Прикинемся сумасшедшей экзальтированной психичкой, не ведающей, что творит, но как юродивая несущей прямо истину за истиной.

"Нет, обманула вас молва! По-прежнему дышу я вами, - так сказала бы я вам, уважаемый Иван Иванович, о работе вашей радиостанции, но не могу. И надо мной

свои права вы не утратили с годами! - это я точно, без лести. Слушаю, слушаю, но есть занозы. Другим курил я фимиам! Но вас носил в святыне сердца! - как сказал поэт. Молился новым образам, но с беспокойством староверца! Иван Иванович! Я не хочу новых образов, я вполне довольна прежними, но избавьте, воля ваша, от вселенской придури! Выступает у вас, довольно регулярно, профессор Ю., он академик, доктор, уважаемый человек, очевидно, а есть ли у него документ о психическом здоровье? Обратная связь! Что может быть проще и понятнее! Но вчера он так её объяснил, да со всей любовью к православию, что у меня дома электричество отключилось! Обратная связь, сказал он, бывает положительная и отрицательная. Если любая страна становится системой с положительной обратной

связью, то есть выходной сигнал замыкается на вход и усиливает первичный сигнал, а в переводе на русский язык у государства всё-всё хорошо, - значит, ему очень

плохо! Значит, оно как бы раздувается и скоро лопнет. И приводил примеры. Как вы понимаете, этот удивительный учёный выступал в программе ведущей Е., у которой только и можно узнать что-то невероятное о физике, о системах, да и о

православии тоже. Уверена, большинство слушателей так и поняли этого профессора, что чем лучше - тем хуже! Скажите, зачем тогда вы лично, в своих передачах, беспокоитесь об улучшении жизни нашего населения? Зачем президент постоянно говорит о грядущем расцвете нашей любимой Родины? Кому это всё нужно, если приходит умный человек и говорит, что… ну да не буду повторяться. С уважением

- Ирина Вартановна. Извините, у меня нерусское отчество, но в душе я вся, насквозь русская".

Придумав эту Вартановну, авторица даже поперхнулась от удовольствия. Голова закружилась, как складно вышло - песня! Симфония братства народов и взаимовыручки христиан различных конфессий. Потрясающе, великолепно, то, что надо…

Глава 20

Подумаю с подушкой, а после спрошусь с женушкой. Жена красавица - безочному радость. На хорошую глядеть хорошо, а с умной жить хорошо. Раз маху дашь - год не справишься

Кутузов проснулся в час быка и замычал, ясно вспомнив, что возлюбленная книга у

реставратора, что денег на её лечение не собрано и что сама любовь, купленная на

птичьем рынке, - краденая. Восторги дружбы с необыкновенной девушкой-златовлаской не смягчили его горя. Пока угар и день белый, бесплодные гонки по испарившимся друзьям, он забывался. Но час между тремя и четырьмя ночи как нарочно придуман биологией для встречи с истиной в полный рост. Специальное время сердечной усталости, жалобы. Разлад.

В постели чего-то не хватало. Потюкав рукой по простыне, Кутузов отметил отсутствие своей половины. Ну мало ли…

Повертевшись полчаса, он ещё раз потюкал. Без изменений. Пришлось подняться, хотя стремления побродить во тьме он не ощущал.

Налетая на косяки внезапно сузившихся дверных проёмов, он потащился на нитяной контур света в конце коридора. Открыл.

Ярко и тепло было в кухне, резко пахло газом, он закашлялся, оступился и вздрогнул.

На полу, с пожелтевшим лицом, сведённым неистовой гримасой, лежала его собственная жена, сжимая в руке бумажку. Глаза распахнуты как никогда широко, рот открыт. Кутузов подошёл к плите, выключил газ, открыл окно и сел, не зная, что делают в таких случаях.

В коридоре затопал сын:

- Папа, что так пахнет?

- Мама… - только и выговорил отец. - У неё с детства нюх отшибло. Осложнение после гайморита. Никогда ничего не чувствовала, ничего…

Магиандр кинулся к телефону.

Глава 21

С печали не мрут, а сохнут. От печалей немощи, от немощей смерть. Один день у меня век заел. И на мой припас гроза нашла. Беда поездом ходит. Отпусти душу на покаяние

Говорят: оглушен и раздавлен. Что горе вытворяет с человеком. Он сидит как пень. Столбняк. Чего только не лепят, не зная, что сказать.

Но ещё чаще не знают, как помочь. И совсем плохо умеют утешать. Самое ходовое средство - "ну не надо, успокойся, выпей вот это, жизнь продолжается", - а протягивают воду или водку, перекладывая на невинную влагу лечение многоликой болезни по имени "горе". А послать утешителей подальше не всегда удобно. А те, кто знает правильные слова, - редкость.

С Кутузовым и пытались выделывать строго по списку душевной немощи. Он смущался и отворачивался, очевидно, не слишком воодушевленный продолжением жизни. И на поминках, где не пил даже воды, и у следователя, где не он рассказал, а ему рассказали, и даже в университете, куда умудрился явиться на следующий день после похорон. Буквально: пришёл, помолчал в деканате, помолчал в аудитории, пошёл прочь. Студенты последовали примеру.

Сюжет грязновато, наотмашь осложнился: содержание, так сказать, предсмертной записки, выпростанной из пальцев покойницы, стало известно. Мало, земля слухом полнится, - женщина успела надписать конверт! На радиостанцию за уточнениями зашёл молодой следователь с непримиримым лицом, и образ кухни, превратившейся в газовую камеру для анонимщицы, взбудоражил воображение широкой общественности. Простор! А девятый вал параллелей, аллюзий, тропический ливень догадок!

Я не знаю, о чём беседовал с нашим начальством следователь. Я даже боюсь представить себе лица адептов местной истины, привыкших давать зелёный свет анонимкам и понижать зарплату, отменять эфиры, шепчась по углам, сочувственно