Читаем без скачивания Мегрэ у министра - Жорж Сименон

Улыбаясь, он шел мимо них.

— Через несколько минут министр ответит на все ваши вопросы.

— Но вы не отрицаете, что занимаетесь этим делом?

— Я ничего не отрицаю.

Несколько репортеров вышли за ним на мраморную лестницу, надеясь выудить хоть какие-нибудь сведения.

— Спросите у министра, — повторял Мегрэ. Кто-то задал вопрос:

— Вы предполагаете, что Пикмаля убили? Впервые эта гипотеза была сформулирована так четко.

— Вы же знаете мой любимый ответ: «Я ничего не предполагаю».

Наконец, остановившись еще несколько раз, ему удалось добраться до машины, где его поджидал Лапуэнт, успевший за это время прочесть утренние газеты.

— Куда мы поедем? К нам?

— Нет. На бульвар Пастера. Что пишут в газетах?

— В основном об исчезновении Пикмаля. В одной из газет — не помню в которой — напечатано интервью, которое корреспондент взял у мадам Калам. Она живет на улице Распай в той же квартире, где жила с мужем. Это женщина весьма энергичная; она не пыталась размазывать и говорила напрямик то, что думает. Отчета она не читала, но прекрасно помнит, что ее муж примерно лет пять назад провел несколько недель в Верхней Савойе. По возвращении он некоторое время очень много работал, даже по ночам. «Никогда еще ему столько не звонили по телефону, — рассказала она. — Масса людей, о которых мы никогда не слыхали, наносили ему визиты. Он был очень озабочен и неспокоен. Когда я спрашивала, что его мучит, он отвечал, что это связано с его работой и ответственностью. В то время он часто говорил мне об ответственности. У меня было такое впечатление, будто его что-то гложет. Я знала, что он болен. За год до того доктор мне сообщил, что у него рак. Помню, как однажды он, вздохнув, сказал: „Боже мой! Как трудно человеку решить, в чем его долг!“

Их машина как раз ехала по улице Вожирар, и автобус, идущий впереди, не давал развить скорость.

— Интервью занимает целую колонку, — добавил Лапуэнт.

— Что она сделала с бумагами мужа?

— Она все оставила в кабинете так, как было при нем, и регулярно его убирает.

— Кто-нибудь к ней заходил в последнее время?

— Два человека, — ответил Лапуэнт, с восхищением глянув на шефа.

— Пикмаль?

— Да. Это был первый визит с неделю назад.

— Она его знает?

— Очень хорошо. При жизни Калама Пикмаль часто приходил к нему за консультацией. Она полагает, что он занимался математикой. В последний визит он сказал, что хочет найти одну свою работу, которую оставил в свое время профессору.

— И нашел ее?

— У него с собою был портфель. Она провела Пикмаля в кабинет, где он пробыл около часа. Когда он уходил, она задала ему этот же вопрос, на который он ответил отрицательно, добавив, что бумаги, к сожалению, вероятно, затерялись. В портфель к нему она, конечно, не заглядывала. Тогда у нее не возникло никаких подозрений. И только через день…

— Кто был второй визитер?

— Мужчина лет сорока. Он представился учеником Калама и спросил, сохранила ли она бумаги покойного.

Тоже что-то говорил о работах, которыми они совместно занимались.

— Она впустила его в кабинет?

— Нет. Она сочла, что такое совпадение выглядит по меньшей мере странно, и ответила, что все бумаги ее мужа остались в Школе дорог и мостов.

— Второго посетителя она описала?

— В газете об этом ничего нет. Если даже она это сделала, репортер сохранил сведения для себя и, возможно, сейчас сам ведет поиски этого человека.

— Остановись. Это здесь.

Как и ночью, днем бульвар выглядел мирным, внушающим доверие.

— Ждать вас?

— Нет, пойдешь со мной. Вероятно, придется поработать.

Застекленная дверь привратницкой находилась слева по коридору. Консьержка, пожилая женщина почтенного вида, выглядела озабоченной.

— В чем дело? — спросила она, не поднимаясь с кресла. С ее колен спрыгнул рыжий кот и стал тереться о ноги Мегрэ.

Комиссар представился, сняв шляпу и стараясь говорить как можно почтительней.

— Господин Пуан поручил мне провести расследование по поводу кражи, которая произошла у него два дня назад.

— Кража? В нашем доме? И он мне ничего не сказал!

— Он подтвердит это при первой встрече, и если вы сомневаетесь, позвоните ему по телефону.

— Не стоит. Раз вы комиссар, я должна вам верить, не так ли? Как это могло случиться? Дом у нас спокойный, и за все тридцать пять лет, что я здесь служу, нога полицейского ни разу не ступала сюда.

— Не могли бы вы попытаться восстановить в памяти позавчерашний день, вторник, особенно утро?

— Вторник… Подождите… Позавчера…

— Накануне, вечером, министр был у себя.

— Да-да, что-то припоминаю…

— Открывали ли вы двери кому-нибудь ночью после ухода министра?

— Точно нет. Наши жильцы — люди тихие и редко приходят после полуночи. Если бы это случилось, я бы, конечно, запомнила.

— А утром в котором часу вы открываете дверь?

— В половине седьмого. Иногда в семь.

— А потом сидите у себя в привратницкой?

Это была небольшая комнатка с газовой плитой, круглым столом и водопроводной раковиной. За перегородкой стояла кровать, застеленная темно-красным покрывалом.

— За исключением того времени, когда подметаю лестницу.

— В котором часу?

— Не раньше девяти. Сначала я разношу почту, а ее приносят в половине девятого.

— Дверцы у лифта застеклены, и вы, вероятно, с лестницы видите, кто поднимается или спускается?

— Конечно. Я всегда машинально смотрю на лифт.

— А в то утро никто не поднимался на пятый этаж?

— Точно нет.

— А утром или днем кто-нибудь спрашивал вас, дома ли министр?

— Никто. Вот по телефону звонили.

— Вам?

— Нет. Министру.

— Откуда вам это известно?

— Я была в это время на лестнице между пятым и шестым этажами.

— В котором часу это было?

— Пожалуй, в десять, может, чуть раньше. Мои ноги уже не позволяют мне быстро работать. Я услышала за дверью телефонный звонок. Звонили долго. А минут через пятнадцать, когда я окончила уборку и спускалась вниз, телефон снова зазвонил. Я еще проворчала: «Звони, звони!»

— А что было дальше?

— Ничего.

— Вы пошли к себе?

— Да, переодеться.

— Вы никуда не уходили из дома?

— Как и каждое утро, на пятнадцать-двадцать минут, чтобы купить себе еду. Бакалейная лавка рядом с домом, мясная на углу. От бакалейщика я вижу всех, кто входит и выходит. Я всегда наблюдаю за домом.

— А от мясника?

— Оттуда не видно. Но я там пробыла недолго. Я ведь живу одна, вот только кот. Каждый день покупаю почти одно и то же. В мои годы уже нет аппетита.

— Вы не могли бы вспомнить, в котором часу точно вы были у мясника?

— Точно не могу. Там над кассой висят большие часы, но я никогда на них не смотрю.

— А вернувшись к себе, вы не заметили, чтобы кто-нибудь вышел, кого вы не видели, как он входил?

— Не помню. Нет. На тех, кто выходит, я меньше обращаю внимания, чем на тех, кто входит, за исключением жильцов, конечно: ведь я всегда должна ответить, дома они или нет. Постоянно приходят то служащие газовой компании, то коммивояжеры, предлагающие пылесосы, то посыльные из магазинов…

Мегрэ понимал, что больше ничего не удастся у нее узнать, а если она потом вспомнит что-нибудь еще, то обязательно скажет ему.

— Мы — инспектор и я — пойдем расспросить ваших жильцов, — сказал Мегрэ.

— Как вам угодно. Вы увидите, что это все порядочные люди, за исключением разве старухи с четвертого этажа, которая…

Приступая к привычной работе, Мегрэ почувствовал себя более уверенно.

— Перед уходом мы еще зайдем к вам, — предупредил он.

Выходя из комнаты, он не забыл погладить кошку.

— Возьми на себя квартиры слева, — сказал комиссар Лапуэнту, — я займусь квартирами справа. Ты понял, что я ищу? — И добавил дружески: — За работу, старина!

Глава 6

Завтрак в «Камбале»

Не успев позвонить в первую дверь, Мегрэ передумал, обернулся к Лапуэнту, который уже протянул руку к кнопке звонка.

— Не хочешь выпить?

— Нет, патрон.

— Ну, тогда начинай. Я через минутку вернусь.

Он мог, конечно, позвонить по телефону и от консьержки — мысль об этом звонке только что пришла ему на ум. Но, во-первых, он предпочитал поговорить без свидетелей, а во-вторых, был не прочь выпить чего-нибудь, стаканчик белого вина, например.

Ему пришлось пройти метров сто, прежде чем он нашел маленькое бистро, где, кроме хозяина, не было ни души.

— Стакан белого вина, — заказал Мегрэ. Затем передумал:

— Пожалуй, лучше перно.

Перно больше подходило к его настроению, погоде и атмосфере этого маленького опрятного бара, где, казалось, никто никогда не бывает. Мегрэ подождал, когда ему подадут, выпил полстакана и направился к телефонной кабинке.

Когда читаешь в газетах отчет о каком-нибудь расследовании, создается впечатление, что полиция идет по прямой дороге и с самого начала знает, куда надо идти. События развиваются логично, точь-в-точь, как в театре действие хорошо скроенной пьесы.