Читаем без скачивания По обе стороны добра и зла. Трансцендентальная алхимия мифа - Александр Матяш

Очень многие пациенты (и не только пациенты – это вообще распространенное заблуждение), проходя анализ, начинают отсчитывать всевозможные проблемы и травмы от времени своего детства, пребывая в полной уверенности в том, что когда они были детьми, они были чисты, незапятнаны и идеальны. Отсюда – очень часто встречаемая ошибка перекладывания ответственности за все свои поступки на родителей. На самом деле это не совсем так. И многим заботливым и любящим матерям это известно. Ребенок не рождается идеальным, бессознательно он любой родительский импульс стремится обыграть выгодным для себя образом. Эгоцентризм является врожденным качеством всех детей, а вот способности к развитию, невозможному без преодоления этого эгоцентризма, у разных детей весьма существенно отличаются. Одного ребенка инстинкт развития подталкивает изнутри, и его достаточно лишь слегка направлять; с другим требуются колоссальные усилия родителей, а отдача часто весьма незначительна. Эта субстанция, которой в ком-то больше, в ком-то меньше – это именно субстанция первородного греха97.

В: Притяжение, склонность к бессознательности?

А.И.: Да, эгоцентрическое стремление ни о чем не думать, ничего не знать, кроме своих собственных желаний, эгоцентрический принцип удовольствия и желание придерживаться только его. Это все для детей очень характерно, они совсем не такие ангелочки, как мы часто иллюзорно их себе представляем – да и себя на их месте тоже.

В: Отчего человек так эгоцентричен? В чем причина падшего естества?

А.И.: Она заключается в нашем отношении к боли.

В: Или к страху?..

А.И.: Нет, именно к боли. Страх – это уже вторичный феномен, он как раз больше принадлежит к сфере уже отношения.

В: К телесной боли или к душевной?

А.И.: К телесной.

В: Но ведь способность испытывать боль заложена в нас телесно тем, что у нас есть нервная система. Получается, что мы за это никакой ответственности не несем.

А.И.: За то, что боль в нас вложена, конечно, не несем. А за то, как мы к ней относимся, – по крайней мере, в соответствии с христианской интерпретацией мифа о первородном грехопадении – несем.

В: Почему человек за это ответственен, если противостоять боли не в его власти?

А.И.: Почему? Есть люди, которые преодолевают зависимость от боли.

В: Да, но это уже духовный путь, духовный рост. Почему эту зависимость назвали именно грехом, ведь грех есть нечто, за что человек испытывает чувство вины? По сути это никакой не грех, а изначально присущее человеку свойство. Это естество человеческое, и если не называть его грехом, с ним гораздо легче управляться. Если я правильно понимаю, буддисты именно так к этому относятся.

А.И.: Во-первых, грех – это то, за что надо испытывать раскаяние, а не чувство вины. Эти переживания, похожие только по видимости, по сути же зачастую прямо противоположны. Во-вторых, с одной стороны, да, естество, а с другой стороны, те же буддисты утверждают, что каждое живое существо прошло через этапы падения и инволюции и несет за это персональную ответственность98.

В: Когда эта «поврежденность» объявляется грехом, человечеству сразу выставляется такая планка…

А.И: Эту планку человечеству ставили еще в самые дикие и первобытные времена. В подавляющем большинстве первобытных племен существовала градация их членов: были дети, и были взрослые. И взрослые обладали такими правами, которыми дети не обладали. Например, они могли позволить себе завести жену, детей и очень многое другое. А знаете, как осуществлялся переход от детской стадии жизни к взрослой?

В: Через какую-нибудь инициацию.

А.И: Да. Знаете, в чем она заключалась?

В: Должно было быть какое-то очень жестокое испытание.

А.И: Настолько, что многие подростки не выдерживали и умирали. Во многих сказках мотив такого испытания-инициации присутствует, как отражение первобытных языческих обрядов99.

В: И надо было так укрепиться духом, чтобы через него пройти…

А.И: Да. Поэтому планка задавалась с самого начала.

В: Похоже, в современном обществе это, к сожалению, утеряно, мы такие амебные растем… Поэтому и не вырастаем, видимо, остаемся инфантильными до седых волос.

А.И: Да, есть такое мнение, что глобальная инфантилизация общества – это самая большая проблема Запада, в том числе – «сюсюкание» со своими психотравмами и категорическое нежелание брать на себя ответственность за свою жизнь.

В: Значит, первородный грех в том и заключается, что человек боится боли?

А.И: В том, что он ее не просто боится, а реагирует на нее сужением сознания, эгоистическими мыслями только о себе, о том, как от нее избавиться. Если вам приходилось испытывать сильную мучительную боль, вы понимаете, о чем я говорю, и не бросите камень в тех, кто не выдерживал пыток. Когда очень больно, сознание очень сильно сужается.

В: До себя одного… Или вообще – до точки боли.

А.И: Наше тело уже одним только фактом своей смертности (придающей ему онтологический статус посюсторонности) властно зовет нас в животный мир, на нижние этажи сознания, туда, где нет никаких моральных или этических принципов, трансцендентально связанных с запредельными телесному бытию планами мироздания, туда, где правит один закон – инстинкт выживания любой ценой. Ну и разумеется, все обслуживающие этот инстинкт и наросшие вокруг него оболочки эго – жажда присвоения, очень близко стоящий к ней инстинкт самоутверждения… Откуда вообще все грехи? Продажность, склонность к предательству…

В: А желание власти тоже из тела?

А.И: Конечно. Это как раз и есть инстинкт самоутверждения, но не только. Знаете, чем Сталин занимался по ночам? Проверял и утверждал списки приговоренных к расстрелу100. И требовал, чтобы расстреливали больше.

В: И это жажда тела?..

А.И: Да. Что стало бы с великим вождем, если бы он не избавлялся от своих политических врагов?

В: Уничтожили бы. Но он же не от врагов, а от обычных людей избавлялся. Или он всех считал врагами?

А.И: Конечно, это паранойя. Такая параноидальная жажда уничтожения, которой были одержимы все тираны, имеет очень четкую параллель в Священном Писании: приказ царя Ирода об убиении двадцати тысяч невинных младенцев (Мф. 2.16.). Понимаете, из каких недр поднимается это безумие?

В: Из страха смерти…

А.И: Да. Это именно страх смерти. Именно он стоит за любыми параноидальными проявлениями личности. Жажда продлить собственное телесное существование настолько велика, страх, цепляние за свою жизнь настолько властно и безоговорочно сужают сознание, что ценность чужой жизни парадоксально (но на самом деле – компенсаторно) утрачивает всякое значение. От высших ценностей, а порой даже и высших уровней личности не остается и следа. И это, конечно, патологические крайности. Однако влияние страха смерти далеко не исчерпывается только ими. Можно сказать, что оно разлито по всему житейскому морю. Просто где-то оно грубое и выпяченное, а где-то более тонкое и неявное. Например, наше сознание сужается и тогда, когда мы испытываем, пусть даже и в лечебных целях, уже нам почти не знакомое чувство голода. В общем, можно сказать, что оно сужается всегда, когда для тела встает вопрос о жизни и смерти, вопрос о выживании – неважно, мнимом и надуманном, или реально угрожающем. И эта склонность нашего сознания к сужению в такие моменты как раз и есть печать первородного греха на человеческом естестве (или существе). То, каким образом Христос преодолел и искупил этот первородный грех, имеет самое прямое отношение к нашему рассуждению. Я имею в виду то, каким образом Христос перенес свои крестные муки.

Ключевым моментом гонений и казни Христа было то, что Его терзали и предавали распятию в Его человеческом облике, в Его человеческом теле. В акте распятия сконцентрировалось все зло: со времен Эдемских не было сотворено бо́льшего зла в мире людей, включая и падение Адамово. В Евангелии это хорошо отражено в том месте, где толпа в едином порыве отвечает Пилату: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27.25). Все темное, что в исступленном сатанинском экстазе выплеснуло свою ненависть на Христа, ополчилось не на некий абстрактный свет, не на изображение Господа, не на Заветы Его, а именно на конкретного человека, которого они захотели распять; и поскольку все это происходило внутри человечества, то один из людей (вот что сотворило соединение человеческого и Божественного!) – не Бог, а один из людей – взял на себя грехи всех остальных. Вполне вероятно, что мы до сих пор не стерты с лица Земли, несмотря на всю бездну человеческой греховности именно благодаря тому, что сделал Иисус. И если это так, значит, в нем же – залог того, что первородная порча, возникшая от падения Адамова, будет когда-то преодолена всеми его потомками.