Читаем без скачивания МУЖИК. ИСТОРИЯ ТОГО ЧУВАКА ИЗ ANTHRAX - Скотт Иэн

«Я собрал сумку. Еду к тебе прямо сейчас».

У меня была старая говенная тачка. Я поехал к нему, и прожил у него почти четыре месяца. Я пользовался железной дорогой Лонг-Айленд, чтобы добираться вместе с ним до работы по утрам, и тусил в городе по вечерам, перед тем, как вернуться домой. Несколько месяцев спустя отец поговорил с мамой и сказал, что я хочу жить в Квинсе с друзьями, и она должна принять меня обратно. Поначалу мама была не восторге, но в конце концов сдалась, хотя по-прежнему не поддерживала мои рок-н-ролльные мечты.

Главной проблемой Anthrax в то время было то, что в группе все были не те. Джон был отличным парнем, но не мог петь. У него был яростный кричащий голос, но он не мог петь мелодично, а мы понимали, что хотим стать известной, мощной группой вроде Judas Priest или Iron Maiden, в которой был вокалист, который мог орать во все горло. Мы пытались заставить Джона петь, но это не сработало и мы попросили его уйти. Это было начало бед Anthrax с вокалистами.

Мы попробовали парня по имени Джимми Кеннеди, но он тоже не подошел, и тогда к группе присоединился мой брат Джейсон. Ему было четырнадцать, и у него все еще был высокий голос, и он мог исполнять мелодии. Он сыграл с нами несколько шоу, включая одно в клубе в Лонг-Айленде под названием «My Father's Place», где выступали многие известные группы, но мы хотели гастролировать, а Джейсон еще учился в средней школе. У мамы бы случился аневризм, если бы он забил на учебу, и так же сильно, как она трепала мне нервы, я любил свою маму, поэтому тут было без вариантов.

Были и другие проблемы с составом. Нам пришлось избавиться от Пола Кана, потому что он не мог играть наш новый, тяжелый материал. Кенни Кушнер заменил его на какое-то время. Он был еще одним парнем, который ходил в нашу школу и которого мы знали по району. Он был хорошим басистом, но хотел играть на гитаре и петь в более хард-роковой группе, поэтому он тоже ушел.

Тогда Денни взял в руки бас, и мы прослушали пару гитаристов. К нам присоединился Грег Уоллс, и несколько лет все шло весьма неплохо. Он был хорошим человеком и смышленым парнем. Он напоминает мне Сэтчела из Steel Panther. С ним было очень весело, и я был разочарован, когда пару лет спустя он ушел, сделав выбор в пользу более стабильной сферы деятельности. Боб Берри заменил его на какое-то время. Он играл очень хорошо, но ничего не знал о метале.

Но бесспорно самой большой нашей проблемой было то, что мы по-прежнему не могли найти нужного вокалиста. Главное, что у нас было — это место, где писать песни и репетировать, пока мы не найдем человека. Мы снимали комнату на Бей Терес в местечке под названием Брюери, это было прямо напротив маминого дома, но наш друг Пол Орофино (владелец этого места) закрыл магазин, чтобы открыть большую и лучшую версию Брюери Стьюдиос в Миллбруке, Нью-Йорк, и сделал успешный бизнес.

Я нашел еще одно местечко в 1982-ом, после того как взял еженедельную нью-йоркскую музыкальную газету и увидел объявление о сдаче репетиционных комнат по 150 баксов за месяц. Это было гораздо дешевле, чем почасовая оплата, которую мы платили в Брюери. Парень по имени Эндрю Фридман был управляющим этого здания. До этого он играл на конгах в Kid Creole и Coconuts, так что он знал о музыкальном бизнесе и какое-то время помогал нам. Потом мы заценили местечко, которое все звали Мьюзик Билдинг. Это была дыра в самой плохой части Южной Ямайки в Квинсе, но группы могли репетировать там хоть круглые сутки. Все комнаты прежде сдавались под офисы, но бизнесмены испугались, вероятно, дула пистолета. И владельцы начали сдавать эти места группам. Можно было поставить замок на дверь, повесить на стены постеры и флаеры. Можно было утеплить это место, притащить ковер и все, что душе угодно. И на входе всю ночь стоял охранник, поэтому, пока ты был внутри, никого не могли подстрелить. Но выходя из здания ты сам отвечал за свою жизнь.

Бесспорно, это место было мерзким. Зимой здесь был настоящий дубак, а летом жара как в паровом котле. Здание было грязное, кишащее мышами, тараканами, и один Бог знает, чем еще. Но репетиционные комнаты были гораздо больше, чем мы привыкли. Мы легко могли поместить туда все свое оборудование, подключить всю аппаратуру, врубить громкость и делать вид, что мы — Judas Priest. Мне нравилось иметь много места, потому что у меня было чувство, что мне все время нужно все это барахло. Эй, у меня было двенадцать кабинетов Маршалл и я собирался их использовать, черт побери! Мы серьезно раскошелились на огромную комнату в 300 баксов за месяц. Учитывая, что мы репетировали по пять дней в неделю, это была отличная сделка. Это место стало нашим клубом. Мы тусили там все время. Я по-прежнему жил в крошечной комнате в квартире мамы в Квинсе. Поэтому наша комната для джемов в Мьюзик Билдинг была больше похожа на мою собственную квартиру. Как только освобождался от работы, я ехал прямиком туда, сидел там допоздна, а потом ехал домой и ложился спать. Потом вставал, шел на работу и повторял то же самое. По выходным я сразу ехал в Мьюзик Билдинг и колдовал над своей аппаратурой и джемовал.

ГЛАВА 5

ЗАМЕНА ОТРАБОТАННЫХ ДЕТАЛЕЙ

Как-то сидя в одном из офисов Мьюзик Билдинг, я узнал, что Гай Сперанца свалил из Riot. Я чертовски обожал Riot и считал, что у Гая отличный голос. Я подумал, а вдруг получится переманить его в Anthrax. Я достал его номер у Эндрю Фридмана, который по-прежнему имел большие связи и в какой-то степени был нашим менеджером. Я позвонил, он ответил.

«Гай?»

«Ага, кто это?»

«Ээ…меня зовут Скотт. У меня есть группа под названием Anthrax».

Тогда мы еще были никем. И он спросил: «А ты откуда взял мой номер?»

Пришлось соврать: «Да лейбл дал».

«А, окей.»

«Я просто звоню, потому что мы — группа, новая перспективная группа, и у нас происходит много всякого. Эндрю Фридман, который играл в Kid Creole и Coconuts, наш менеджер, и…»

Я вылил на него кучу всякой херни. Я всегда славился даром красноречия. А потом сказал: «У нас тут все закрутилось и нам нужен вокалист. Ты бы идеально нам подошел. Ты бы смог очень сильно нас продвинуть».

Гай (который к несчастью умер в 2003-ем от рака поджелудочной железы) вообще-то нормально меня воспринял, учитывая, что я, незнакомый чувак, звонил ему с бухты — барахты. Он поблагодарил меня за то, что я вспомнил о нем, а потом объяснил, что ушел из Riot, потому что сыт по горло музыкальным бизнесом.

«С меня хватит. Я больше ни в одной группе в жизни играть не буду» — сказал он.

«Серьезно? Но почему?»

«Если будешь этим заниматься так же долго, как я, сам поймешь. Я возненавидел все это. Сейчас я работаю в Бруклине дезинфектором и чувствую себя намного счастливее».

Я поблагодарил его за разговор и повесил трубку. А потом осмыслил его слова. Что могло быть такого плохого, чтобы заставить Гая уйти из отличной рок-группы и заняться уничтожением насекомых?

Раз уж Гай Сперанца не собирался присоединиться к Anthrax, я решил позвонить Нилу Тёрбину, которого знал еще с Бейсайда. Мы познакомились на уроках в телестудии, где создавали собственные фильмы. Нашим учителем был Арнольд Фридман, которого спустя несколько лет арестуют и обвинят в растлении несовершеннолетних. Режиссер Эндрю Жареки даже снял документалку под названием «Арест Фридманов» о ходе расследования этого дела. Забавно, что учитель занятий по киноискусству поднял тему фильма, который был тепло принят критиками. Так или иначе, не думаю, что Фридман оценил всю иронию. Остальная часть мира могла знать Арнольда как извращенца, но я лишь помнил его как классного учителя. Мы с Нилом бывало тусили в школьной киностудии и играли музыку. Мы притаскивали гитары, джемовали и сами себя снимали. Нил очень интересовался UFO и знал о них все, что можно. А еще он любил Judas Priest. Нам нравились одни и те же группы. К тому же Нил зависал в городе. Он бывало ездил в CBGB и Грейт Гилдерсливс, у него были связи в этих клубах.

В то время он пел в какой-то другой группе, вот почему я не обратился к нему раньше. Пронюхав, что он свободен, я позвонил и спросил его, не хочет ли он петь в Anthrax. К тому моменту у нас происходило немало всякого, чтобы вызвать у него интерес, но он сперва хотел услышать наши песни. Мы показали ему то, над чем работали, и он сказал: «Я не буду петь эти слова. Я напишу СВОИ».

Нас это вполне устроило, и он написал свои тексты, некоторые из которых получились очень глупыми. В одной песне под названием «Soldiers Of Metal» был такой припев: «Blasting the cannons, shaking the ground / Hacking and killing, we're not fooling around»[11]. Но фиг с ним. Мы почувствовали, что нашли реального вокалиста, настоящего фронтмена. То, что мы по факту нашли, оказалось лишь настоящей катастрофой.

Нил считал себя фронтменом, и не собирался выслушивать ни одного гребаного слова от других в отношении чего-либо. Ясен перец, это совсем не нравилось остальным. В Anthrax царила демократия. Я терпел честолюбие Нила до поры, до времени. Я думал: «Окей, я все понимаю. Ты нам нужен. Ты вокалист. Но ты здесь не босс, говнюк».