Читаем без скачивания Агентство «Томпсон и К°» - Жюль Верн

От Санта-Круша до Орты, столицы Фаяла, около ста тридцати миль. Пароход проплывет их приблизительно за одиннадцать часов.

На следующий день программа ожидалась насыщенная, и палуба опустела рано. Робер тоже направлялся в каюту, когда к нему подошел Роже де Сорг и дружески пожелал ему спокойной ночи.

— Кстати,— сказал он, когда они прощались,— позволю себе нескромность полюбопытствовать, мой дорогой соотечественник, в каком университете Франции вы преподавали?

Робер рассмеялся, нимало не смутившись.

— Только в воображении господина Томпсона,— ответил он весело.— Этим званием я обязан лишь ему; и, поверьте, сам я к этому нисколько не причастен.

Робер удалился. Роже задумался, глядя ему вслед.

— Он никакой не профессор. Это очевидно. Гидом стал случайно. Очень меня интересует этот господин.

Сделав жест, как бы отгоняющий от себя надоедливые мысли, Роже спустился в каюту. Но, уже засыпая, продолжал бормотать:

— Никак не могу отделаться от мысли, что где-то уже видел этого человека. Но где?…

Глава VI

ПЕРВЫЕ БЕЗОБЛАЧНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Когда на следующий день Робер поднялся в семь часов на палубу, корабль неподвижно стоял на якоре в порту Орта, столице острова Фаял. Со всех сторон на горизонте виднелась земля.

Укрепленный с флангов фортами[47], город выстроился амфитеатром, вознося друг над другом колокольни церквей. На самом верху возвышалось громадное сооружение — некогда иезуитский[48] монастырь.

На севере взгляд упирался в гору Понта-Эспаламака, загородившую рейд с одной стороны. На юге он встречал две скалы, обрамляющие гору Монти-Кейдому. Там была плотина, разделявшая порт и Понта-да-Гуйя, кратер остывшего вулкана. Кратер в ненастную погоду служил убежищем для рыбаков.

Далее взгляд свободно простирался до западной оконечности острова Сан-Жоржи, примерно на расстояние двадцати миль.

На востоке виднелся огромный массив Пику, гора и остров. Берег острова появлялся из воды внезапно, постепенно переходя в отвесную вершину две тысячи триста метров над водой. Саму вершину Робер видеть не мог. Туман не позволял взгляду проникнуть дальше ста двадцати метров. От этого вихря испарений воздух находился в непрерывном движении, в то время как внизу дули юго-восточные пассаты. Наверху клочья туч постоянно отделялись от облаков, без конца меняющих форму, и исчезали, уносимые пассатами.

Под этой непроницаемой пеленой, на склоне, спускающемся к морю, располагались в окружении полей, лугов и деревьев многочисленные кинта[49], где зажиточные обитатели Фаяла находили убежище от москитов и летнего зноя.

Робер восхищался этой панорамой, когда голос Томпсона вывел его из задумчивости:

— Добрый день, господин профессор, замечательный вид, не так ли! Если вы не возражаете, в это утро я хотел бы воспользоваться вашими услугами. В соответствии с программой пассажиры должны, как вы знаете, сойти на берег в восемь часов. Нам с вами нужно кое-что подготовить.

Подчиняясь заданию в столь деликатной форме, Робер в сопровождении Томпсона оставил корабль. Следуя морским берегом, они добрались до первых домов Орты. Вскоре Томпсон остановился, указывая на довольно большое здание с вывеской на португальском языке. Робер перевел:

— Отель де ла Виерж.

— Пусть будет отель де ла Виерж. Войдем и поговорим с хозяином.

Но у хозяина, по всей видимости, не было столько энергии, сколько у путешественников. Он еще не встал. Пришлось ждать около четверти часа, пока он выйдет.

Между хозяином и Томпсоном завязался разговор. Робер переводил вопросы и ответы.

— Можете вы нам приготовить завтрак?

— Сейчас?

— Нет, к одиннадцати часам.

— Ну конечно. И стоило меня беспокоить так рано.

— Дело в том, что нас очень много.

— Я вижу только двоих.

— Да, мы двое и, кроме нас, еще шестьдесят три человека.

— Черт возьми! — воскликнул хозяин, почесывая затылок.

— Так как же? — упорствовал Томпсон.

— Ладно,— сказал хозяин решительно,— к одиннадцати часам приготовим шестьдесят пять завтраков.

— Сколько это будет стоить?

Хозяин на мгновение задумался.

— Вам подадут яйца, свинину, рыбу, курицу и десерт на двадцать три тысячи рейсов[50], включая вино и кофе.

Двадцать три тысячи рейсов — это примерно два франка на человека — было баснословно дешево. Но Томпсон придерживался другого мнения. Он начал ожесточенно торговаться. В конце концов сошлись на семнадцати тысячах рейсов.

Потом стали торговаться относительно транспорта. После десятиминутного спора хозяин обязался за тридцать тысяч рейсов предоставить на следующий день в распоряжение туристов шестьдесят пять лошадей и мулов[51], в основном мулов. Повозок на острове не было.

Оказавшись свидетелем этих споров, Робер с удивлением обнаружил, что Томпсон, полагаясь на счастливый случай, совершенно не подготовился к экскурсии.

«Все это не сулит ничего веселого»,— отметил про себя молодой человек.

Договорившись с хозяином, Томпсон и Робер поспешили к пассажирам.

Путешественники толпились на набережной и с нетерпением ждали администратора. Один только Элиас Джонсон остался на борту, демонстрируя таким образом протест против обмана. А вечно недовольный Саундерс молча показал Томпсону на своих часах, что большая стрелка уже перешла за половину восьмого.

Томпсон же был приветлив, оживлен, озабоченно потирал лоб, изображая активность. Он выстроил пассажиров наподобие некоего подразделения.

Англичане привыкли путешествовать таким образом и легко подчиняются требованиям почти военной дисциплины. Для них это естественно, и они послушно образовали шестнадцать рядов по четыре человека в каждом. Один лишь Роже де Сорг удивлялся и едва сдерживал распирающий его смех.

В первом ряду шествовала леди Гайлбат, а рядом с ней сэр Гамильтон. Это место принадлежало им по праву. Таково было мнение самого барона, и он, казалось, готов был лопнуть от удовлетворения. Остальные руководствовались личными симпатиями. Роже стал четвертым в ряду семейства Линдсей.

Себя Томпсон, естественно, в колонну не поставил. Он появлялся то там, то здесь, возвращая на место выступающих из строя, обуздывая поползновения к свободе, подобно полководцу или, если употребить более точное выражение, подобно наставнику, надзирающему за процессией дисциплинированных зубрил.