Читаем без скачивания Исповедь послушницы (сборник) - Лора Бекитт

А Хелки, оставшись наедине с сыном, протянула ему нож с костяной рукояткой, похожий на те, которые носили воины ее родного племени, и сказала:

– Возьми. Он тебе пригодится. Ты должен научиться обращаться с ним так, чтобы он никогда не знал промаха.

У Ниола загорелись глаза.

– Где ты его взяла?!

– Увидела и купила. «Серый человек» об этом не знает. Пусть это оружие станет продолжением твоей руки и защитой твоего сердца, пусть оно слушается твоего разума и не будет тверже твоей души.

В это время Мануэль Фернандес пытался выглянуть в зарешеченное оконце под потолком своей камеры. Ему удалось это сделать, когда он встал на стул. Узник увидел большой квадратный двор, огороженный четырехсторонним фасадом огромного мрачного здания с множеством забранных решеткой окошек. Мануэлю казалось, что в некоторых из них мелькают человеческие лица, но ни одно из них он не смог разглядеть.

Мануэль спустился на пол, и его объял ужас. С темного, будто закопченного потолка свисали лохмотья паутины, деревянная дверь была обита железом, на каменном полу валялась охапка грязной соломы. Неужели это все, что ему суждено видеть на протяжении двадцати лет?! Стены камеры были испещрены надписями и рисунками, и, чтобы немного успокоиться, Мануэль принялся их разглядывать. Одни были откровенно непристойными, другие принадлежали тем, кто отчаялся и находился на грани помешательства, третьи выводила рука того, кто окончательно ожесточился и разуверился во всем, что когда-либо знал. То была своеобразная летопись, запечатленная на камне.

Мануэль провел здесь слишком мало времени, и пока ему нечего было вписать в эту арестантскую книгу. Усилием воли он прогонял воспоминания о ярком солнце, безоблачном небе, густой траве и пестрых цветах, прогонял, зная, что со временем они отдалятся и поблекнут сами, – так же, как люди, о которых он тосковал, сделаются похожими на призраки. Ему было еще далеко до настоящего отчаяния, и все же он чувствовал себя раздавленным.

Мужчина подумал об инквизиторе. Армандо Диас присутствовал на суде, и в его глазах светилось откровенное торжество. Пожалуй, он знал о судьбе Асусены и Паолы гораздо больше, чем хотел показать. Скорее всего, он имел в этом деле собственный интерес! Как жаль, что ему, Мануэлю, не удалось вытряхнуть из тела инквизитора его подлую душу!

Мужчина закрыл лицо руками. Что его ждет? Теснота, полумрак, миска похлебки из арестантского котла, ругань тюремщиков. Вероятно, изредка его будут выводить на прогулку, и тогда он сможет увидеться с товарищами по несчастью.

Неделю назад он написал прошение королю. Раз в год ему было даровано право просить у государя помилования. Мануэль знал, что в первые пять лет нечего и надеяться на смягчение наказания, но таков был обычай. Будь его воля, он умолял бы заменить заключение в мадридской тюрьме отправкой на галеры, откуда он, возможно, сумел бы сбежать.

Через два месяца Мануэлю сообщили о том, что король отказал ему в помиловании. Это произошло и на второй, и на третий, и даже на пятый год. Время текло неумолимо и равнодушно. Прошло десять лет.

Глава VI

Наступил 1566 год. Четыре года назад Филипп II выбрал Мадрид местом пребывания королевского двора и в короткий срок сумел окружить новоявленную столицу ожерельем прекрасных дворцов. Резиденцией монарха был избран замок Алькасар, древняя мусульманская крепость, выстроенная на высоком холме в западной части города.

Теперь по мостовым некогда тихого, скромного городка грохотали кареты, а его жители с гордостью заявляли: «Нет другой столицы, кроме Мадрида». В город хлынула аристократия, прежде обитавшая в Толедо. Недавние провинциалы быстро усвоили новую моду: мужчины начали завивать волосы и носить парики, пользоваться духами и пудрой, женщины сменили традиционные черные платья на разноцветные одежды. Хорошим тоном считалось наличие многочисленной прислуги и предметов роскоши. Мадрид быстро стал городом богатства и нищеты, господ и слуг.

Центром города была Большая улица, по которой можно проехать в королевский дворец. Она была самой оживленной и самой красивой и вскоре стала излюбленным местом прогулок знати: кавалеры и дамы бродили в тени крытых галерей, обрамлявших улицу с двух сторон, останавливались возле дорогих лавочек, где покупателям предлагались роскошные ткани, золоченое и чеканное оружие, заморские украшения и ковры.

Паола Альманса долгое время не подозревала о существовании Большой улицы и ее соблазнов. Ей исполнилось семнадцать лет, и она привыкла носить скромное темное платье и грубоватые башмаки. Волосы расчесывала на прямой пробор и заплетала в косу, которую перевивала узкой черной лентой и заворачивала в ткань, закрепляя ее на макушке. Такой головной убор считался традиционным, и Паола не обращала внимания на то, что многие сеньориты заменяют его покрывалом из тонкой прозрачной ткани, которое удерживалось обручем, усыпанным драгоценными камнями. Отец так часто внушал ей мысли о скромном и благочестивом образе жизни, что она не задумывалась о том, что можно существовать как-то иначе.

Однако скорее небо упадет на землю, чем девушка – не важно, красива она или нет, – рано или поздно не заинтересуется нарядами. Пришло время – и Паола прозрела.

Девушка заметила, что на улице и даже в церкви кавалеры и дамы обмениваются взглядами, что порой тот или иной кабальеро передает приглянувшейся сеньорите записку или даже заводит с ней беседу, приблизившись к дверце ее экипажа. Паола не ездила в карете, но часто бывала в церкви, причем без сопровождения, поскольку у нее не было горничной. Несмотря на это, никто никогда не глядел в ее сторону. Не то чтобы она желала с кем-либо познакомиться или страстно мечтала о любви, но все-таки это казалось немного странным.

Армандо Диас считал свою дочь самостоятельной девушкой; в его отсутствие она распоряжалась расходами, и он не спрашивал у нее отчета.

При этом Паола не знала, бедно или богато они живут. В доме никогда не было дорогих, а тем более роскошных вещей. Однако они хорошо питались, отец не жалел денег на книги, а в храме всегда щедро подавал милостыню. Армандо ни в чем ей не отказывал, но она не привыкла просить. И все же на этот раз Паола нашла в себе силы сказать:

– Отец! Я бы хотела купить себе новую одежду. Мне кажется, что в этом платье я похожа на ворону.

Армандо вздрогнул и с горечью посмотрел на Паолу. Она была прекрасна, ослепительна, как солнце или яркая звезда. Роковой миг наступил. Никакая, даже самая убогая одежда не могла спрятать ее красоту. Запреты уничтожат доверие Паолы, доверие, которого он сумел добиться лишь спустя много лет. Оставалось смириться и уповать на милосердие Бога.