Читаем без скачивания Я дрался в Вермахте и СС. Откровения гитлеровцев - Артем Драбкин

– Когда вы поняли, что Германия проигрывает войну?

– Я был уже в плену. Да, в 1944 году. Хотя мы тогда получали информацию только из газеты национального комитета «Свободная Германия». Нам читали политинформацию, и редакторами там были Пик, Гротевол и прочие люди, которые потом были в ГДР.

– Как вы восприняли капитуляцию?

– Никак. В лагере военнопленных нам сообщили, что война закончилась, капитуляция. Тогда было точно так, как сегодня. Мы читаем в газетах только то, что газеты захотят написать и на что имеют разрешение.

Помню, мы были в Плоском, на сельскохозяйственных работах. Туда из Германии вернулась русская часть. Они ликовали, у них были часы, по две штуки на каждой руке. Тогда мы поняли, что война закончилась.

– Данке шон.

– Khoroscho.

Описание пребывания в плену, сделанное самим Зигфридом Эртом

8.10.1944 – в 10.30 утра под Кемью (Финляндия) попал в финский плен. Марш через Кемь на юг, затем возвращаемся назад в бывший немецкий военный госпиталь (северный выход).

9.10.1944 – приход группы финских офицеров штаба вместе с группой советских. Вечером допрос – допрашивающий советский полковник (через советского капитана и финского старшего лейтенанта).

10.10.1944 г. – транспортировка морем в Оулу (с главным счетоводом Шифеле и лейтенантом Арнольдом). Там нас ожидали немецкие офицеры из предприятия «Торнио». Среди них – лейтенанты Гёринг, Вурм, Шнайдер, Брюдерлин…

17 (или 18).10.1944 – разгрузка. По слухам нас направляют в лагерь в Лахти.

21.10.1944 – под Випури нас передают русским. Их около 45 офицеров и 2500 солдат. Прибыли мы в Випури ночью, спали в физкультурном зале технического института.

22.10.1944 – дезинсекция. Все личные вещи изъяты. Офицеры, попавшие в плен в Торнио, Кеми и Хохланде, также прибыли. В том числе и мои сослуживцы из 1-го батальона 139-го полка.

Примерно 24.10.1944 – отправка всех военнопленных транзитного лагеря. 10 человек офицеров задержали для допроса (в старой бане), это главный счетовод Келер, обер-лейтенанты Вайс и Шинке, лейтенант Райн, штабс-медик Шульте, штабс-ветеринар Хаук.

После нескольких допросов (каждый по 3–4 часа) нас 3 (или 4) ноября 1944 года увозят на машинах ГПУ в Ленинград (Волосово). Еды почти никакой, ее отобрал конвой под предлогом «выискивания вшей».

Около 10 часов утра разгрузка в Волосово, затем марш в лагерь. Нас обругали свои же – прибывшие с острова Эзель немецкие солдаты. В тот же день расформирование лагеря и снова перевозка. 1000 человек немцев и 1000 человек эстонцев доставили на бумажную фабрику под Боровичами. Питание – как обычно (то есть ничего)!

В лагере Боровичи непрекращающиеся драки между немцами и эстонцами. Размещены в помещении с двумя парашами на всех.

Офицеров два дня спустя отправили дальше (обычным пассажирским поездом) в лагерь Боровичи. Туда же прибыли и те офицеры, которых выдали финны. Впервые увидел офицеров из так называемой «армии Зейдлица».

10–14 дней спустя переброска в городской лагерь (лагерная группа 27). Условия ужасные, в день умирают по 20–22 человека. Снова встретил знакомых, и они почти сразу же умерли (дизентерия).

Примерно 3 недели спустя всех офицеров собрали и направили в особый лагерь для офицерского состава (лагерь 150). По 19 человек в отделении с зарешеченными окнами на пассажирском поезде.

16.12.1944 – прибытие в Трязовец под Вологду в 150-й офицерский лагерь (размещенный в бывшем монастыре). Несколько дней, включая Рождество, в карантине, теснота страшная. Спим прямо на голом полу, ни матрацев, ни спальных принадлежностей.

Начало января 1945 г. – разместились в столовой лагеря. К Пасхе попадаю в госпиталь с подозрением на дифтерит.

12.05.1945 – 18 человек, в том числе и меня, направляют в совхоз Плоское на строительные работы. Жизнь более-менее переносимая. После завышения норм выработки у 250 человек значительное ухудшение здоровья. Рождество 1945 г. и Пасху 1946 г. благополучно пережили.

10.05.1946 – по политическим мотивам направлен вместе с 10 другими военнопленными назад в лагерь на строительство дорог.

Начало июня 1946 г. – формирование транспорта. Сначала работы в карьере. Драка с советскими охранниками.

03.07.1946 – наконец-то отправка.

11.07.1946 – мы в Борении под Горьким, лесной лагерь 117/16 Черный. Строительная бригада. Подход к работе типично русский. Январь – февраль 1947 г. – на транспортировке леса.

В середине февраля 3-я рабочая группа/6 занимается изготовлением ручек для топоров. Незадолго до Троицы – переброска в обход. Нас 6 человек работало без охраны у домика начальника станции.

1-й день Троицы 1947 г.

Переброска в центральный лагерь 117/17. Там 3-я группа послана на строительные работы в клуб им. Свердлова (центр города), в 14-ю школу и 52-ю школу. До августа в 3-й рабочей группе/6.

В сентябре переброска в уже знакомый лагерь 9. Лагерь 17 необходимо освободить (школа).

21.11.1947 г. 3-я рабочая группа в полном составе доставлена в лагерь 1. Там не работаем. С декабря 1947 г. по февраль 1948-го – несение службы в бараках в кп-12 (Гуго Ройбер).

16.02.1948 – первые работы на постройке малоэтажки.

20–30.03.1948 – «Дом отдыха».

Начиная с 31.03.1948 г.:

Работали на ТЭЦ (Автозавод имени Молотова)

15.04.1948 – 3-я рабочая группа снова на несении службы в бараке (кп-12).

05.05.1948 – я включен в число отправляемых на родину.

10.05.1948 – разгрузка на Московском вокзале г. Горького.

11.05.1948 – в 4 часа утра отъезд из Горького.

14.05.1948 – в Москве.

Затем Можайск – Смоленск – Орша – Минск – Брест (15.05) Варшава – Кутно – Познань (18.05).

18.05.1948 – прибытие во Франкфурт-на-Одере.

20.08.1948 – отъезд из Франкфурта на Одере в 23 часа.

21.05.1948 – прибытие в Пирну.

22.05.1948 – 11 часов утра – освобождение.

Либиш Гюнтер (Liebisch, Gunther)

Синхронный перевод – Анастасия Пупынина

Перевод записи – Валентин Селезнев

– Представьтесь, скажите, где вы родились и кто были ваши родители?

– Eto ja ne wse ponjal. Я родился в нынешней Польше, в Силезии, недалеко от Бреслау, который сегодня называется Вроцлав. В католической деревне с населением в тысячу человек. В школу я пошел в 1932 году в возрасте 6 лет. Окончил ее в 1940 году и переехал жить во Вроцлав, учиться на электрика.

Когда в 1939 году началась война, я еще жил в Силезии. Наша деревня стояла прямо у автобана. Он был забит транспортом, мы видели, что готовится война. Солдаты иногда вставали на привал недалеко от дома, и мы, подростки, разговаривали с ними.

– Насколько сильна была в школе национал-социалистическая пропаганда?

– Пропаганда была сильна, но мы жили в католическом регионе. Мы должны были ходить в церковь два раза в неделю. В шесть утра начиналось школьное богослужение, а в семь – учеба в школе. Церковь не поддерживала национал-социалистов, поэтому пропаганда нивелировалась. Тем не менее в Гитлерюгенд надо было вступать обязательно. С десяти лет принимали в Юнгфольк. Мы получили униформу. По вечерам в специальном помещении собиралось наше «товарищество». Летом мы выезжали в палаточные лагеря. Там нас учили ориентироваться на местности, рассказывали, какие бывают виды деревьев, как их узнать по коре и листьям. Стрелять не учили. Это не было каким-то извращением, это было полезно и интересно.

В сентябре 1939-го к нам в деревню пришли первые польские военнопленные. Мы работали на полях вместе с ними, научились говорить по-польски. У нас были прекрасные отношения, о какой-то враждебности не могло быть и речи. Им у нас в деревне было хорошо – жилье было, и они были практически свободны. Только постепенно становилось понятно, какое безумие эта война, в первую очередь война с Россией. Сейчас пишут, что, если бы мы не напали на русских, они бы сами на нас напали. Это полная ерунда! В то время у нас была такая сильная армия, что русские не могли на нас напасть.

По окончании учебы я должен был надеть униформу. 30 марта 1944 года меня призвали в танковые войска. В одном маленьком городке в Шлезии в танковой резервной части номер 50 я проходил обучение на танкового ремонтника, электрика. Обучение шло прямо в ремонтном цеху. Когда я закончил обучение, то попал на формировку в Данию. Номера или названия этой части я не помню – это была сборная часть. Туда я попал из-за разногласий со старшим ефрейтором. Он был очень гордый, и я не мог найти с ним общий язык. Данию мы называли Шпек-фронт, Сальный фронт – там было спокойно и сытно. Там я прошел обучение на минометчика. За деревней, в которой мы жили, был хутор, в котором стоял пост. Меня и еще двоих послали туда дежурить. Мы решили, что втроем можно не стоять, и я пошел в дом. Потом ко мне присоединился второй товарищ, ему тоже было неохота стоять на посту. Пришла проверка, нас поймали и судили военным судом. В административном порядке приговорили к двум неделям штрафного взвода и четырем неделям на фронте. Не было бы счастья, да несчастье помогло: я не мог поехать на фронт, поскольку был болен – во время длинного марша стер палец на ноге, началось воспаление, и я не мог ходить. А мой товарищ поехал на фронт и оттуда не вернулся. Когда я выздоровел, то меня отправили в штрафной взвод. Там нас мучили и гоняли. Мы должны были целый день маршировать без какой-либо еды и питья от расположения части до бункера в лесу, который строили русские пленные. Помню, они нам дали кусок хлеба… В первый раз русских пленных я видел в 1943 году в Бреслау. Там строили картофельный склад, и я, как электрик, прокладывал проводку и устанавливал оборудование. Там пришел поезд с картошкой, и русские пленные его разгружали. Там я в первый раз услышал русскую речь. Как и немецким пленным в России, не всем русским пленным в Германии жилось плохо.