Читаем без скачивания Повседневная жизнь французов при Наполеоне - Андрей Иванов

К вечеру море заволновалось, и французский флот был потревожен сильной бурей. Наполеон поспешил к пристани. Когда он прибыл на место, то гроза окончилась и опасность миновала. Флотилия вошла в гавань. Наполеон возвратился в лагерь, где войско предавалось веселью.

Однако демонстрацию фейерверков отложили на следующий день из-за сильного ветра. Когда ее все же провели, то отблеск огней был виден даже с берегов Туманного Альбиона[132].

Вторая половина 1804 года представляла собой череду торжеств. «Праздники сменялись один другим, — вспоминала Лаура д'Абрантес[133], — и соперничали в великолепии и вкусе. Армия дала один в Олимпийском театре. Он был хорош; но данный императору маршалами в зале Оперы никогда и ничего не имел подобного. Это было волшебство, очарование… Зала, вся украшенная серебряным газом и гирляндами свежих, ярких цветов; множество восковых свеч, отражавших свой блеск на великолепных нарядах; группы женщин, прелестных, сияющих огнем бриллиантов; платья, из которых иные были вышиты драгоценными каменьями и заставляли опускать ресницы, между тем как множество свежих цветов наполняли воздух благоуханием… наконец, восхитительная музыка… все это было истинным очарованием. Ах, точно мы жили тогда в царстве волшебств».

Монарх, дворяне и плебеи

Королевские дворяне носили имена своих поместий. Наполеоновские графы и герцоги будут называться по их победам.

Монж, президент Института в Каире, станет графом Пелузским. Это он нашел древний город Пелузий, из которого люди давно ушли. Монж одержал там свои научные победы — и не беда, что, покинув Египет вместе с Наполеоном, он более не увидит развалин Пелузия. Сам новый титул будто говорит о том, что Пелузий — это Монж, Пелузий — это Франция!

Разве Ней, князь Московский, покорил Москву? Но важно другое: «князь Московский» — это звучит громче, чем, например, герцог Монморанси!

Наполеон создает не французское, а именно имперское дворянство. И если Империи суждено стать всемирной, то и названия титулов будут собраны отовсюду: Италия, Каир, Москва, а после, может быть, и Индия, и Австралия.

На острове Святой Елены доктор О'Мира спросил императора о том, почему он никому не пожаловал герцогство во Франции. «Это вызвало бы большое недовольство у народа, — ответил Наполеон. — Если, например, я бы сделал одного из моих маршалов герцогом Бургундским вместо того, чтобы присвоить ему титул, который вел свое происхождение от одной из моих побед, то это бы вызвало немалое волнение в Бургундии, так как местное население посчитало бы, что некоторые феодальные права и территории принадлежат титулу, и новый герцог потребовал бы, чтобы они принадлежали ему».

Наполеон отлично знает сильные и слабые стороны своих «паладинов»: «Прикажешь Мюрату[134]: отправляйтесь и уничтожьте эти семь или восемь неприятельских полков, которые стоят вон там, на равнине, возле колокольни; в то же мгновение он летел, как молния, и, как бы ни была слаба кавалерия, следовавшая за ним, неприятельские полки вскоре оказывались расстроенными, перебитыми и уничтоженными. Предоставив этого человека самому себе, вы получали дурака, лишенного всякой способности суждения. Не могу понять, каким образом такой храбрый человек мог быть так труслив. Он был храбр только перед лицом врага; это был, вероятно, самый блестящий и самый смелый солдат в целой Европе.

Это был герой, Саладин[135], Ричард Львиное Сердце на поле битвы: сделайте его королем и посадите в залу совета — и вы увидите труса, не имеющего ни решимости, ни понимания. Мюрат и Ней — самые храбрые люди, каких я когда-либо знал».

«Я не смог бы вести с ними дела, если бы они не отличались посредственностью ума или характера», — говорил Наполеон о своих министрах. Что до генералов, то он признает, что «любил наделять славой лишь тех, кто не умеет пользоваться ею».

«Вот люди, — откровенничал он, — которых я сделал независимыми; но я сумею снова подчинить их себе и не допустить их сделаться неблагодарными».

Он щедро награждал министров, генералов и маршалов, наделял их владениями в покоренных странах, но лишал материальной независимости, вводя в расходы. По его приказам они уступали или приобретали недвижимость, часто заказывали новую мебель и т. п. Эти покупки и заказы обеспечивали работу мануфактур, но и приводили к денежным затруднениям покупателей. Большинство маршалов имели долги и обращались за помощью к «благодетелю», который таким образом держал их в «ежовых рукавицах».

Он великолепно использовал людские слабости, пороки и находил у каждого ахиллесову пяту. «Так, пристрастие к деньгам Савари[136], придворные интриги Маре[137], тщеславие и чувственность Камбасереса, беззаботный цинизм и изнеженная порочность Талейрана, “сухость характера” Дюрока[138], якобинский порок Фуше[139], “глупость” Бертье — ничто не ускользает от его внимания, все это доставляет ему удовольствие и он извлекает из этого пользу», — отмечает Ипполит Тэн.

«Это не важно, что Коленкур[140] скомпрометировал себя, — говорил Наполеон через несколько дней после расстрела герцога Энгиенского[141], — он теперь лучше прежнего станет служить мне».

Они служили, и какова награда? «При нем, — пишет Рёдерер[142], — не было более или менее достойного человека, который в награду за долгую и трудную работу не чувствовал бы себя вознагражденным новой работой больше, чем заслуженным отдыхом».

А император повторял: «Отныне дорога открыта всем талантам».

Он успел возвести в новое достоинство 4800 рыцарей, 1090 баронов, 388 графов, 31 герцога. Его братья — Жозеф и Луи раньше, Жером и Люсьен позже — стали имперскими принцами, как и пасынок Евгений.

Все это — «по заслугам», а не по наследственному праву. Старые дворяне должны «пройти перерегистрацию», чтобы быть внесенными в славный регистр Империи. Наполеон награждает их заново и порой дает титул ниже прежнего: герцог может стать графом, а граф — бароном.

Иными словами, император проводит собственную «конвертацию» титулов. Здесь он отыгрывается: действительно, доколе можно трепетать перед мнением жителей Сен-Жерменского предместья и прочих обитателей аристократических гнезд?

Талейран не отказывает себе в удовольствии живописать в своих мемуарах одну сцену, свидетелем которой он стал непосредственно после аустерлицкой победы. «Туг произошел довольно пикантный инцидент, слишком отчетливо рисующий характер Наполеона и его взгляды, чтобы я оставил его без упоминания, — поясняет аристократ старой школы, которого Наполеон как раз тогда наградил титулом князя Беневентского и пожаловал ему это «суверенное» княжество. — Император, вполне доверявший мне в этот период, велел мне прочесть ему его корреспонденцию. Мы начали с дешифрованных писем иностранных послов в Париже; они мало интересовали его, потому что все земные новости сосредоточивались вокруг него. Затем мы перешли к донесениям полиции; некоторые из них говорили о затруднениях банка, вызванных несколькими неудачными мероприятиями министра финансов Марбуа[143]. Он обратил больше внимания на донесение госпожи Жанлис[144]; оно было длинно и все целиком написано ее рукой. Она говорила в нем о настроении Парижа и цитировала оскорбительные речи, которые велись в домах, именовавшихся тогда Сен-Жерменским предместьем; она называла пять или шесть семейств, которые никогда, добавляла она, не примкнут к правительству императора. Довольно колкие выражения, приведенные госпожой Жанлис, вызвали невероятный гнев Наполеона; он бранился, бушевал против Сен-Жерменского предместья: “Да! Они воображают себя сильнее моего, — говорил он, — эти господа из Сен-Жерменского предместья! Мы увидим! Мы увидим! И когда же он произносил это “мы увидим!”? — спустя несколько часов после решительной победы над русскими и австрийцами! Такое влияние и силу он придавал общественному мнению, в особенности же взглядам некоторых аристократов, вся деятельность которых ограничивалась тем, что они отстранялись от него. Поэтому, вернувшись позже в Париж, он считал, что одержал новую победу, когда госпожи Монморанси, Мортемар и Шеврез заняли должности статс-дам императрицы…»

Комплекс неполноценности? Наполеон происходил из семьи бедных корсиканских дворян, чьи предки жили во Флоренции. Сам он успел воспользоваться лишь одной дворянской привилегией — получил бесплатное образование в королевских учебных заведениях, причем его отец достаточно долго обивал пороги высоких учреждений, чтобы реализовать свое преимущественное право. Жозеф, Наполеон и их сестра Мария-Анна[145] — будущая Элиза Бачиокки — учились в первоклассных школах, но младшие дети адвоката Карло Буонапарте получали образование более сложными путями — до тех пор, пока сам Наполеон не достиг высокого общественного положения.