Читаем без скачивания Первая весна - Герман Матвеев

Действительно, ящиков сделано много. Наверно, больше, чем надо. Ваня и сам не верил, что все они понадобятся, но всё-таки лучше иметь запас. Ящики он делал с Борей Дюковым. Иногда приходила помогать Катя Миронова. Остальные ребята как-то охладели и перестали „играть в бригаду“. Саша целые дни пропадал на озере. Костя с утра до вечера, вместе с Марфушей, находился на конюшне и помогал Тихону. Вася уехал в гости к тётке. То же самое происходило и в бригаде девочек. Все были заняты своими делами. Завтра начнутся уроки, школа заполнит всё время, и про картофель совсем позабудут.

А картофель рос. Каждое утро Ваня выдвигал из-под кровати ящик, разгребал осторожно опилки и видел, как прибавляются ростки. На ребят он не сердился. Работать без увлекательной и ясно видимой цели, работать по принуждению никому не интересно. Это он давно заметил на себе.

Бывало сидит он дома и книжку читает.

— Чего ты расселся! Принеси-ка воды! — скажет ему сестра Настя.

— А сама не можешь?

— Стало быть, не могу!

Ваня видит, что ничего она не делает, а просто ей лень, но спорить бесполезно. Приходится идти к озеру. Ох, как тяжелы тогда вёдра! И дорога кажется длинной, и коромысло больно давит на плечи.

Дед делал иначе. Подойдёт бывало утром к кадке и скажет:

— Сколько тут вёдер до верху не хватает? Как ты полагаешь, Ванюша?

— Шесть вёдер, — ответит он, заглянув в кадку.

— А по-моему, восемь.

— Шесть!

— Плохо считаешь, друг! Глазомер у тебя плохой!

Поспорят, поспорят, и Ваня начинает доказывать. Вот уж тогда он набирает полные вёдра и старается их не расплескать. Живо принесёт шесть вёдер и кричит деду:

— Дед, иди смотри, у кого глазомер плохой…

Дед подойдёт и усмехается.

— У тебя… Неполная кадка. До верху ещё уйдёт два ведра.

— Ну уж и два! Полведра не уйдёт!

И они весело спорят, пока дед, поторговавшись, не признается, что Ваня прав.

Ваня на всю жизнь запомнил, что труд приятен только тогда, когда решается какая-то задача или известны цель и результаты этого труда.

Каждую весну приходится работать на огороде, копать землю. Что делать? Надо! И Ваня принуждает себя. Пушистая жирная земля легко поддаётся заступу и, перевёрнутая, сама рассыпается на мелкие комочки. Однообразие работы скоро начинает утомлять. В голову лезут непрошенные мысли. „Ребята, наверно, смолят лодку…“ Но Ваня заставляет себя думать о другом, о том, как будет выглядеть огород.

Вот они вскопают землю, сделают ровные грядки и граблями разрыхлят их поверхность. Красиво! Везде прямые ровные линии.

Затем начнётся главное: маленькие семечки разных овощей они будут раскладывать в приготовленные бороздки. Ваня любил сеять. Он испытывал при этом какое-то особое, волнующее чувство.

Вот семечко. Оно лежало год или два без изменений. Но Ваня положил его в землю, и через какое-то время в нём проснётся жизнь. Скорлупка лопнет, и вылезет росток. Кверху потянутся готовые листочки — семядоли, а вниз полезет корешок. Разве это не фокус, похожий на чудо? Здесь, на огороде, Ваня и фокусник и зритель одновременно. Вот, например, несколько совершенно одинаковых семян. Их трудно отличить одно от другого. Разве что некоторые немного крупней, а другие чуть помельче. Посеять их — и начинается удивительный фокус: из одного семечка вырастает капуста, из другого брюква, из третьего репа, из четвёртого редька. Одна капуста может быть красной, другая цветной или кольраби. Репы тоже разных цветов и форм, как и редька. А семена были как будто одинаковые, и если случайно смешать их, то разобрать на глаз невозможно.

Так начинает думать Ваня, и работа уже не кажется однообразной и утомительной.

Размышления Вани прервал знакомый свист за окном. Свистел Саша, и свистел как-то необычно, тревожно. Отложив готовый ящик, Ваня подошёл к окну и чуть не ахнул. Под глазом у Саши темнел синяк, а правая щека была в крови. Ване показалось, что у друга всё лицо окровавлено. Схватив шапку и полушубок, он выскочил из дому.

— Кто это тебя? — спросил Ваня.

Ничего страшного не оказалось. Синяк небольшой, а кровь шла из носа и рукавом была размазана по щеке.

— Ты подрался, что ли?

— Подрался, — мрачно сказал Саша, вытирая припухший нос.

— С кем?

— С Федькой.

— Из-за чего?

— Он жерлицу обрезал.

— А почему ты думаешь на Федьку? Ты видел?

— Больше некому.

— А он что говорит?

— Отпирается. Ты, говорит, картофельник, иди к своей картошке…

— А ты что?

— Я размахнулся и стукнул.

— А он?

— Он — сдачи…

— Та-ак! — протянул Ваня.

Остальная картина ему была ясна. Дело обычное. Подрались, и попало, конечно, Сашке. „Но что теперь делать? — подумал Ваня. — Пойти на тот берег и вздуть Федьку?“ Он хотел быть справедливым. Ничего обидного в прозвище „картофельники“ Ваня не видел, а Сашкин синяк — это не причина, чтобы Федьку бить.

Все ребята прекрасно понимали, что дракой спора не решить, что подравшийся пионер накладывает позорное пятно на весь отряд, что драться стыдно, нехорошо, некультурно… И всё-таки, разве удержишь себя…

Самое неприятное в драке — это её последствия, вроде Сашиного синяка. Сам по себе синяк — пустяки, но вот расспросы взрослых… Ни один настоящий мальчик не сознается и не пожалуется.

— Ну так что? Пойдём в колхоз? — спросил Ваня после некоторого раздумья.

— Федька на озере, — пробубнил Саша.

— А откуда он про картошку знает?

— Я сам рассказывал.

— Ну и дурак! — рассердился Ваня. — Сам рассказывал, сам первый начал, а жалуешься!

— Так я не жалуюсь. Я просто так… Если будет ещё дразниться, тогда другой вопрос.

— А ты раньше времени про картошку никому не рассказывай, — нравоучительно закончил Ваня. — А не то я еще прибавлю!

18. Ненаписанное письмо

У Зины только что происходила задушевная беседа с подругами. Она снова рассказала о своей поездке в Ленинград и о знакомстве с городскими пионерами. Девочки слушали, затаив дыхание. Зина и сама удивлялась, не понимая, почему с каждым разом рассказ становился всё увлекательней. Откуда берутся всё новые и новые подробности, на которые раньше она даже не обращала внимания?

Домой Зина возвращалась в прекрасном настроении, с твёрдым намерением написать замечательное письмо шефам. По пути придумала множество хороших слов и всяких красивых выражений, какие даже во время сочинений на уроках русского языка не приходили в голову. Чем больше думала Зина об этом не написанном еще письме, тем радостней становилось на душе. Она мечтала о замечательной дружбе, которая будет продолжаться долгие годы, о том, как они вырастут и будут вместе работать.

Марии Ивановны дома не оказалось. Отец сидел за столом над сводками. Пройдя в свою комнату, Зина достала новую тетрадку и принялась за письмо. Но странное дело: как только перед ней появилась бумага и чернила, так сразу исчезли из головы все замечательные слова. Радость продолжала бурлить в душе, но слов для выражения этого чувства не было.

„Здравствуйте, Серёжа и Светлана!

Мы хотели писать друг другу письма, и я надумала писать. Доехали мы хорошо и благополучно.

В Ленинграде мне…“

Перечитав написанное, Зина поморщилась, зачеркнула, затем вырвала страницу, скомкала её и бросила на пол.

На новой странице она начала по-другому:

„Здравствуйте, Светлана и Серёжа!

Пишет вам Зина Нестерова из колхоза „Дружный труд“. Мы с вами познакомились в Ленинграде, когда приезжали вместе с Ваней Рябининым в пионерский дом. Мне очень понравилось у вас, и я часто вспоминаю про вас и рассказываю нашим девочкам-пионеркам…“

Нет, не так надо… На третьем листе Зина успела написать два слова и поставила жирную кляксу. На четвёртом она написала так:

„Здравствуйте, Светлана и Серёжа!

Вы обещали первые написать нам письмо, а всё не пишете. Если вам не интересно с нами дружить, то вы прямо так и скажите…“

Опять не то…

Этот листок был не только скомкан, но и разорван на несколько частей…

Каждый вечер, возвращаясь домой, Мария Ивановна мысленно подводила итоги дня и намечала план на завтра. Это уже превращалось в привычку.

Как-то Николай Тимофеевич сравнил её с полководцем, который готовится к штурму крепости. Это сравнение ей понравилось. На самом деле приближался день, когда две полеводческих, одна тракторная, кормовая и овощная бригады, вооружённые плугами, боронами, сеялками, выедут на поля, и разгорится сражение. Комсомольцы, или, как их уже называли, „скороспелая бригада“, и пионеры — это разведчики. Они уже действуют.