Читаем без скачивания Свидание в аду - Морис Дрюон

На животе каждого манекена висел ярлык, на котором чернильным карандашом было начертано имя клиентки. Симон Лашом прочел несколько знакомых фамилий: герцогиня де Валлеруа, леди Кокерэм, мадам Буатель, сеньора Давилар, мадам Бонфуа… Рядом с тощей фигурой старой герцогини де Сальвимонте особенно бросались в глаза мощные формы миссис Уормс-Парнелл… Какое странное кладбище, братская могила роскоши…

Самые богатые, самые прославленные женщины выстроились тут одна возле другой – вернее, их статуи без рук и без головы, изготовленные из конского волоса и холста со всеми своими телесными недостатками. Чересчур узкие или чересчур массивные плечи, некрасивая грудь, слишком расплывшаяся талия или костлявые бока – все это делало манекены похожими на забракованные скульптором работы. Некоторых из этих женщин Симон видел обнаженными, и теперь он забавлялся, сопоставляя свои воспоминания с их манекенами.

«Постой-ка, – говорил он себе, – вот чуть выпяченный живот Марты… А там искривленное бедро Инесс…»

– Да, вот как они сложены! А я их преображаю, – произнес Марсель Жермен. – Каждый день вы можете убедиться в этом. Над туалетами этих дам у меня трудятся восемьсот мастериц.

В коридор выходили двери многочисленных мастерских, выкрашенных тусклой клеевой краской, как школьные классы. И в каждой мастерской копошились сорок женщин в халатах, напоминая издали серых креветок, попавших в сети; эти женщины, которые шили самые дорогие платья в мире, по вечерам, отправляясь к себе домой, в предместья столицы, натягивали поверх комбинаций из искусственного шелка старенькие вязаные свитера и поношенные юбки.

Но в этот час Жермен отнюдь не склонен был думать о своих мастерских. Им владела одна мысль: подойти наконец к большому залу, где проходила демонстрация моделей.

– Дорогой господин министр, я хочу показать вам нашу кабину, которую не показываю никому из посетителей, – заявил он.

И они снова направились в ту часть здания, где происходила продажа платьев.

Жермен толкнул какую-то дверь, и Лашому показалось, будто он очутился в артистической уборной мюзик-холла в перерыве между двумя номерами. Десять девиц, брюнеток, блондинок, рыжих, десять живых манекенов – красивых манекенов из плоти и крови – передвигались по комнате без окон, залитой ослепительным электрическим светом. Одни одевались, другие раздевались, в воздухе мелькали руки и ноги, развевались волосы и воздушные ткани; при этом девушки говорили все разом, и в комнате стоял такой шум, что никто не слышал собственного голоса. Едва манекенщица, провожаемая аплодисментами, возвращалась из салона в кабину, она сразу же начинала раздеваться, а в это время другая уже направлялась к дверям, на ходу принимая заученную позу. Перед глазами Симона появлялись и исчезали голые плечи и животы, на гибких бледных спинах проступали позвонки, когда девушки наклонялись, чтобы завязать ленту на башмачке. Старшие мастерицы, подобно театральным костюмершам, стояли на коленях у ног прелестных созданий, которым предстояло прославить изделия их рук; они вытягивали забытую наметку, проверяли, красиво ли ниспадают складки, или быстро отпарывали пуговицу, чтобы тут же пришить ее на другом месте. Перед тем как выйти в большой зал, манекенщицы торопливо поправляли прически, бросая беглый взгляд в зеркало, врезанное в стену над туалетным столиком, в котором у каждой был свой ящик с висячим замком.

Ведь эти девушки хоть и видели постоянно своих подружек обнаженными и наизусть знали все родинки на их теле, тем не менее испытывали потребность иметь свой собственный ящик с замком, куда можно было спрятать губную помаду, мелкие деньги и маленькие тайны.

Воздух был пропитан дорогими духами и запахом человеческого пота, который можно было выносить только потому, что он исходил от юной кожи. Быстро движущиеся женские тела, трепетавшие в воздухе ткани наполняли комнату своеобразными токами, наподобие электрического, и уж не оттого ли температура здесь была на несколько градусов выше, чем в соседних помещениях.

Симон безуспешно пытался разглядеть хотя бы одну из этих десяти девушек, которым открыло сюда доступ совершенство фигуры: у них у всех были длинные ноги, узкие бедра, впалый живот.

Кто-то задел локтем министра и крикнул:

– Вот и «Наполеон».

Облако шуршащей материи проплыло перед глазами Симона со скрипом, напоминавшим скрип полозьев на русских горках, устраиваемых на ярмарках. Потом послышался треск, и Марсель Жермен испустил отчаянный вопль, ухватившись обеими руками за свой кок. Драгоценное платье зацепилось за угол стенного шкафа.

– Пустяки, пустяки! – послышался чей-то голос. – Мы нашьем туда кружева. Мари-Анж, Мари-Анж, идите сюда поскорей.

Она была в глубине комнаты. Сначала Симон не разглядел ее в этом вихре рук и ног, и если бы девушку не назвали по имени, он бы, конечно, не узнал ее. Да и теперь он несколько мгновений сомневался – да она ли это? Он как будто уже видел где-то эти руки, эти плечи, эту посадку головы. Но ведь в Париже могло быть несколько юных девушек с таким именем. Внезапно он вспомнил ее слова: «Я работаю в салоне мод». Их взоры встретились. Она, видимо, тоже узнала его. Они обменялись смущенными улыбками – настолько необычной и даже нелепой показалась обоим встреча в таком месте.

Симон еще не видел Мари-Анж без маски; и внезапно она предстала перед ним не только с открытым лицом, но и почти без одежды, на ней был лишь легкий бюстгальтер и короткие трусики. До сих пор он не отличал ее от остальных манекенщиц, но теперь – вероятно потому, что был с ней знаком, – он нашел ее более красивой, более живой, чем ее подружки. Три мастерицы уже суетились вокруг Мари-Анж, торопясь нарядить ее, и Симон поспешил выйти, как бы устыдившись своего нескромного вторжения в чужую тайну.

4

Когда Лашом вошел в салон для примерки, Сильвена с раздражением сказала ему:

– Если вы приехали только для того, чтобы подчеркнуть свое полное равнодушие ко мне, право же, не стоило беспокоиться.

При виде Сильвены к Симону тотчас вернулось дурное расположение духа, и он вновь пожалел, что теряет драгоценное время.

– Ну как, выбрали вы себе наконец платье? – спросил он.

– Да нет! Просто ужасно: ни одно не годится, ни одно не подходит! Ума не приложу, что делать!

– В таком случае вы, быть может, остановитесь на том, какое предлагает театр? – сказал Симон, глядя на часы.

Осмотр ателье занял у него четверть часа. Потребуется еще пять минут, чтобы доехать до министерства…

Госпожа Мерлье, которая уже предлагала Сильвене шесть платьев на выбор, заметив, что назревает гроза, поторопилась сказать:

– Знаете, вам непременно надо взглянуть на модель «Наполеон». Я уверена, что платье вам безусловно понравится. Жермен в восторге от этого платья; это его шедевр.

На губах у госпожи Мерлье застыла улыбка, приоткрывавшая ровные белые зубы. То была необыкновенная улыбка – улыбка, которая по ее желанию появлялась и пропадала: она могла сохраняться десять минут и могла исчезнуть в одну секунду, при этом выражение лица не менялось.

Из салона, где демонстрировали модели, донеслись продолжительные аплодисменты.

– Да-да, это вам подойдет… Просто дивно!.. – воскликнула госпожа Мерлье.

Затем ее улыбка исчезла, как будто стертая резинкой, и она крикнула в приотворенную дверь:

– Скажите Мари-Анж, чтобы она не переодевалась! Пусть тотчас же идет сюда.

Спустя минуту вошла Мари-Анж. Она была окутана воланами воздушного органди: мягкие пастельные тона воспроизводили все оттенки спектра. Казалось, что в темницу вдруг проник отсвет радуги.

– Не правда ли, Жермену удалось создать платье для garden-party[16], – заговорила госпожа Мерлье, возвратив на место дежурную улыбку. – Оно будет признано образцом для подражания на открытии Всемирной выставки. Этим фасоном будет отмечен весь год. И в самом деле очень, очень красивый наряд, одновременно и роскошный, и изящный. В подобном туалете такая большая актриса, как вы, вполне может выйти на сцену. Это платье достойно вас.

Сильвена внимательно, испытующим взглядом рассматривала платье, стараясь представить себя в нем на сцене.

– Как вы его находите, Симон? – спросила она.

– И в самом деле очень красиво! – ответил он, глядя прямо в глаза Мари-Анж, что заставило ее покраснеть.

Но, увы, сшить такое платье за двое суток было невозможно. Разве только Жермен согласится уступить модель…

– Я попробую его примерить, – заявила Сильвена. – У вас найдется еще минутка, дорогой?

– Да, но буквально одна минута, – ответил Симон, не сводя глаз с Мари-Анж, словно этим давая ей понять: «Я остаюсь ради вас».

Из приличия он не вошел в кабину с бархатной портьерой, за которой Сильвена и Мари-Анж переодевались. Госпожа Мерлье позвала старшую мастерицу.

И внезапно – в зеркале – Сильвена поймала взгляд Симона: сквозь неплотно задернутую портьеру он смотрел на них, переводя глаза со спины манекенщицы на ее собственную спину; казалось, он оценивает, сравнивает обеих женщин и явно отдает предпочтение более молодой.