Читаем без скачивания В бой идут одни штрафники - Сергей Михеенков

Воронцов расчехлил лопату и принялся отбрасывать землю. Рядом работали минометчики Сороковетова. Левее, в глубине, шагах в тридцати от траншеи, окапывался расчет «максима». Барышев, Грачевский и Усов бегом таскали куски дерна, вырезанные ровными прямоугольниками, тут же выкладывали ими бруствер. Получалось так, как он и приказывал: надежно, ладно, а главное, такой бруствер хорошо маскировал окопы.

Штрафники работали молча. Хакали, рубя березовые коренья, выгребали песчаную землю касками, прихлопывали отвалы, формируя бруствер. Отрыли ячейки и тут же начали соединять их сплошным ходом сообщения. Земляные работы не угнетали. Наоборот, привыкшие к тому, что воевать приходилось в основном в поле и уповать лишь на случайную воронку или рытвину, они теперь охотно закапывались в землю. Ячейки обрезали по всем правилам и благодарили судьбу за то, что ближайший бой, видимо, примут здесь, в обороне. Хотя старики мало в это верили. Но помалкивали, словно боялись спугнуть возможное: готовится что-то небывалое и непонятное, так что, может, и правда самое страшное время удастся пережить в окопах.

Когда рассвело, южнее, за полем и лесом загремело, завыло. Спустя полчаса туда на большой высоте прошли несколько косяков бомбардировщиков. Их сопровождали истребители. Старшина уже прибыл, и штрафники, поотделенно, взвод за взводом, наполнили котелки густой наваристой кашей, хорошенько заправленной американской тушенкой, когда самолеты потянули назад. Они возвращались тем же маршрутом, но летели теперь не так организованно. Некоторые отстали и, опасаясь истребителей, тянули низко над землей.

— Сейчас, если налетят, трепки им дадут…

— Тут уже наша территория.

— Небо фронтом не делится. Там, брат, везде передовая.

— Растянулись… Это — плохо.

— Вот, помню, в сорок первом под Барановичами…

Народ во взводе, как и во всей роте, подобрался разный. Некоторые еще и пороху не нюхали и немцев видели только издали, и то одни каски над бруствером, а другие уже успели повоевать и повидать всякого. Человек десять воевали с сорок первого. Самые опытные солдаты, расчетливые в любом деле, они и в обороне отличались своей основательностью и сноровкой. Ничего им не надо подсказывать. Если приказано закапываться в полный профиль, то ячейка будет отрыта ни мельче, ни глубже, а до подбородка. Гранат не боялись. Ни своих, ни чужих. Неисправности оружия во время боя не возникало. Винтовки всегда вычищены, смазаны. А если и случалась какая заминка, тут же, без лишней суеты быстро ее устраняли и продолжали вести бой.

Численко, стоявший рядом, толкнул наводчика Емельянова:

— А ну-ка, передай по цепи! По окопам! Не хрен пялиться! Трофейные сигареты оттуда не посыплются!

Взвод тут же притих в траншее. Штрафники крутили головами, пытаясь понять, почему поступила такая команда. Некоторые торопливо проверяли оружие. Но бывалые солдаты уже поняли, что сейчас будет и чего следует опасаться.

Основной косяк бомбардировщиков уже скрылся за лесом. Летели они на большой высоте. Следом, выныривая из-за деревьев и ревя моторами, тянули отставшие. Это были бомбардировщики дальнего действия Ил-4. Они поблескивали решетчатыми плексигласовыми носами, медленно проносили над позициями мощные тела, только что освобожденные от тяжкого многотонного груза.

— Скоростенка-то вроде слабая, — рассуждали бойцы.

— Не разогнался ишшо…

— Сколько ж ему для разгона надо?

— Ты, Филат, на своем комбайне быстрее, видать, ездил!

— Быстрее! — отозвался тот. И бойцы засмеялись.

— Зубоскалы. Подбитый он, вот и тянет кой-как.

— Не дымит. Значит, не горит.

— Мало что не дымит…

В небо посматривали с тревогой. И не напрасно.

— А вот и они.

— Летят, сволочи…

Четыре точки появились над полем. Летели они с запада, быстро сближаясь с вереницей растянувшихся бомбардировщиков. Немного правее появились еще две. Все они держались одного маршрута, и цель у них, по всему видать, была одна.

По ту сторону дороги, на опушке, стояла замаскированная зенитная установка. Там послышались отрывистые команды. Зенитчики тут же разбросали маскировку и развернули стволы в сторону приближающихся самолетов.

— Где ж наши?

— Что ж наших-то нет?

— Как всегда, без прикрытия…

— Да, это — как пехоте без артиллерийской поддержки с танками драться.

Бортовые пулеметы «илов» открыли огонь еще издали, пытаясь держать истребителей на расстоянии, расстроить их атаку на исходных. Но четверка «мессершмиттов», сделав маневр, распалась на пары. Одна тут же кинулась на крайний «ил». Другая на зенитную установку. Истребители действовали уверенно и даже нагло, как на своей территории. Горючее, видать, заканчивалось. Добыча ускользала. Наступил час последней атаки.

— Филат! Стреляй! — заматерились в траншее, торопя бронебойщика Полозова.

Тот взгромоздил свое противотанковое ружье на жердину, перекинутую поперек траншеи и служившую ему турелью, и тщательно выцеливал один из самолетов пары, которая атаковала ближний «ил».

— Ванька! Ты что, сук-кин сын! А еще второй номер! — зло закричал Филат, не отрывая щеки от ружейного приклада. — Стань сзади! Держи меня крепко!

Щуплый боец тут же выскочил из ячейки и обхватил бронебойщика сзади за пояс, упершись в днище траншеи. Выстрелы ПТРС{1} слились с длинной, неторопливой очередью зенитки. Пять гильз, обметанных сизой пороховой гарью, со звоном вылетели на бруствер, закувыркались по дну траншеи. Очередь Филата оказалась такой интенсивной, а отдача настолько сильной, что оба бронебоя после пятого выстрела повалились в окоп.

— Я ж сказал тебе, мудак, — держи! — ругался Полозов. — Сейчас бы взводный уже представление писал на реабилитацию! Где она теперь, наша реабилитация? Улетела! Эх ты, мудила грешный!

— Да я ж держал! — прорвало наконец и терпеливого напарника. — Стрелял бы лучше, тогда и не улетела бы наша справка об освобождении.

На опушке редко хлопала зенитка. Несколько мелких бомб почти одновременно, с большим недолетом разорвались возле нее. Истребители сделали вираж и снова выстроились для атаки. Ни огонь зенитки, ни стрельба бронебойщиков не причинили им вреда. Похоже, «мессершмитты» решили дать решительный бой и для того, чтобы обезопасить себя от огня с земли. Две другие пары тем временем атаковали Ил-4. Бомбардировщик огрызался длинными очередями. Летел он медленно. Видимо, действительно был поврежден. «Мессершмитты» крутились, как волки вокруг раненого и выбившегося из сил лося. То и дело в сторону бомбардировщика вытягивались трассы, почти задевая корпус и плоскости. Но вот четверка «мессершмиттов» отскочила и начала набирать высоту, на ходу перестраиваясь. К ним потянула и пара, выполнявшая противозенитный маневр.

Только теперь наблюдавшие с земли заметили еще одну шестерку истребителей. Шли они со стороны солнца и, пользуясь преимуществом высоты, мгновенно атаковали.

— Ванька, заряжай!

— Хватит, Филат, а то по своим попадем. — Второй номер стоял на коленях с тяжелой обоймой в руках, держась за открытую коробку магазина. — По немцам ты промазал, а по своим врежешь точно. Тогда нам с тобой еще по «трехе» штрафной накинут. Или — на полную катушку!

— Заряжай, говорю!

— Отставить, Полозов, — сказал Воронцов.

Бомбардировщик, оставляя за собой тонкую ветвистую струйку дыма, ушел за верхушки берез. Бойцы провожали его хмурыми взглядами: недалеко ему лететь, да и прыгать с парашютами с такой высоты дело безнадежное. А вверху клубком крутились «мессершмитты» и «лавочкины». Зенитка тоже замолчала. От нее в лес понесли то ли убитого, то ли раненого зенитчика.

Дорожка крупнокалиберных пуль пробежала в трех метрах от свежего бруствера траншеи. Бойцы тут же сжались в ячейках. Некоторые начали надевать каски. Одни материли летчиков, другие смеялись, третьи лихорадочно подкапывали боковые ниши, выбрасывая под ноги влажный песок. Но были и такие, кто курил, поглядывая в небо и наслаждаясь минутой отдыха от надоевшего рытья земли и нудных разговоров соседей, особенно тех, кто считал, что в штрафную попал ни за что, по ошибке.

Воронцов достал бинокль.

— Ну что там, лейтенант? — спросил сержант Численко. — Чья берет?

Трассы вспыхивали и, не находя цели, отлетали в стороны.

Еще три «ила» тяжело протащились по небу и исчезли за березами. А истребители все кувыркались под самым солнцем, швырялись огнем. Еще несколько раз пули молотили сухую землю, и люди внизу прижимались к стенкам свежих ячеек. Они стискивали зубы и молили бога, чтобы очередь пронесло мимо, потому что в окопе, в этом, казалось бы, надежном, годном для укрытия ото всех напастей сооружении, от пуль, летящих с неба, спрятаться практически нельзя.