Читаем без скачивания Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

То ли нога его соскользнула, когда он прыгал, то ли мысли были слишком заняты воображаемым морским сражением, Саймон приземлился скверно, на самом краю башни. Он сильно ударился коленом о камень, чуть не сорвавшись вниз, что бросило бы его на две долгих морских сажени до низкой стены у основания башни или даже в ров. От внезапного осознания опасности сердце его понеслось в немыслимом галопе. Саймон изловчился и съехал вниз, в пространство между торчащими зубцами башни, откуда прополз вперед, чтобы скатиться на дощатый пол.

Падал легкий снежок, он сидел неподвижно, сжимая свою пульсирующую ногу, и чувствовал себя ужасно глупо. Нога болела чертовски сильно, предательски вероломно; если бы он не понимал, что выгладит уж очень по-детски, то не мог бы сдержать слез.

Наконец он поднялся на ноги и захромал к башне. По крайней мере никто не видел и не слышал его мучительного приземления. Этот позор принадлежал только ему одному. Саймон пощупал карман — хлеб и сыр сплющились, но были вполне съедобны. В этом тоже можно было найти некоторое утешение.

Взбираться по лестнице с ноющей коленкой было трудно, но не годится добраться до Башни Зеленого ангела, самого высокого здания в Эркинланде, да и во всем Светлом Арде, и не подняться выше главных стен Хейхолта.

Башенная лестница была крутой и узкой, ступеньки, сделанные из чистого белого камня, какого не было больше нигде во дворце, были скользкими на ощупь, но надежно удерживали ступню. Обитатели замка говорили, что башня была единственной частью подлинного укрепления ситхи, оставшейся неизмененной.

Доктор Моргенс сказал однажды Саймону, что это неверно. Значило ли это, что башня тоже была перестроена или что в замке оставались и другие полноценные куски старого Асу'а, доктор не объяснял.

После пятиминутного подъема Саймон увидел, что он уже выше Башни Хьелдина.

Несколько зловещий купол башни, где Безумный король встретил свою смерть, глядел на Зеленого ангела через крышу тронного зала — так ревнивый карлик, когда никто не видит, мог бы глядеть на принца.

Каменная облицовка стен внутри башни изменилась: здесь камень был мягкого коричневого цвета, пересеченного мельчайшими нежно-голубыми узорами.

Отвернувшись от Башни Хьелдина, Саймон на минуту остановился там, где свет из высокого окна падал на стену, и попытался проследить за одним из голубых завитков, но вскоре у него закружилась голова, и мальчик сдался.

Когда Саймон решил, что карабкается уже несколько часов, лестница вывела его на сверкающий белый пол колокольни, сделанный из того же странного материала, что и лестница. Хотя башня тянулась вверх еще на сто локтей, сужаясь до подножия самого ангела, лестница кончалась здесь, где в ряд висели старинные бронзовые колокола. Они свешивались со стропил под сводчатой крышей, подобно радам важных зеленых фруктов. Сама колокольня была со всех сторон открыта холодному воздуху, так что звон колоколов, доносящийся из высоких окон Башни Зеленого ангела, могла слышать вся округа.

Саймон стоял, прислонившись к одной из шести опорных колонн из темного, гладкого, твердого как камень дерева. Жуя свою корку хлеба, он смотрел вдаль, на запад, где воды Кинслага вечно обрушивались на массивную морскую стену Хейхолта. День был темным, бесчисленные снежинки кружились в своем причудливом танце, и Саймон поразился той ясности, с которой мир у его ног представал его глазам. Крохотные суденышки бороздили мертвую зыбь Кинслага, озерные люди в однообразных черных плащах гнули спину, сидя на веслах. Вдали можно было смутно различить место, где из озера вытекала река Гленивент, начиная свое долгое путешествие к океану, извилистый путь мимо ферм и портовых городов. Устье реки охраняет остров Варинстен; за Варинстеном к западу нет ничего, кроме бесконечных, бессчетных лиг океана.

Он пощупал больное колено и решил, что садиться в данный момент нежелательно, так как это неизбежно повлечет за собой необходимость снова встать. Он натянул шапку на покрасневшие уши, которые уже начал пощипывать мороз, и принялся за кусок крошащегося сыра. Справа от него, далеко за пределами его поля зрения, находились луга и высокие холмы Ач Самрата, самой дальней границы Эрнистира и места ужасной битвы, о которой рассказывал Моргенс.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Слева, по ту сторону широкого Кинслага, простирались земли тритингов, степи, казавшиеся бесконечными. Однако край у них все-таки был; далее лежали Наббан, залив Ферракоса с его бесчисленными островами, болотистая страна Вранн… все эти загадочные земли, которых Саймон никогда не видел и скорее всего никогда не увидит.

Устав наконец от созерцания неизменного Кинслага и от мыслей о неведомом юге, он проковылял к другой стороне колокольни. На середине пути Саймон остановился. Вращающаяся бестелесная облачная тьма казалась отсюда серой дырой в никуда, а башня на мгновение превратилась в корабль-призрак, бесцельно несущийся по туманному пустому морю. Ветер пел и завывал за открытыми оконными проемами, колокола слабо гудели, словно буря вселила в них маленьких испуганных духов.

Саймон подошел к окну и высунулся наружу, чтобы посмотреть на путаницу крыш Хейхолта внизу. Сперва ветер потащил его к себе, как будто хотел поднять и подбросить, как котенок, играющий с сухим листком. Саймон покрепче ухватился за мокрый камень, и тут ветер ослабел. Он улыбнулся: с этого наблюдательного пункта мешанина крыш — каждая своей высоты и стиля, каждая со своим лесом дымовых труб, кровель и куполов — выглядела как стадо странных квадратных животных. Они расползлись, сталкиваясь друг с другом, борясь за каждую пядь земли как свиньи у корыта.

Купол замковой церкви господствовал над внутренним двором, уступая по высоте только двум башням. Разноцветные окна церкви были задрапированы снеговыми занавесями. Остальные здания владения — холлы, обеденный зал, тронный зал и канцелярия — были загромождены и сдавлены всяческими пристройками, немыми свидетелями разнообразия предыдущих владельцев. Два внешних двора и массивная стена, спускающаяся вниз по холму, были так же захламлены. Сам Хейхолт никогда не распространялся за внешнюю стену, предпочитая расти в высоту или делить то, что уже было построено, на все меньшие кусочки.

За стенами владения раскинулся город Эрчестер, низкие домики которого укутал белый плащ мокрых снежинок; только кафедральный собор возвышался среди них. Там и сям поднимались перышки дыма и быстро рассеивались на ветру.

За городскими стенами Саймон мог разглядеть размытые очертания Кладбищенского двора — старого языческого кладбища с дурной репутацией.

Поросшие травой холмы за ним тянулись почти до края леса; холм Тистеборг возвышался над их невзрачными скоплениями так же, как кафедральный собор над низкими крышами Эрчестера. Саймон уже не мог видеть этого, но он знал, что Тистеборг окружен кольцом отшлифованных ветром каменных столбов, которые крестьяне называли Камнями гнева.

А за Эрчестером, позади кладбища, холмов и Тистеборга раскинулся лес. Имя его было Альдхорт, старое сердце, и он простирался вдаль, словно зеленое море, темный, бескрайний и непознаваемый. Люди еще жили на его опушках и даже проложили несколько дорог вдоль его внешних границ, но мало кто отваживался заглянуть под его полог. Это была огромная, покрытая глубокой тенью страна в самом сердце Светлого Арда; оттуда не было посланцев, туда почти не было гонцов. По сравнению с ним даже огромный Циркколь, овражный лес Эрнистира, казался просто рощицей. Лес был только один.

Море на западе, лес на востоке, север с его железными людьми и страна разрушенных империй на юге! Разглядывая лицо Светлого Арда, Саймон совсем забыл о своей коленке. Разумеется, в это время он сам был королем всего известного мира.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Наконец Саймон решился отправиться в обратный путь. Попытка выпрямить ногу вызвала у него крик боли, колено онемело за долгое время, проведенное у подоконника, и было ясно, что ему не удастся воспользоваться тайным путем с колокольни и снова придется испытывать судьбу, избегая Барнабы и отца Дреозана.