Читаем без скачивания Через лабиринт. Два дня в Дагезане - Шестаков Павел Александрович

— Вы тоже интересуетесь подпольщиками?

Он взглянул на нее и ответил не сразу, слегка заикаясь:

— Это… это… — Он дотронулся пальцем до портрета Розы. — Я ее сын. Только я не знал… Мне сказали.

Кто сказал Борису о его матери, девушка даже не спросила — так поразил ее сам факт появления сына Розы Ковальчук. Она вообще ничего не спрашивала. Спрашивал он.

— Мы долго-долго разговаривали, он все расспрашивал и бумаги все перечитал, и даже в гостиницу их брал с собой.

— Какие бумаги?

— Да вот эти. Тут на машинке из газеты перепечатано. Весь процесс, когда фашистских палачей судили после освобождения. Там и про Розу написано. А потом он поехал б оранжерею, купил белые цветы, очень красивые, и отнес к памятнику. И еще он сказал, что обязательно приедет сюда после отпуска и вообще будет часто приезжать, — закончила Майя.

Пока она рассказывала, Брусков успокоился. Даже величия поубавилось. Просто радостно стало.

— Майя, — проговорил он искренне. — Золотой вы человек! И стихи у вас прекрасные. Мы их обязательно напечатаем.

— Да ну их, стихи эти! Вы про Розу напишите.

— Напишу, Маечка, напишу. Вы мне свой отчет, пожалуйста, дайте тоже. Тот, что из газеты перепечатан. Я его использую в очерке. Здорово все это складывается. А Борис не говорил, куда едет?

— В Крым, в Ялту сначала, а потом по побережью.

— А может, он домой вернулся?

— Нет, нет, на юг поехал. Я его провожала.

Еще одна идея осенила Брускова:

— Майя. Послушайте. Вы не помните, какой у него был чемодан? Желтый такой? Новый?

Вообще-то подсказывать ответы в таких случаях не полагается. Но Брусков не был профессионалом. Да и Майя на уговоры не поддалась.

— Никакого чемодана у него не было. Зачем ему чемодан в путешествии? Он с рюкзаком поехал.

IX

Ребята подсмеивались над Козельским:

— Если ты, Вадька, парень сознательный, то должен написать заявление.

— Какое еще заявление?

— Так и так, прошу считать мою командировку в счет положенного отпуска. Ведь на курорт едешь, счастливчик!

— Да ну вас, черти!

Основная трудность заключалась в том, что ни Мазин, ни Козельский не знали, когда именно решил Кравчук ехать в Тригорск. А может, он туда и не собирается? Тогда чемодан в шотландскую клетку придется распаковать. Но пока он оставался наготове.

И вот сообщение работника, который вел наблюдение: «Вышел из дому с вещами».

Потом второе: «Взял такси, направляется в сторону аэропорта».

Мазин только кивнул:

— Ну, Вадим, как говорится, с богом. Вы знаете, что делать.

В машине уже лейтенант получил по радио третье сообщение:

«Такси вышло на Аэрофлотское шоссе».

Он положил руку на локоть шофера:

— Темп, Витя.

Прибавили ходу. В аэропорту Козельский подошел к человеку, что стоял у входа в кассовый зал и старался выжать из красного ящика-автомата стаканчик газировки. Вадим достал три копейки.

— Порядок, — услышал он. — Подшефный берет билет. Второй для тебя. Кассирша в курсе. Полетите, как неразлучные друзья.

Сотрудник отошел, а Козельский не спеша выпил теплую воду и направился в зал. Борода Кравчука темнела рядом с окошком кассы. Вадим присел на диван и достал из кармана газету. Парень, который вел наблюдение, исчез из зала на несколько минут, потом появился и присел рядом с лейтенантом.

Козельский спросил:

— У вас спички не найдется?

Тот протянул коробок:

— Берите, берите, у меня еще есть.

— Спасибо.

Вадим приоткрыл коробок и увидел свернутый билет. Он опустил спички в карман. Операция «Нарзан», как шутливо назвал его поездку Мазин, началась.

Пошутил он так, впрочем, под самый конец, когда уже сказал Козельскому все, что нужно было сказать. Пошутил и подвел итог:

— Задача ваша, Вадик, может оказаться и простой и сложной Вернее, она может в любой момент резко усложниться. Это первое. А второе вот что. Кроме наблюдения за Кравчуком, я дам вам еще одно поручение. Вы помните о письме Дубининой?

— В котором не было ничего особенного?

— К сожалению. Поэтому узнайте об этой женщине как можно больше.

Козельский хотел что-то сказать, но Мазин остановил его:

— Вадим, вы умудряетесь совмещать исполнительность со склонностью к увлечениям. Временно эту склонность сдерживайте. Вам потребуется прежде всего исполнительность. — Он подождал, пока лейтенант поймет его мысль, к закончил. — Разумеется, максимум внимания Кравчуку. Сейчас он для нас фигура номер один. Ведь мы так и не выяснили, где он был в день убийства. Во всяком случае, не в Москве. Постарайтесь познакомиться с ним. Так вам будет легче.

Эти слова Козельский вспомнил, когда стремительный лайнер, незаметно превратившийся из чуда в средство передвижения, покатился по взлетной полосе навстречу зеленой весенней степи. Потом степь отделилась от самолета и оказалась уже не впереди, а по бокам и внизу, все ниже и ниже.

Козельский повернулся к сидящему рядом Кравчуку:

— Отличная машина.

Тот ответил кратко:

— Сначала нужно долететь.

Для Козельского эти слова прозвучали почти как признание вины. Ему казалось, что каждый преступник суеверен.

Кравчук между тем вытащил из-под чемоданного ремня журнал и развернул на последней странице. В руках его появился карандаш и большой, с красной ручкой, заграничный нож. Открыл он его, нажав на какую-то пружину, и начал широким блестящим лезвием подтачивать маленький карандаш. Козельский с интересом посматривал, как огромные руки Кравчука ловко справляются с этой хрупкой работой.

«Прямо секретарша», — подумал Вадим неприязненно. Нож в руках Кравчука слегка действовал ему на нервы.

Наконец геолог закончил, аккуратно ссыпал стружку в пепельницу и принялся за кроссворд. Он быстро, почти не задумываясь, заполнял строчку за строчкой, причем шел не от найденных уже слов, а прямо подряд, номер за номером, сначала все по горизонтали. Загвоздка наступила на цифре семнадцать. Козельский прочитал, скосив глаза, — «косвенное доказательство вины».

Кравчук ткнул себя карандашом в подбородок. Разноцветная палочка утонула в густой бороде.

— Улика, — назвал Козельский машинально.

Геолог подсчитал буквы, дотрагиваясь до клеток кончиком карандаша.

— Верно. Не сообразил.

— Всегда что-нибудь не угадаешь. Я еще ни одного кроссворда не добил до конца.

— У меня были. Мы в партии соревновались. Попадется старый журнал… Я геолог. А вы?

— Я химик.

— Химик?

Козельский уловил недоверие в голосе геолога.

— Да, второй год работаю. После института.

— И нравится? Химия?

— Конечно, — ответил Вадим. — Почему бы и нет?

— Воздуха мало. Отрава одна.

— Вот и еду подышать, в отпуск.

Кравчук, кажется, больше не сомневался, и Вадим остался доволен завязавшимся разговором. Он не собирался расспрашивать Кравчука. Пока нужно было лишь познакомиться, чтобы иметь возможность встречаться в Тригорске. Да и говорить-то было особенно некогда — весь полет занял меньше часа.

— Я тоже на отдых, — сказал геолог. — Нужно квартиру подыскать. Жена приедет. Домов отдыха не люблю. Диким лучше. Свободней. Сейчас с квартирами легко. Весна. Вот летом попробуй.

Вадим поддержал его:

— Месяц и я на одном месте не выдерживаю. Поэтому определенными планами себя не связываю. Пока приятель помог достать номер в гостинице.

— Если один, что связывать. А у меня жена.

В прозрачном синем небе рельефно прочертилась снежная гряда на горизонте, и совсем близко, прямо среди равнины, выросли отдельные, похожие на сахарные головы горы. Одна голова, пониже, стояла со сломанной верхушкой. Вместо нее торчали три скалистых обломка, а у подножия их — маленький зеленый городок. Это и был Тригорск.

Они сели в микроавтобус — маршрутное такси и покатили в город, вдыхая особенный здешний воздух, словно составленный из острых, покалывавших легкие холодных кристалликов, лопавшихся внутри, как пузырьки шампанского. От воздуха этого Козельскому стало весело и не верилось, что черный, мрачноватый Кравчук, возможно, убийца и опасный преступник.