Читаем без скачивания Библия в истории европейской культуры - Геннадий Геннадьевич Пиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Применительно к нашему случаю можно говорить, что эти две позиции вполне можно совместить как две стороны одной и той же медали. Уже компаративистский подход позволяет сделать вывод о том, что во всех без исключения цивилизациях есть обязательное и сложное взаимодействие таких сфер, как «религия», «философия», «право» и «литература». В европейской культурной традиции история взаимоотношений философии и литературы демонстрирует их глубинное родство, нередко проявляющееся в сближении философии с литературой вплоть до их практической неразличимости или даже полного отождествления. Вместе с тем реализовалась и прямо противоположная возможность для философии расходиться с литературой вплоть до противостояния ей.
Графически это можно изобразить следующим образом:
Из схемы видно, что в традиционном споре философии и религии противостояние и взаимодействие их идет не только напрямую, но и в таких «пограничных», обслуживающих нужды общества в целом и индивида в отдельности сферах, как право и литература. Они являются формами осмысления тандема эмпирика-парадигма и в каком-то смысле их примирения, поскольку как религия, так и философия, естественно, стремятся к максимальной автаркизации.
Можно видеть, что в средневековый период, когда религия в форме христианства в европейском, славянском и византийском мирах, безусловно, господствует, а философия и религия как никогда ни до, ни после непримиримы, проблема их взаимодействия, иначе говоря, «встречи», особенно сложна. Средневековье, как время апогея развития «миров»–цивилизаций есть безусловный результат и одновременно переломный момент развития человеческих сообществ Евразии. Еще в «дородовой» период состоялось открытие физического мира и физического времени как самостоятельных и независимых от человека констант его собственного существования. В рамках так называемой «древности» («античности» или «Осевого времени») произошло появление первых «протомиров» и открытие исторического мира как места передвижений и деятельности племен и народов и исторического времени как системы измерения и описания смысла их существования. Появились первые историософские конструкции, среди которых, безусловно, выделяется ветхозаветная «горизонтальная» модель истории. Для указанного метарегиона особое значение имело складывание Средиземноморского «мира» (Римская империя) и открытие социального мира как места стационарного обитания и конвергенции сначала народов, а потом и отдельных людей. В «трехмерном» мире особенно важными становятся именно эти его составляющие – физическая, историческая, социальная. Переход к одновременному использованию этих констант-измерений и составляет суть произошедшей в то время важнейшей цивилизационной революции. Тем самым произошло и складывание предпосылок для появления вертикальной модели истории и культуры на материале метарегиона и мегасоциума.
В данном случае важна именно модель истории, так как она и определяет соотношение религии, философии и литературы.
Характерные для традиционного общества представления о бытии общества, как правило, пессимистичны. Общество деградирует, качество бытия постепенно ухудшается, и таким образом в истории доминирует закон энтропии. После первотолчка, приведшего к возникновению человечества, реальность только остывает. Судьба земной культуры трагична, в условиях «падшего» мира никакого «совершенства» и полного воплощения идеального быть не может. Архаическое видение истории является циклическим – мир разрушается, чтобы вновь возродиться и вновь быть разрушенным – и так до бесконечности. По словам Гераклита, «этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий». История не имеет смысла («один день равен всякому»).
Христос разворачивает вектор, а христианство в целом размыкает этот круг, распрямляя время в стрелу, и Конец Света означает прекращение времени как такового. Таким образом, история в этом своем движении становится линейной и прогрессивной в этическом плане. На линейном видении истории будут основываться впоследствии все секуляризованные учения о прогрессе в истории, в которых история приобретает целерациональный смысл.
Кроме того, христианство снимает замкнутость отдельного «богоизбранного» этноса, переосмысливая понятие «избранного народа» и включая в «исторический» процесс великое множество людей, которого никто не мог перечесть, из всех племен и колен, и народов и языков (Откр. 7 : 9). Ортодоксальный иудаизм считает к тому же деградацию необратимой, а ряд гетеродоксальных иудаистических мистических учений (меркаба-гнозис, ессеи, каббала, хасидизм) мессию понимают лишь как восстановителя среди народов центрального статуса евреев.
В этом плане христианство кардинально переосмысливает иудейскую идею деградации, которая начинается с момента изгнания праотцев из рая и заканчивается апокалиптической катастрофой – концом света. Каждое новое поколение должно было начинать все сначала и фактически заключать новый завет с Богом («многозаветная модель» как «вдох-выдох»).
Факт добровольного спасительного Воплощения придает истории радикально иной смысл: страдания и подвиги оказываются не напрасными, энтропическое время уничтожается. Все праведники, избравшие истину, как умершие ранее (их Христос вывел из ада вместе с Адамом и патриархами), так и живущие после Христа соединяются с Богом, а грешники отвергаются. Смыслом разворачивающейся истории становится подготовка этого разделения в момент Страшного Суда, который положит абсолютный конец истории. Важно и то, что идея о неизбежном конце истории, как и факт неминуемой личной смерти, может стать источником постоянной проверки «совести». Человек должен думать о стяжании того эсхатона, который внутри нас есть (Лк.17 : 21), и который является конечной целью жизни. Христианская историософия не только раскрывает духовное будущее всего человечества, но и объясняет, как достигнуть его в личном бытии: к апокатастасису (ά̟οκάταστασις) как конечному восстановлению через любовь.
«Цивилизация» сама себя «строит», и это искусственное отношение к миру и обществу надо не только развивать, но и контролировать, необходимо предвидеть все возможные последствия деяний отдельных «деятелей культуры».
Естественно, что на первый план выходит этика, но верховным судьей может быть только Бог. Закон в «мире» работает трудно, он будет достаточно эффективным только в буржуазном обществе. Поэтому на первый план и выходят совесть (как «со-Весть», «со-Истина») и традиции, которые начинают переосмысливаться с позиций религии. Однако в условиях диктата идеологии обязательно складывается амбивалентное (двойственное) отношение к миру и «обратная» сторона культуры будет богата
