Читаем без скачивания Дао: Золотые Врата. Беседы о «Классике чистоты» Ко Суана. Ч. 1 - Ошо

Ваши родители, на самом деле, не несут ответственности. Бессознательный человек не может быть в ответе: он действует бессознательно, он не ведает, что творит.

Вы должны погрузиться внутрь себя и очистить себя от всех представлений, которые родители вам навязали, как положительных, так и отрицательных. Тогда в вас возникнет великое сострадание к вашим родителям, великое сострадание и огромная благодарность, потому что все, что бы они ни делали, они делали — по крайней мере, как они сами говорят, — думая, что это во благо. Они не делали вам намеренно ничего плохого. Даже теперь, если они против вашей саньясы, если они не довольны вашей саньясой, то это потому, что они думают, что вы попали не в те руки, что вы отошли от их традиционного наследия. Они боятся, что вы можете сбиться с пути, и впоследствии будете страдать, что однажды вы пожалеете. Они переживают за вас.

Их любовь бессознательна, поэтому вам не нужно их слушать, но вы не должны злиться на них — их нужно понять.

Ты говоришь: «Мои родители, евреи, недовольны тем, что я стал саньясином». Во-первых, они иудеи, это одна из самых древних религий в мире. В мире существует только две старые религии — иудаизм и индуизм. А чем старее традиция, тем больше ее вес, она сильнее давит на людей. Все новое легкое.

Мои саньясины могут ходить легко, почти танцуя. Но пятитысячелетняя традиция имеет огромный вес, это долгое прошлое. Они не могут простить Иисуса — как же они могут простить тебя? А ведь Иисус не стал моим саньясином! В действительности, он никогда не выходил за пределы традиции, он остался иудеем. Он не был христианином, имейте это в виду, потому что в то время не было христианства. Христианство возникло в результате его смерти, благодаря его воскресению. Поэтому я всегда называю христианство «крестианством» — оно не имеет никакого отношения к Христу, оно связано с крестом. Поэтому крест и стал символом христианства — он важнее Христа.

Они не простили Иисуса, а он никогда не выходил за рамки традиции. Конечно, он говорил вещи, которые казались несколько странными, немного новыми. Он привносил новый свет, он очищал зеркало иудейского сознания от старой пыли. Но они не смогли его простить, даже теперь. Я не встречал ни одной книги, написанной евреем в поддержку Иисуса. Они по-прежнему думают, что он был неправ, они по-прежнему думают, что его заслуженно распяли, они по-прежнему думают, что он был преступником.

А стать моим саньясином — это, конечно же, гораздо опаснее, потому что это полный уход от всех традиций. Это не просто смена одной традиции на другую, а отбрасывание самого традиционного ума. Это отбрасывание традиционности как таковой — вы становитесь нетрадиционными, необщепринятыми. Это чистая революция! И, естественно, они боятся — у иудеев много причин бояться.

Но при этом между мной и евреями существует определенное притяжение. Я привлек стольких евреев, что сам иногда удивляюсь — я что, еврей? Или в чем тогда дело? — потому что евреев не так-то легко привлечь. Их не привлек Иисус. Их не привлек никто другой. Почему они пришли ко мне? Я затронул в них что-то глубокое. По сути, они пострадали от традиции больше, чем кто-либо еще, и именно поэтому им стало так интересно мое видение — потому что я против традиций. Им хотелось бы от них избавиться.

Еврей и чернокожий сидят рядом в поезде. Вдруг еврей понимает, что чернокожий читает журнал на иврите. Какое-то время он молчит, а потом шепотом говорит:

— Послушай, дружище, разве тебе мало быть черным?

Возможно, твои родители боятся: «Разве мало того, что ты еврей? Ты хочешь еще пострадать?» Потому что пребывание со мной будет опасным. Свобода гораздо опаснее, чем что-либо еще в этом мире. Свобода — это огонь: она сжигает твое эго, и оттого, что она сжигает твое эго, она причиняет боль эго многих людей, и они все становятся твоими врагами.

К тому же евреи — очень мирские люди. Это единственная религия, которая является совершенно мирской. Существует два вида религий: мирские религии — иудеи представляют мирскую религию — и духовные религии, такие как буддизм. Буддисты будут против меня, потому что им я покажусь немного мирским, а евреям я покажусь слишком не от мира сего.

Но я и то, и другое: я мост. Моя саньяса — это синтез, потому что я не разделяю «этот мир» и «тот мир». Для меня они оба прекрасны. И нужно жить в обоих мирах, потому что они не нераздельны, они неразделимы. Сама идея такого разделения стала большой бедой.

Иудеев больше интересуют деньги, чем медитация. Конечно, узнав, что ты стал медитировать, они испугаются: «Что ты делаешь? Пора зарабатывать деньги. Пора пустить корни в мире. Не трать впустую драгоценное время!» По их мнению, пока ты еще молод, ты можешь что-то сделать, а с возрастом ты будешь все менее и менее способен зарабатывать деньги, обрести власть, престиж, сделать имя в этом мире. Здесь ты попусту тратишь свое время.

Даже у тех, кто находится здесь, если это евреи, пережитки традиции сохраняются. Одна саньясинка несколько дней назад уезжала отсюда на работу в эйфории — должно быть, она прикоснулась к чему-то неосязаемому в медитации, или пережила мгновения тишины здесь, на дискурсе, получила проблеск чего-то неизвестного. В такие моменты, даже если вы еврей, ваше еврейство исчезает. Отправляясь в офис, она сказала, что хочет пожертвовать сто тысяч долларов на новую коммуну. А через пять минут она вернулась и заявила, что решила все отменить! Ее спросили: «Что случилось? Да, мы отменим, но ведь это была твоя инициатива, никто тебя ни о чем не просил. Ты сама предложила, а теперь, спустя всего пять минут... что случилось?»

Она ответила: «Я повидалась с Амитабом, одним из моих друзей, и он сказал: „Ты что, спятила? Немедленно пойди и все отмени!“ Он отчитал меня!»

Так вот, Амитаб — польский еврей! Это самая опасная комбинация, какую только можно найти — поляк и еврей! Конечно, он любит меня и любит безмерно — он сейчас здесь, это один из моих самых важных терапистов, он живет в моем доме, в «Лао-цзы» — но наследие есть наследие!

В сильном возбуждении Исаак зовет Давида:

— Давид, иди скорее сюда, я провернул потрясающую сделку. Триста пар брюк за пятьдесят долларов!

Давид подбегает к Исааку, где он обнаруживает гору из трехсот пар брюк. Он осматривает их.

— Но, Исаак, у этих брюк только одна штанина! — говорит он. — Их невозможно носить!

— Послушай, Давид, — отвечает Исаак, — помимо того, что есть люди с одной ногой, я ведь тебе уже говорил — нам нужно их продать, а не носить!

Еврей приезжает в Чикаго из Израиля, он приезжает в Америку впервые. Идет дождь, поэтому он останавливается у магазина, чтобы купить пару туфель. Памятуя о совете отца, когда служащий просит за туфли двадцать долларов, он начинает торговаться:

— Десять долларов!

— Это невозможно! — отвечает служащий.

— Десять или ничего! — не отступает еврей.

Тогда служащий идет советоваться с управляющим.

— Хорошо, десять, — возвращаясь, говорит он.

— Нет, — отвечает еврей, — пять!

Служащий снова советуется с управляющим...

— Хорошо, пять.

— Нет, два! — не унимается еврей.

— Послушайте, — говорит служащий, устав от него, — просто забирайте эти туфли и уходите!

— Нет! — восклицает еврей.

— Нет? Теперь вы их не хотите? — спрашивает служащий, не веря своим ушам.

— Я хочу две пары! — следует ответ.

Твои родители, должно быть, переживают: что ты тут делаешь? Такой умный парень, как ты, прожигает свое время, медитируя? Ты что, сошел с ума — сидишь в молчании и ничего не делаешь? Разве так должен вести себя еврей? Время — деньги, не трать его впустую!

Кроме того, родители есть родители, евреи они или нет: они чувствуют себя оскорбленными — их оскорбляет то, что ты думаешь, что знаешь больше, чем они, что ты пробуешь что-то новое, пытаешься быть мудрее, чем твои родители.

Еврей прибывает на Небеса, и Бог с состраданием в голосе спрашивает:

— Что с тобой случилось?

— Мое сердце разбилось, — отвечает тот. — Когда мой единственный сын, моя гордость и моя отрада, заявил, что он стал католиком, я почувствовал ужасную боль в груди...

— Тебе не следовало так сильно расстраиваться. Даже мой собственный сын поступил точно так же!

— И что ты сделал, Господи?

— Переписал завещание — написал Новый Завет!

Итак, что они могут сделать? Они составят новое завещание — пусть составят! Научись прощать их. Я не советую тебе ненавидеть их, потому что ненависть — это не свобода, если ты кого-то ненавидишь, то остаешься привязанным. Ненависть — это отношения, любовь — вот свобода. Любовь — это не отношения, а ненависть — отношения. Поэтому те, кто живет в отношениях, живут в ненависти, но не в любви. Любовь — это свобода. Люби их, тогда ты будешь свободен. Но чтобы полюбить их, тебе придется полностью очистить себя. Я не скажу, как говорил Гаутама Будда: «Убей их», — потому что убийство не поможет. Пойми их. Будь сострадательным. Убийство будет излишней спешкой. Не нужно никуда спешить.