Читаем без скачивания Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой - Инна Лиснянская

Меня, естественно, беспокоит крайне Ирак и все с ним связанное. Сейчас он начнет спекулировать на арабском единстве, невзирая на то что этого единства нет. И все поворачивать против Израиля. Не исключаю варианта, что будет ставить условие: пусть Израиль откажется от захваченных земель, и тогда, я, Саддам Хусейн, выйду из Кувейта. Иного поворота у него, пожалуй, сейчас и нет. Выжидательность Америки и др. ему на пользу. Все в конце концов устанут из-за нефтяного голода и т. д. и, возможно, начнут давить на Израиль, совершенно позабыв о том, что на него напали, а не Израиль нападал, чтобы путем «дипломатии» разрядить «конфликт». Все это мои предположения-предчувствия, не лишенные логики, ибо национальное самосознание – алогично.

Вся трагедия евреев в том, что они на протяжении истории рассуждали логично и эту логичность приписывали врагу. Так было в средневековой Испании. Евреи понимали, что они на пользу Испании, что без них будет сокрушена. Но испанцы действовали вне логики, евреи были изгнаны, а Испания потерпела поражение в конце концов. Так было и в России при Николае II. Если бы он внял своему двоюродному брату, оперся на Ротшильда, заключил бы союз своевременный с Англией и Францией, то сам не пал бы. Но против всякой логики, свойственной еврейству, он поддался на нац. алогизм, разрешил погромы и т. д. – и лишился короны и жизни. Можно было бы приводить еще множество исторических примеров. Но это поздно и для чего? Просто я с тобой пустилась в рассуждансы. Но только пустилась, как услышала по «Свободе» заявление этого маньяка, что «Израиль виноват в блокировании Персидского залива американцами. Зло Ближнего Востока – Израиль!». Вот так-то – наша позиция двойственно подла. Но это уже не новость. Где хуже, тоже трудно угадать. Здесь эпидемия дифтерита со смертельными нередко исходами. Грабежи и т. д. Чего только нет сейчас в этой моей разнесчастной стране – даже холера в Ростове. Нет даже табака.

‹…› Обстановка после убийства Александра Меня[41] еще более накаленная. Представь себе, его отпевали не как убиенного, а как усопшего. ‹…›

20. Е. Макарова – И. Лиснянской

20 сентября 1990

Дорогая мамочка! Спасибо тебе за все подарки и письма. У меня в запасе двадцать минут, хочу послать тебе с кем-то, а не по почте. Папа здесь чувствует себя прекрасно, забыл, по-моему, мерить давление, счастлив – мы все на месте, воздух, вода и продукты не отравлены, читает стихи нам вслух, – страшно подумать, что он туда вернется. Может, еще передумает. ‹…›

Твои письма я прочитала по два раза, сквозь них просачивается тоска, но не депрессия, мне кажется, что это у тебя нормальное здоровое чувство тоски – нас нет рядом, вокруг все надоедливо трещит по швам, все как-то растрескано изнутри и снаружи, мне было бы страшно тяжело на твоем месте. Мне тяжело, что я тебе причиняю такую боль, но я надеюсь, что ты все равно будешь с нами. ‹…›

Мамусечка, мне понравилась статья Кублановского, написана очень по делу, я бы на его месте еще больше сосредоточила внимание читателей на музыкальной природе твоих стихов, у него есть попытки с цветом – где он пишет про торфяник розовый, но о музыке не сказано важного слова, кажется, он и сам не очень музыкален, я как-то не помню его стихов. Где ты отыскиваешь такие фотографии, женщина? Ты же просто не ты! Это меня рассердило – следи, дорогая, за портретами!

В феврале, видимо, я еду во Франкфурт готовить там выставку. Это снова большая работа – надо пересоставить массу деловых бумаг, подготовить все для перевода на немецкий язык, пересочинить дизайн для помещения из отдельных комнат. За это мне будет платить Германия. Там же попробую съездить в Баухауз и Вену, если Билл (а он улетает 23-го во Франкфурт и Прагу) договорится с директором музея о том, чтобы они мне все это оплатили. Тем более что за каталог ничего там не получу, на нем копирайт Яд Вашем. ‹…›

Пока же начинаю преподавать в Иерусалимском Музее искусств детям, наверное, раз в неделю, больше при моей нагрузке не потяну.

‹…› В «Чистых прудах» очень понравилась вещь Горенштейна[42], по-моему, это маленький шедевр, что-то от чеховской тоски и лесковского эпоса. Какой он молодец! В моем рассказе много мелочей, много глупостей, кажется, удачен только конец с Генькой, есть там настроение. Кабы знала, не писала! Представь, мне это не больно и не обидно, а урок – не писать плохой прозы, т. е. не писать ничего необязательного, без чего можно вполне обойтись. ‹…›

Что касается нового человека, т. е. изменений с переездом, здесь ты права. Про стержень и витки. Меня швыряет, и в моменты вышвырнутости я чувствую, как теряю прошлую оболочку, но потом все возвращается на места.

‹…› Счастлива видеть «Декаду» и воспоминания о Гроссмане, есть у меня на этот счет сентиментальные чувства, вспоминаю всю историю этих вещей, а за ней тянется наше выздоровление от недугов, наша борьба с болезнью, наша победа, в конце концов, в этом всем я тоже принимала участие, чем горжусь[43]. И как хорошо и, главное, справедливо, что все это опубликовано пусть и на желтой бумаге, зато большим тиражом. Успех!

Манька возится с куклятами, хохотала, читая твое письмо с рисунками, а я вспоминала детство, когда мы с тобой так вот переписывались. Какие мы уже древние Мафусаилы! ‹…›

21. Е. Макарова – И. Лиснянской

Ноябрь 1990

Дорогая мамуля! Сегодня я получила свою книжку. ‹…› С радостью увидела лица своих детей и учеников, убедилась, что и это было в моей жизни и занимало какое-то время почти все мое время, – удивительно пестрая жизнь, она, наверное, у всех такая, но мне чудится, что я прожила уже минимум три – в прозе, работе с детьми и теперь вот с выставками.

Учу иврит. Прекрасный язык, несколько механистичный, что ли, но дается. Точка на иврите – никуда. А дальше по родам местоимений и чисел, две точки – никудот, а три – шалош никудот. Многоточие, наверное, еще как-то иначе называется. Я пришла в группу, которая уже месяц учила язык, стала нагонять, умею читать и списывать с доски или учебника, сама писать еще не могу. Правда, хожу не регулярно, часто сбегаю в Яд Вашем. Там у меня встречи, общения, о выставке пишут в израильской прессе, в четверг, 26-го была еще одна передача по «Коль Исраэль», через несколько недель в передаче «Культурная жизнь Израиля» снова будет о выставке, и ты услышишь мой голос, довольно длинная речь. Тоже было по английскому радио, где говорила по-английски, но я не слышала.

‹…› Манька была 10 дней в лагере религиозном с девочками, привезла кучу смешных историй, Федя обучает меня ивриту, очень толково, надо сказать, сегодня привел какую-то девушку, весьма милую, Лену, играть на компьютере. Он в стране мистических возможностей чувствует себя очень свободно, франтит, поскольку говорит по-английски, его время от времени приглашают в компании американских детей, так, чтобы показать им, какие приезжают асы из СССР. Он, конечно, не показатель.

Сережа, по-моему, постепенно включается в газетную работу, собирает материалы, готовит свою часть, они начинают выходить в середине сентября, эта газета в будущем будет распространяться и в СССР, так что мы вам отсюда все распишем по-честному, какая здесь бюрократия, какие здесь социалистические основы всего, какая это страна переходной формации, желательно, чтобы она скорее перешла в капиталистическую целиком, потому что пережитки социализма тяжелы даже в мистической стране.

‹…› Послала тебе каталог, в спешке, кажется, не надписала Семену, или надписала? Напиши подробно, как ты, что делала на даче, как Семен Израилевич, что пишешь после тех замечательных нескольких стихотворений, что с книгой о «Поэме без героя»? ‹…›

22. Е. Макарова – И. Лиснянской

Начало декабря 1990

Дорогие мои, мама и Семен Израилевич! Я все вспоминаю, как мы гуляли по Яффо, как ели на берегу Средиземного моря банановое мороженое. И не только море с мороженым. Очень странно, вас нет. ‹…› Но мы снова встретимся и продолжим наши прогулки вдоль Мертвого моря и Красного, по пустыням Негева и Тверии, – маленькая страна требует к себе большого внимания[44].

Лена, Тяпа и дети[45] не получили пока своего багажа, где были у них все документы, так что висим в неизвестности, это закономерно, когда есть сложности и без того, нужно, чтобы возникли еще большие, тогда прежние перестают казаться такими уж непреодолимыми. Думаю, все уладится, а терпения мне не занимать. Тяпа с кошкой живут, как и положено кошке с собакой, но, говорят, между животными мир наступает через неделю.

Мы с Леной сидим в кухне и пишем письма – уже не друг другу, а вам. Надеюсь, что очень скоро мы точно так же с вами будем сидеть ну пусть не на кухне, в роскошной квартире, и писать письма в Москву.

Поразительно интересная жизнь, кажется, я способна ее принимать во всем, и в трудностях, которые она создает, почти что нарочно, в самом ее замысловатом течении столько простого смысла, что когда видишь его, когда открыт ему, – чувствуешь головокружительную свободу. Свободу приятия. Я бы мечтала, мама, чтобы ты поправилась душевно, ведь ты – моя мама. Я у тебя позаимствовала все эти возможности, и наша природа одна, – ты должна скоро выздороветь. Главное, не думай, что все в жизни окружающих зависит от твоих усилий. И не винись, ты ни в чем не виновата. Разве в том, что тебе дан талант, это всегда трудно, в повседневности.