Читаем без скачивания Сундучок, в котором что-то стучит - Василий Аксенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Геннадий поднял голову, рядом взревел мотоцикл. Чуткие ноздри мальчика сквозь запах бензина уловили запах изысканной парфюмерии. Вот странно: переплетались мужской одеколон «Шик-24» и тончайший женский «Мадам Роша».
— Ха-ха-ха! — послышался хриплый смех. Запах никотина и алкогольной изжоги заглушал парфюмерию и бензин. — Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Торжествующий хохот, короткий взрев мотора, потом стрекотание — и мимо за кустами промелькнула крылатка, наваррский берет, твердый желтый нос, седой ус и бакенбард.
Торжествующий, какой-то животный хохот еще стоял в его ушах, когда он приподнялся на одном локте и поднял сверкающею «елочную игрушку». Вдоль ствола тянулась витиеватая надпись: «Мэйд ин Диснейлэнд». Геннадий вспомнил: такие шутовские надписи были выбиты на самом страшном оружии у наемников из госпиталя д-ра Лафоню, а производилось оно в Гонконге какой-то подпольной фирмой.
Он вскочил на ноги и попал в заботливые объятия старика.
— Дружище Геннадий, что с вами? Вы целы?
— Дружище Юрий Игнатьевич! — вскричал Гена. — На тандеме мы не угонимся за злоумышленником. Не могли бы вы подняться в воздух? Это единственная возможность…
Видно было сразу, что старик в течение своей жизни побывал в разных переделках и привык в этих переделках не задавать лишних вопросов. Он немедленно бросился в кресло своей допотопной птицы и включил вполне современный жигулевский стартер. Мотор не заводился.
Четвёркин поднял капот, похожий на бочок десятиведерного тульского самовара, и увидел струйку бензина, вытекающего из бензопровода. Бензопровод был разрушен. 3лоумышлонник выломал из хитроумной системы Юрия Игнатьевича его любимую деталь, так называемую «флейточку».
«Флейточка» и в самом деле была похожа на какой-то древний музыкальный инструмент, этакая дудочка с тремя клапанами. Она попала в руки авиатору полвека назад при странных обстоятельствах, о которых он расскажет позднее. Сейчас он поведает своему юному другу лишь об одном удивительном свойстве любимой «флейточки».
Когда-то, в нищие двадцатые годы, Четвёркин конструировал очередной двигатель и вдруг хватился, что ему нечем нарастить бензопровод. Тогда и додумался он нарастить бензопровод «флейточкой», предварительно окутав ее толстой медной проволокой. Тогда и заметил Четвёркин странное свойство. Мотор стал заводиться в любую погоду, в любую сырость, в любой мороз. Она, эта «флейточка», как будто прогревала всю бензосистему, как будто сохраняла тепло. С тех пор Четвёркин стал вставлять ее во все свои конструкции и даже брал ее с собой в арктические экспедиции. Полярники не раз удивлялись, как легко заводятся многотонные «АН»-ы пилота Четвёркина, а он только усмехался.
— Вы хотите знать, дружище Геннадий, что за странность была в этой «флейточке»? Дружище мой мальчик, она была теплая! Она всегда была очень теплая, на любом морозе…
— Как будто была сделана из дерева «сульп»… — задумчиво проговорил Гена.
— Что?! — вскричал пилот. — Что-что-что? Дружище юный пионер, не кажется ли вам, что мы, благодаря вашей удивительной интуиции, вновь оказались на пороге тайны?
— Мне кажется, — тихо сказал Гена, — мы оказались на пороге, но…
Дома он застал веселое оживление. Все чемоданы и баулы были вытащены, и туда бросалось имущество, в основном летние короткие маленькие вещи легкомысленных расцветок. Оказалось, что вопрос о поездке на Большие Эмпиреи решен положительно и все собираются в дорогу. Пусть сокращаются большие расстояния…
— А что же сеньор Адольфус Селестина Сиракузерс? — спокойно спросил Геннадий, прикрывая носовым платком распухшую на таиландский манер нижнюю челюсть.
— А вот с этим маленькая неувязочка, дружище сын, — весело сказал папа Эдуард. — В «Интуристе» нам сообщили, что скотопромышленник улетел вечерним самолетом компании «Панам» в Стокгольм. Сундучок, разумеется, он увез с собой. Мы уже сообщили об этом в Оук-Порт сенатору Куче. Республика будет добиваться возвращения национального достояния по дипломатическим каналам.
Носовой платок упал на пол, и тут же послышался смех. В окна стратофонтовской квартиры смотрели лукавые лица сестер Вертопраховых.
— Ой, Генка, — сказала Даша, — с этой челюстью ты стал чем-то напоминать полковника Мизераблеса.
— Неуместная шутка! Глупое сравнение! — воскликнул, побагровев, Геннадий. — Валька, почему ты молчишь?
— Ноу комментс, — ответил с улицы Валентин Брюквин. Он стоял на тротуаре и поигрывал мускулами ног. Таким образом он приучил себя бороться с капризами переходного возраста.
ГЛАВА VII,
в которой происходят такие обычные вещи, что опытные люди предпочитают спать, закрыв лицо газетой «Ежедневное зеркало»
В Париже, в аэропорту Орли, была пересадка. Здесь потомки капитана Стратофонтова и сопровождающие их лица должны были пересесть с лайнера «Аэрофлота» на лайнер «Эр Франс», чтобы лететь до острова Маврикий и там пересесть на лайнер компании «Эр Индиа», и лететь на Мальдивы, и там пересесть на лайнер японского общества «Джайл» и лететь на Зурбаган, и там пересесть на лайнер «Грин», чтобы перелететь в Гель-Гью, где уже их будет ждать специально зафрахтованный 20 местный и вполне пригодный к употреблению самолет эмпирейской ассоциации «Кассиопея констеллешнс эр чане». Увлекательное путешествие ожидало наших героев, а пока перед посадкой в стеклянном дворце Орли они били баклуши всяк на свой манер.
Ну, Наташа, конечно, Вертопрахова отражала атаки представителей прессы: «Нет, не собираюсь. Да, слушаюсь родителей. Нет, не намерена. Да, своими успехами обязана тренеру Г. Н. Гумберту».
Ну, сестра ее, конечно, Даша загадочно блистала знаниями иностранных языков, марокканцев удивляя по-мароккански, испанцев — по-испански, сербов — по-сербски ибо нет на свете языка, не родственного эмпирейскому, и нет на свете эмпирейца, который не был бы потенциальным полиглотом.
Ну, Брюквин, конечно, Валентин молча пил у стойки бара газированный напиток кока-колу и на все вопросы международной публики отвечал своим излюбленным «ноу комментс», что, как известно, в дипломатии равносильно многозначительному молчанию.
Ну, мама, конечно же, Элла тоже употребляла кока-колу и с ужасом вспоминала, чего ей в юности наговорили про этот напиток: дескать, прямо с ним проникает в кровь вредная идеология и проступает на коже родимыми пятнами капитализма. Но вот же пью и просто охлаждаюсь, ничего не проступает. К тому же рядом цедит напиток спутник Стратофонтовых Помпезов Грант Аветисович, сотрудник общества «Альбатрос».
Ну, Помпезов, конечно, Грант Аветисович цедил напиток, приговаривая:
— Наш-то квасок покрепче будет.
Ну, отец, конечно, Эдуард встретил в Орли знакомого мистера Бэзила Сноумена, такого же, как он сам, члена Клуба Покорителей Вершины Навилатронгкумари С Восточной Стороны, ну и, конечно, бил баклуши вместе с этим джентльменом, предаваясь приятным воспоминаниям.
Ну, бабушка, конечно, Мария Спиридоновна купила множество цветных пост-карточек и направляла теперь приветы друзьям-однополчанам.
«Привет орлам из Орли!» — таков был текст. Не так уж дурно, не так ли?
Ну, и Гена, конечно же, Стратофонтов среди всеобщего битья баклуш продолжал развивать наше приключение, на то он и наш главный герой.
Для этой цели он сидел в мягком кресле и беседовал с Юрием Игнатьевичем Четвёркиным о таинственной «флейточке».
Ну, Юрий, конечно, Игнатьевич Четвёркин сидел с ним рядом и доброжелательно смотрел на парижан и гостей французской столицы. Четвёркин находил, что с 1916 года, когда он побывал здесь в составе Русского Экспедиционного Корпуса, парижане почти не изменились: те же «силь ву пле» и «са ва», то же пристальное внимание мужского пола к женскому и наоборот. Между тем он рассказывал своему юному другу о «флейточке».
В марте 1914 года подпольная группа революционеров, к которой Юрий Игнатьевич примыкал, решила организовать побег из Шлиссельбургской крепости одного узника по имени Павел Конников. Этот человек для всей мыслящей молодежи России был настоящим идеалом: моряк, путешественник, один из первых русских авиаторов, подпольщик, публицист, спортсмен… Такого особенного человека и спасать-то надо было как-то особенно, и молодежь ошеломила жандармов своей дерзостью.
В час прогулки над двором крепости появился военный «ньюпор» и сбросил взрывательный пакет на стену. Вреда никакого от этой бомбы не было, но дыму, шуму, паники на всю ивановскую. Со второго захода Четвёркин («ньюпор» пилотировал, разумеется, он) сбросил за борт веревочную лестницу и, когда вынырнул из дыма и полетел к лесу, увидел на веревочной лестнице человека с развевающейся шевелюрой — это был Павел Конников!
Объявлена была тревога по всей округе. Жандармы знали, что самолет скрылся где-то поблизости в карельских лесах, и обложили все дороги и тропы. Одного не учли малоразвитые жандармы — особенностей буерного спорта. На льду одного из озер Четвёркина и Конникова ждал буер, предварительно доставленный из Финляндии, буер, который при попутном ветре мог развить скорость современного автомобиля. Да, именно буер и пара надежных маузеров помогли революционерам вырваться из кольца.
