Читаем без скачивания Тайну хранит звезда - Галина Романова

– Игорь! – Она рванула к нему при встрече излишне торопливо, излишне порывисто. Опомнилась, приостановилась, нарвавшись на его настороженный взгляд. – Привет, сынок. Как дела?

– Привет, мам, – тихо отозвался сын и тут же принялся оглядываться, чтобы не засветиться перед пацанами за свиданием с матерью. – У меня все нормально. А ты как?

– Я?

Она удивилась. Он редко спрашивал о ее делах. Раньше редко. В последнее время почти никогда. Неужели и до него дошли слухи о тучах, что сгустились вокруг нее? Скорее всего, дошли. И что он по этому поводу думает? Как отнесся? Пожалел? Позлорадствовал?

– Я? Мне плохо, сынок, – вдруг призналась она тихим слабым голосом и глянула на него несчастно. – Все как-то навалилось… Ты, наверное, уже слышал?

– Да кое-что.

Игорек швырнул рюкзак на пол под окном, начал расстегивать куртку.

Маму сделалось жутко жалко. Аж в носу защипало, как жалко. Она была сейчас трогательно хрупкой. И еще более красивой, чем раньше. Тонкая белая кофточка и темная юбка под неожиданно высокие каблуки. Ей все так шло. А смотрела на него, как сквозь эту чертову кисею. Опять он вспомнил! Мама что, плакать собирается? Как погода за окном? Только не здесь, блин! Только не при ребятах!

– У меня неприятности, Игорек, – проговорила она, чуть отворачиваясь и поднимая подбородок вверх, боялась, наверное, что слезы прольются. – Как бы не уволили.

Если маму уволят, алиментов отец не дождется, вдруг мстительно подумал Игорек и тут же устыдился.

Он на чьей стороне-то вообще?!

И тут же послал вдогонку: а ни на чьей, на своей собственной. И эта сторона теперь ему диктует пожалеть маму. Он же любит ее, хотя опека ее чрезмерная и его временами напрягает. Пока отец дико занят, занят до такой степени, что забывает продиктовать ему пин-код, а потом не отвечает на звонки, он возьмет и пожалеет маму.

– Мам, ты это…

Он опустил голову, подхватил с пола рюкзак, взвалил его себе на спину. Затем покусал нижнюю губу, продумывая до мелочей каждое слово, которое должен ей сейчас сказать. Это должны быть хорошие правильные слова, которые ее поддержат. Но ни в коем случае нельзя дать ей понять, что он сдался. Никаких авансов!

Так проорал ему отец вслед, когда он выходил из его квартиры: «Никаких авансов этой Нюрке!!!»

– Мам, ты не расстраивайся. Все наладится, мам.

Он глянул на нее исподтишка. Мама не плакала, уже славно. Смотрела на него жадно, будто ощупывала. Понятно, скучает.

– Ты правда так думаешь? – Она кротко улыбнулась.

– Да сто пудов, мам! – улыбнулся он ей в ответ, и снова захотелось, как давеча утром, уткнуться ей в плечо и пожаловаться все равно на что. – Все устаканится.

– Устаканится, – повторила она и вдруг сказала не к месту: – А я вчера твоих любимых котлеток пожарила с грибами.

– Зачем? – удивился он и звучно сглотнул слюну.

Таких котлеток с грибами никто не мог готовить, кроме мамы. Он сколько в разных ресторанах ни заказывал их, когда они с отцом обедать туда заезжали, ничего общего. Мама готовила их особенно.

– Меня же там нет, – пробубнил он и тут же струсил, тут же понял, что может продать свою независимость и неприкосновенность за пару котлет.

– А тут ты всегда, – тихо произнесла она и приложила руку к сердцу, а потом к виску. – И тут ты всегда. Может, зайдешь сегодня, а? Ненадолго. На часок?

Если отец будет по-прежнему недоступен, ему ничего и не остается. Игорек разозлился. Не станет же он сидеть возле пустого холодильника с банковской карточкой, полной денег? Нет, конечно.

– Может быть, мам. Потом созвонимся, – вдруг уступил он.

И понял, что совсем при этом не чувствует себя слабаком. Как раз наоборот: сильным и великодушным. Вон как мама просияла. А это что значит? Это значит, что он хоть немного, да сделал ее счастливой. И от отца не убудет, раз от него самого не убыло.

День прошел весьма удачно. Он исправил математику. Получил пятерку по литературе, пересказав отрывок из романа про плохую погоду и кисею из дождя, черт бы ее побрал. После уроков вышел из школы, натянув капюшон на голову, и, потоптавшись на ступеньках, быстро свернул к пустырю. Он идет к маме. Решил же!

Дома было тихо, тепло и чисто. Приятно пахло мамиными духами, едой и еще чем-то неповторимым, что преследовало всю его жизнь с раннего ясельного детства и чему он так и не нашел объяснения. Так иногда пахли его рубашки после стирки, наволочка на подушке и раннее воскресное утро, когда он жмурился и не хотел открывать глаза на мамин осторожный шепот, зовущий его к завтраку.

Игорек повесил куртку, швырнул заученным движением рюкзак под вешалку, тут же нырнул к себе в комнату. Там было здорово. Под потолком висела маленькая боксерская груша, книги в шкафу на местах. Кровать заправлена клетчатым пледом. Носки тапок торчат из-под свисающей до пола махровой кромки.

Игорек с разбегу плюхнулся на кровать, зарылся головой в подушку, качнулся на пружинном матрасе. Здорово! Так, а коллекция его цела? Коллекция состояла из блестящих камушков, найденных в кучах щебня. Мама все порывалась ее выбросить. Ворчала, что только пыль собирает эта кучка камней.

Он рывком выдвинул нижний ящик. Уф, все на месте! И альбом с марками, наполненный до половины, тут. И этикетки, которые он хранил с первого класса. Все стопочкой, все аккуратно.

Мама…

Она все прибрала и все сохранила. В груди разлилось такое благодатное тепло, что в носу и в глазах с чего-то странно защипало. И откуда-то из глубины пришло понимание, что ему вовсе не хочется возвращаться сегодня в отцовскую квартиру. Что-то готовить себе самому, расстилать на ночь диван, утром мерзнуть и слушать неприятные вещи про маму.

Будет ли это с его стороны слабостью? Не сочтет ли отец это предательством? А если сочтет, то почему? Он ведь на время у него поселился. Уговор-то был такой.

Так, стоп, размечтался, называется! А вдруг мама не захочет, чтобы он оставался?

Эта мысль, такая примитивная и такая ужасающая, подбросила его с кровати, заставила подойти к одежному шкафу, повесить туда форму и переодеться в домашние широченные шорты до колен и спортивную майку. Потом он достал из-под кровати тапки и пошел в кухню.

Тихо урчал холодильник, чуть подкапывал кран холодной воды. На столе чисто, ни крошечки. Все как всегда.

В красивой пластиковой форме с крышкой нашелся бисквитный вишневый пирог и рядом горка песочного шоколадного печенья с орехами. Котлетки с грибами он обнаружил в холодильнике в фарфоровой супнице. Рядом кастрюлька с картофельным пюре. Под стеклянной полкой в выдвижных контейнерах красные помидоры, огурцы, сочные перья зеленого лука и укроп.

Игорек еще никогда в жизни так не спешил поесть. Салат, который он приготовил минуты за четыре, картошку с котлетами разогревал в микроволновке, быстро нарезал хлеба. И есть, есть быстрее. Пока не вернулась мама, пока не позвонил отец.

Перед ней он стеснялся так жадно лопать, как лопал теперь. Перед ним он стеснялся проявленной слабости, которую себе позволял. Потом были еще две большущие чашки растворимого кофе с молоком, вприкуску с вишневым пирогом и шоколадными печеньями. А потом его сморило. Нет, он успел все убрать, вымыть посуду, смахнуть крошки со стола. А потом еле добрался до своей кровати, уснул, кажется, еще у двери. А когда проснулся, был вечер, темный, непроглядный, с дождем и сильным ветром. И еще тихо на кухне мама говорила с тетей Ирой по телефону. И пахло блинчиками. Мама специально пекла их к его приходу, сообразил Игорек. И это было славно и привычно. И, конечно же, он никуда не поехал. Отец ему так и не позвонил и сам по-прежнему оставался недоступен. Игорек проверил, прежде чем перевернуться на другой бок и снова уснуть.

Завтра… Он все объяснит ему завтра…

– Мам, доброе утро, – Игорек вошел в кухню, виновато улыбнулся хлопотавшей у плиты маме. – Во я проспал, да, мам!

– Все хорошо. – Она дотянулась до него, прижала к плечу его голову, поцеловала в макушку. – Все хорошо, милый. Умывайся, сейчас будем завтракать.

Он пошел в ванную, вдруг вспомнил, что не успел купить мыла и зубной пасты. Тут же следом вспомнил, что этого всего нет не в этой ванной комнате, а совсем в другой. И радость тут же вытеснила мимолетное чувство вины.

– Эй, все хорошо? – заметила мать его заминку.

– Все хорошо, мам. – Он почесал левый бок, который даже отлежал, так долго и сладко спал. – Только… Блин! Уроки-то я не успел сделать, ма!

– Не переживай, – непривычно не обеспокоилась его мама-учительница. – Я поговорю с учителями, тебя не спросят сегодня.

– Здорово! – просиял он и тут же поспешил ее успокоить: – Только ты не думай, я все выучу.

– Я знаю, милый. Знаю. – Анна улыбалась милому заспанному лицу собственного ребенка. – Ты у меня очень взрослый и ответственный. Ты все сделаешь как надо.

Ого! Это было что-то новенькое! Игорек озадаченно нахмурился, рассматривая себя в зеркале. Хитрый мамин ход, чтобы он и на сегодня остался? Или настрадалась без него, прочувствовала? Бог их поймет, этих взрослых! Ладно, время покажет, как себя вести с ними с обоими. Воспитывать их еще и воспитывать, хоть они и взрослые. Так-то он и маму и отца любит. Но он же не виноват, что они все так запутали. Они его делят, а ему что теперь прикажете делать? Выбирать между ними, с кем ему хорошо, а с кем похуже?